Фокусирование. Новый психотерапевтический метод работы с переживаниями - Юджин Джендлин

Чтобы клиент мог погрузиться в свои ощущения, ему необходимо одновременно быть и близким к ним, и в то же время отстраненным, сохраняя способность снова и снова возвращаться в это ощущение. Именно так и поступает клиентка.

Давайте посмотрим еще раз пункты К16 и К17. То, что клиентка делает в этот момент, полностью соответствует цели психотерапевтической процедуры, которую мы уже обсуждали.

К16: Очень странно. Одно чувство как бы лежит в основе другого, и именно об этом я пытаюсь сказать.

К17: Интересно, что страх находится в основе этого чувства. Сейчас мне нравится сидеть здесь, отстраненно испытывая апатию... пока снова не возникнет это чувство, и тогда я снова погружусь в приятную апатию. (Смеется.)

Кое-кто может возражать против моего теоретического обоснования способов описания происходящего. Да, это может быть сказано по-иному, множеством различных способов. Однако независимо от того, как мы будем описывать происходящее, в действительности важно лишь то, что делает клиентка.

Именно эту стенограмму я привел сначала, поскольку клиентка описывала происходящее своими собственными словами. Она пытается объяснить (К16 и К17), на что похоже ее состояние, когда она где-то совсем рядом со своим чувствуемым ощущением. Она действительно испытывает его прямо сейчас и чувствует, что оно следует сразу за чувством страха (“лежит в основе”); она может освободиться от данного ощущения, а затем снова в него погрузиться.

Погружаясь в себя, клиентка прикасается к своему ощущению на грани того, что может осознавать. Именно к этому стремился психотерапевт. Его реакции помогли клиентке осуществить это без всякого давления. Психотерапевт каждый раз предлагает клиентке проверить то, что он сформулировал по-новому. Такая внутренняя проверка приводит к тому, что клиентка соприкасается со своим чувствуемым ощущением. Поскольку психотерапевт чувствует, что именно клиентка хочет сказать, он легко реагирует на это “нечто” — скрытое, но несомненно значимое. То же самое происходит, когда клиентка пытается почувствовать, какое слово в большей мере можно считать ключевым (“испуг” или “отступление”). Чтобы решить это, ей необходимо испытать то ощущение, которое возникает у нее как единое целое, и увидеть, как соотносятся с ним данные слова. Психотерапевт также предлагает ей обратиться к смутным ощущениям, прикоснуться к ним, немного подождать и посмотреть, что произойдет, если эти ощущения проявятся. Таким образом, все реакции психотерапевта направлены на тот происходящий в молчании процесс, который клиентка затем пытается выразить словами (К16 и К17).

Позвольте мне высказать еще одно соображение общего характера. Цель психотерапевта состоит не в том, чтобы клиентка просто испытала какие-либо ощущения, в частности не знакомые ей. Нет, цель в том, чтобы предложить клиентке обратить внимание на ощущения, являющиеся более общими, значительными и в то же время более неопределенными, чем обычные ощущения, — нечто, находящееся на грани сознательного и бессознательного.

Здесь мы можем увидеть различие между обычными и чувствуемыми ощущениями. У клиентки есть знакомое ей чувство, которое она называет “апатией”. Она уходит, отступает в апатию, скрываясь от смутных и неясных ощущений, называет апатию “приятной” и смеется при этом. Понимая, что так ей удобнее, вскоре она испытывает “чувство, лежащее в основе приятной апатии”, называя его словом “страх”.

Однако это не просто страх. Мы привыкли (что является заблуждением) делить человеческие переживания на дискретные сущности, как будто они состоят из отдельных компонентов. Начиная думать об этом подобным образом, мы все воспринимаем как известное и статичное. Так и чувство апатии клиентки воспринимается как нечто полностью известное — просто избегание страха. Страх воспринимается как некая законченная сущность — нечто, что может быть познано отдельно от понимания, то, что именно вызывает страх. Страх оказывается просто беспричинным страхом, из него нет никакого выхода. Чувство страха воспринимается как нечто вполне отчетливое и знакомое, но сам “объект” страха остается неизвестным. Так мы попадаем в тупик.

Но в действительности здесь нет двух отдельных дискретных сущностей — самого страха и того, что его вызывает. И правильнее будет сказать, что “страх” — это название некой целостности, к которой клиентка время от времени прикасается. Характерным качеством страха является присущая ему сложность.

