Зять для мамы - Ирина Словцова

Еще месяц назад она готова была любым способом избавиться от зятя. Сегодня, зная, что ему пришлось пережить, не могла этого сделать. Теперь она понимала, почему он производил впечатление инопланетянина: вроде бы человек находится рядом, но общается с тобой как сквозь толщу воды – изображение смутное и звук глухой. Ведь у него был стресс, стресс от той реальности, которая обрушилась на мальчишку в одночасье. Он уезжал во Францию из благополучной и далеко не бедной семьи, где папа – полузнаменитость, и мама – знаменитость, и за ними – как за каменной стеной, и впереди маячило тоже какое-то необычное красивое будущее, нарисованное мамой-журналисткой… И однокурсники завидуют, и пьянящий воздух Парижа, и… Как все было во Франции, она представить не могла, так как там не была. Зато могла совершенно ясно нарисовать себе картинку, как двадцатилетний юноша, прилетевший из Парижа, предвкушающий встречу с родными и друзь–ями, поворачивает ключ в замке своей квартиры, а там… его встречают не мама с папой, а какая-то тетка седьмого колена двоюродности и ее сын. Они же сообщают ошарашенному родственнику, теперь уже бывшему счастливчику, что его мама в Швеции, а папа в новой женитьбе, а «тебе вот стопочка повесточек в военкомат» – призыв в разгаре. «Каменная стена», казавшаяся такой крепкой и надежной, оказалась вдруг примерно такой, как в сказке про трех поросят: рассыпалась от первого дуновения непростых человеческих отношений. И оказывается, папа с мамой его не ждут, чтобы послушать рассказы про веселый город Париж… Оказывается, им вообще на него наплевать! Вот это шок! А на бывшего парижанина накатывает следующий вал, не давая передохнуть: нужно что-то решать с военкоматом, нужно где-то добывать деньги, чтобы есть и пить, и нужно отдышаться, пока собирается очередная штормовая волна, и понять, что же произошло. Чем же он провинился перед родителями, что его, как старый тапок или описавшегося щенка, они просто вышвырнули из своей жизни?

Но тогда получается, что ее Алена и бывшие однокурсники Ипполита, с их кажущейся жесткостью и цинизмом, куда мудрее и сострадательнее, чем она, Марина, и ее сверстники? «Просто мы живем в разных измерениях, мы росли в тепличных условиях гарантированного образования, отдыха и лечения. А они чуть ли не с пеленок видят, как мы барахтаемся, каждый сам по себе… Они, наши дети, адаптировались в этой жизни, потому что родились в ней, им легче, они другого не знали, а мы все еще живем воспоминаниями…»

«Так, все, закончила, – сказала Марина сама себе, – бред этот проблему решить не поможет. Будем учиться у собственных детей поступать „согласно логике“. Если совесть тебе не позволяет выкинуть его на улицу, помоги ему почувствовать почву под ногами, помоги поверить в себя, и… тогда он сам уйдет, как только сможет».

Глава 11. Маленькое открытие

Марина возвращалась домой после переговоров с заказчиком. Рассчитывала провести встречу часа за два, а этот зануда отнял целых четыре. Хуже нет иметь дело с человеком, который боится довериться профессионалу, а потому все время дает какие-то отвлеченные советы, вместо того чтобы конкретно сформулировать собственное понимание и ощущение комфортного жилья. Ведь, как ни крути, восприятие идет на уровне чувств, эмоций: нравится – не нравится. Комфортно – некомфорт–но. А заказчик – мужчина лет тридцати пяти, владелец небольшой, но успешной фирмы – был из бывших «крутых парней». Ему было бы проще свои мысли сформулировать в виде привычных фраз «ну, типа, блин, твою мать, на…» и так далее, а ему приходилось пользоваться непривычным ему русским языком, следить за тем, чтобы не вылетели слова, не предназначенные для слуха Марины. Его речь вызывала у нее внутреннюю улыбку и жалость, но она была ему благодарна за отчаянные усилия, которые он предпринимал, чтобы не оскорбить ее матом. Но все равно каждую его фразу ей приходилось уточнять:

– Правильно ли я вас поняла: вы хотите, чтобы плафоны в гостиной были бежевого цвета?

– Да-да, – радостно кивал косноязычный бизнесмен и в очередной раз предлагал кофе.

Когда она совсем не понимала его междометий и наречий, то открывала книгу с цветными иллюстрациями и показывала:

– Так это должно выглядеть?

– Да-а, – по-детски радовался бизнесмен, – значит, у меня есть вкус!

Когда наконец обсуждение было закончено, этот его черный кофе булькал у нее в желудке, а она отчаянно хотела есть. Бывший бандюган оказался джентльменом: подбросил ее до ближайшей к дому автобусной остановки. Он, правда, порывался доставить ее к крыльцу подъезда, но у Марины было правило: если случалось заказчикам ее подвозить, то всегда только до соседней с домом улицы. Осторожность – во всех смыслах – не помешает.

Она открыла дверь своим ключом, опасаясь побеспокоить молодых, так как их комната была расположена ближе всех к входной двери. Это было удобно: если они приходили поздно или приглашали к себе друзей, то никого не тревожили, ни по чьей территории не ходили, а Марина и тем более бабушка их почти не слышали.

Она потянулась на ощупь к шнуру коридорного светильника, как вдруг услышала красивый перебор гитары, а затем и голос, пропевший: «Терема вы мои, терема…»

Марина замерла в удивлении. Это была песня ее молодости, которую она очень любила, но записать ее на магнитофон так и не смогла. А исполняли ее теперь очень редко. Она все собиралась написать Алексею Федорову, на «Эхо Москвы», чтобы включил как-нибудь в свою передачу, да вот как-то не собралась.

Она слушала эту печальную мелодию, не заметив, как села на скамеечку для обуви, так и не сняв пальто. Когда прозвучал последний аккорд гитары, Аленка сказала:

– Давай, Пол, что-нибудь повеселее. Ты на меня тоску навел!

Марина засуетилась: «Господи, что же я здесь сижу, не дай Бог, кто-нибудь из них выйдет, и они решат, что я подслушиваю». Она бесшумно повесила пальто на крючок в прихожей, решив, что от пребывания здесь, а не на плечиках в течение одной ночи ничего с ним не случится, и прошла на кухню. Нажала кнопку электрического чайника, кинула в микроволновку кусок курицы с рисом. Делала все механически, находясь все еще под впечатлением услышанного. Баритон был не очень сильный, но теплый, богатый оттенками. И, что самое удивительное, человек, который исполнял эту песню, глубоко чувствовал, он не просто пропевал слова, он их проживал. И голос этот, и глубина чувств принадлежали Ипполиту!

Она услышала легкие шаги Аленки, направлявшейся в кухню, и быстренько нажала кнопку телевизионного пульта, продолжая механически жевать курицу.

– Мам, привет! Вау, я и не знала, что ты этим интересуешься! – удивленно воскликнула дочка, глядя на экран. Марина проследила за ее взглядом и обалдела: на фоне какого-то водоема загорелая девица, сладострастно раскрыв губы, снимала с себя подобие трусиков. «Мать честная, сто лет не смотрела телевизор, и на-ка, выбрала!» Но она быстро нашлась: