Холокост и православная церковь - Шкаровский Михаил Витальевич

В захваченных Германией странах Западной Европы выражение солидарности с евреями и оказание им помощи считалось проявлением патриотизма и сопротивления нацистам. Католические иерархи этих стран однозначно осудили нацистский антисемитизм. Так, в Нидерландах, где Католическая Церковь еще в 1934 г. запретила верующим присоединяться к местным нацистам, архиереи в начале 1942 г. публично выступили против депортации евреев, а в мае того же года запретили католикам-полицейским принимать участие в антисемитских облавах. В Северной Италии несколько тысяч евреев при содействии католического духовенства, прежде всего епископа Генуэзского, были укрыты местным населением. В Бельгии духовенство также приняло активное участие в спасении евреев, особенно детей. Большую помощь гонимым евреям оказало католическое духовенство Франции, среди спасенных в этой стране оказался и будущий Парижский кардинал Жан-Мари Люстиже140.

Примеры же репрессий священнослужителей в самой Германии очень многочисленны. Так, в 1944 г. были арестованы священники Ламперт, Шейнбахер и Даниель в г. Штеттине, настоятель бенедиктинского монастыря Неттен в Баварии аббат К. Гофмейстер, католический священник в Берлине И. Мецгер, которого «за измену родине» предали суду и казнили, и др. Всего за годы войны было рассмотрено около 9 тысяч дел по обвинениям католиков в антигосударственной деятельности и после вынесения приговоров казнено и замучено около 4 тысяч человек. Причем в это число не входило еще несколько тысяч членов ордена иезуитов, а также представители других христианских конфессий. Только в концлагерь Дахау было заключено 2720 священников, из них 22 православных141.

Тема — христианские конфессии и тоталитаризм — имеет несколько измерений. Во всех европейских странах, где утвердились авторитарные режимы, в том числе в Германии, христианские ценности рассматривались в качестве важнейшего составного элемента национальной идеологии и культуры. Однако Церкви и их паства не сумели воспрепятствовать установлению указанных режимов, и причины этого до конца не исследованы. В настоящее время в Германии положение Церкви в период национал-социализма зачастую описывается как борьба за выживание. Обозначенное таким абстрактным и обобщенным образом положение религиозных организаций нередко приводит к умолчанию о многих формах сотрудничества на разных уровнях. Ведь часть членов национал-социалистической партии продолжала оставаться хотя и плохими, но христианами. С другой стороны, несомненно, что, несмотря на крайне сложное положение, в котором оказались в странах с тоталитарными режимами христианские Церкви, они стали одними из немногих островков нравственности, опорой внутреннего сопротивления тоталитарной идеологии и этики.

Несмотря на всю яростную враждебность к христианству нацистских руководителей, «промежуточная стадия» в их антицерковной политике продолжалась до конца войны. В обстановке затянувшихся военных действий и последовавших затем неудач они не решились перейти к следующим этапам своих планов. Сами поражения на фронте воспринимались вождями Третьего рейха в мистическом, псевдорелигиозном свете. В начале 1943 г., после разгрома под Сталинградом, Геббельс писал: «Поймите! Сама идея, само понимание Вселенной терпит поражение. Духовные силы будут побеждены, и близится час страшного суда»142. Ни целостного религиозного учения, ни единого набора ритуалов нацисты создать не успели. Вероятно, новая религия Гитлера была бы эклектичной смесью германского язычества, различных оккультных учений, каких-то внешних элементов христианства и даже буддизма. Но в мае 1945 г. «тысячелетний рейх» рухнул, похоронив под своими обломками и нацистский мистицизм. При этом он сотворил оставивший неизгладимый след в истории человества кошмар Холокоста.

Таким образом, в нацистской Германии сложилась по-своему уникальная ситуация, когда руководство европейского государства поставило цель создать новую, основанную на расовой теории религию, которая была бы принципиально враждебна иудаизму и христианству. Активно влияли и все существовавшие к тому времени разновидности антисемитизма. Результатом этого ужасного «симбиоза» и стал Холокост. Не случайно еврейский философ Е.Л. Факенгейм в одной из своих работ писал: «Эти двенадцать лет Третьего Рейха представляют собой уникальный в истории Церкви каирос (то есть благоприятный момент, исторический шанс) дьявола», назвав далее нацистское общество «царством Антихриста, сердцевиной которого был мир Голокауста… мир зла, антимир, прежде невообразимый и немыслимый»143.