В следующей главе я буду обсуждать различие между эмоциями как таковыми и более обширной структурой чувствуемых ощущений, частью которых являются эмоции. И если бы проявившееся чувство являлось просто страхом, клиентка не чувствовала бы чего-то иного, скрыто присутствующего в этом страхе (неясного, загадочного, но более широкого и целостного; оно как бы окружает чувство страха и сопровождает его.

Однако многим людям не сразу удается почувствовать свои эмоции подобным образом. Для них страх не содержит в себе ничего, кроме самого страха, и они рассуждают лишь о его возможной причине. В таком случае требуется гораздо больше времени и инструкций, чтобы направить клиента к открытию более широкого по своему значению, но в то же время неотчетливого телесного ощущения, сопровождающего эмоцию.

Конечно, всем психотерапевтам хотелось бы, чтобы их клиенты почувствовали нечто глобальное и целостное, сопутствующее обычному чувству страха. Но большинству психотерапевтов известен лишь один способ — предложить клиенту “рассказать об этом больше”, хотя было бы лучше, если бы психотерапевт знал, откуда можно взять это “больше”.

Поэтому наша цель — научиться действовать точнее и конкретнее, вызывая внутри у клиента неотчетливые целостные ощущения. Позднее я приведу более подробные инструкции, которые могут быть использованы в том случае, если фокусирование не возникнет так легко и просто, как в приведенном нами фрагменте стенограммы.

Будьте дружественны по отношению к чувствуемым ощущениям и так же дружественно воспринимайте все, что будет при этом возникать

И для психотерапевта, и для клиента важно сохранять дружественное отношение к возникающим ощущениям.

Однако для некоторых людей довольно трудно быть дружественным к тому, что вызывает у них беспокойство. Они могут возразить: “Как я могу быть дружественным по отношению к чувству страха, столь неприятному для меня? Я ненавижу его!” Но “быть дружественным” не означает, что нужно отрицать чувство гнева и раздражения. И цель не в том, чтобы попытаться почувствовать “приемлемость” того, что на самом деле является неприемлемым. Скорее, “быть дружественным” по отношению к чувствуемым ощущениям означает, что человек находит в себе отдельное место для гнева, отдельное — для раздражения, понимая их и позволяя им свободно развиваться, но при этом создавая безопасное пространство для чувствуемых ощущений. Нет необходимости отрицать свой гнев, но нельзя и позволять ему угнетать чувствуемые ощущения: это приведет к тому, что они окажутся скрытыми и подавленными. Иногда нам может не нравиться то, что “говорят” испытываемые ощущения, но нам хотелось бы быть дружественными по отношению к “говорящему”, или мы больше ничего от него не услышим. Так, вместо того чтобы критиковать “нечто”, необходимо научить клиента быть более дружественным к нему и радоваться его появлению.

В нашем примере (П18 и П20) психотерапевт пытается обеспечить как раз такое отношение, поскольку клиентка ранее проявила раздражение из-за своей склонности все время отступать и уходить от ситуации. Психотерапевт надеется, что она сможет изменить прежнее поведение и быть дружественной к ощущениям, связанным со словом “испуг”.

По мере обретения опыта прохождения через процесс пошаговых изменений такое внутреннее дружественное отношение становится более доступным для клиента. Постепенно человек начинает понимать, что даже негативные проявления содержат в себе положительную жизненную энергию, которая просто искажена или заблокирована. Поняв это, клиент уже ожидает изменений на дальнейших этапах психотерапевтического процесса. Постепенно индивид становится готовым к тому, чтобы испытать дружественное отношение к своим ощущениям еще до того, как те проявятся.

Психотерапевт проявляет свое понимание того, как изменилась эта сторона личности клиентки (П20): ранее казалось, что это отступление, уход от жизни, а теперь она представляется ей любящей и устремленной вперед. Однако он не уверен, что клиентка готова приветствовать такое изменение. Иногда клиент нуждается в помощи, особенно когда могут проявиться чувства, связанные с любовью, освобождением и движением вперед. Часто ошибка психотерапевта состоит в том, что он интересуется лишь негативными явлениями, создающими проблему, хотя важнее то, что ведет к проявлению новой, позитивной жизненной энергии. Сама психотерапия — это движение человека вперед, и нам приходится работать с негативными явлениями лишь постольку, поскольку они блокируют эту устремленность.