РУССКИЙ ЗАПАДНО-ЕВРОПЕЙСКИЙ ЭКЗАРХАТ

К началу Второй мировой войны Русская Православная Церковь не была единой и распадалась на несколько юрисдикций, позиции которых в вопросе отношения к нацистской антиеврейской политике не во всем совпадали. Раньше всего, еще до нападения Германии на СССР 22 июня 1941 г., свое отношение к преследованиям евреев высказали многие русские священники-эмигранты в различных странах Европы. Они принадлежали к двум юрисдикциям — Западно-Европейского экзархата во главе с митрополитом Евлогием (Георгиевским)144в Париже и Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ) в Белграде.

В Западно-Европейский экзархат Владыки Евлогия, в 1931 г. перешедшего со своей паствой из Московского в Константинопольский Патриархат, входило и несколько русских приходов, расположенных на территории Германии. Уже вскоре после утверждения в 1933 г. национал-социалистов у власти эти общины стали подвергаться разнообразным преследованиям и ограничениям. При этом в качестве предлога использовался миф о том, что деятельность евлогианских приходов в Германии — важное звено широкомасштабного заговора против Третьего рейха с участием русских эмигрантов, направляемого и финансируемого международными еврейскомасонскими структурами и французской разведкой. Гестапо обвиняло митрополита Евлогия в принадлежности к масонству еще с 1913 г.145

Нацисты справедливо подозревали евлогиан в отсутствии симпатий к их режиму, его антилиберальной идеологии и агрессивным устремлениям в области внешней политики. Негативно относилась паства митрополита Евлогия и к расовой теории, прежде всего к культивируемой ненависти к евреям. Несколько православных евреев имелось среди преподавателей и студентов знаменитого Свято-Сергиевского богословского института в Париже под патронажем Владыки Евлогия, о чем нацистам было хорошо известно (так, например, 22 июня 1941 г. они арестовали и отправили в лагерь известного философа и богослова, профессора Льва Александровича Зандера). Правда, о какой-либо широкой оппозиционности евлогианской общины в самой Германии говорить нельзя. Ее духовенство отличал подчеркнутый аполитизм и глубокая сосредоточенность на религиозной жизни. Исключение составлял только вопрос об отношении к евреям146.

Управлявший евлогианскими приходами в Германии архимандрит Иоанн (Шаховской)147 никогда не скрывал своего крайне негативного отношения к антисемитизму нацистской идеологии и политики. Аналогичная характеристика правомерна и в отношении его прихожан. Уже на второй год пребывания нацистов у власти архимандрит Иоанн дал на него пастырский ответ, опубликовав в 1934 г. в Берлине брошюру «Иудейство и Церковь», где рассказал о несовместимости националистической религии и расизма с христианской верой148.

В послевоенных воспоминаниях в то время уже архиепископ Сан-Францисский Иоанн о своей позиции в связи с преследованиями евреев, к сожалению, писал немного и скромно: «Сколько людей оказывало по деревням и городам бескорыстную помощь несчастным людям… Как сейчас вижу одну глухую, средних лет, еврейку с аппаратом на ухе, странствующую из дома в дом. Ей давали приют христиане. Это было одно из ужасных апокалиптических видений тех лет — люди с желтой звездой Давида, обреченные на заклание. Вспоминаю совершенный мною тайный постриг над одной еврейкой-христианкой, моей духовной дочерью, рабой Божьей Елизаветой, получившей вызов из гестапо. В значении этого вызова мы не сомневались. Благословляя ее на мученичество, я дал ей новое имя, Михаилы, в честь архангела Михаила, вождя еврейского народа… Конечно, как и всем, пришлось мне в те дни в гестапо подтверждать документами свое “арийское происхождение” и говорить о своих убеждениях и о вере Церкви… Однажды следователь, допрашивавший меня, зная, что я принимаю в лоно Церкви всякого человека, без различия расы, спросил меня: “Ну а если бы Литвинов149 захотел креститься (Литвинов в те годы был в Германии персонификацией того, что называлось “иудобольшевизмом”) — вы бы его тоже крестили?” — “Конечно, — ответил я, — если бы Литвинов покаялся и захотел жить во Христе, Церковь приняла бы его наравне со всеми”»150.