Тигр, олень, женьшень - Валерий Янковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закончив маскарад, облегченно вздохнул — понюхайте да попляшите в свое удовольствие! Захватил два уже подмерзших сердца и печень, закинул за плечи рюкзак, бинокль, винтовку и отправился в сторону табора…
Волки в самом деле обнаружили спрятанных кабанов и устроили возле них настоящий хоровод. Истоптали вокруг весь снег: сидели, лежали, оставили многочисленные «визитные карточки», но тронуть не посмели. Однако все это мы обнаружили, конечно, лишь на следующее утро.
А между тем я не торопясь шагал с сопки на сопку, и картина этой волшебной ночи осталась перед глазами на всю жизнь.
Ветер совсем стих. Стояла такая тишина, что было слышно, как редкие снежинки с нежным шорохом садятся на сухие листья кустарника. Поднявшаяся огромная луна пробиралась сквозь вершины вековых деревьев, отчего черные силуэты стволов и ветвей плели фантастические рисунки, а пухлый снег бесшумно рассыпался под ногами, загораясь бесчисленными бенгальскими огнями. Такие же огоньки вспыхивали повсюду: на кустах, деревьях, покрытых снежными шапками пнях и валежинах!
Никакие новогодние елки со всеми художественными ухищрениями и достижениями цивилизации не могли бы соперничать с этой карнавальной ночью самой Природы, с этой феерической лесной сказкой…
В этот вечер в нашей палатке было особенно уютно и весело. От известия о первой удаче, от того, что поправился Валентин, но главное, потому, что сейчас уже ничто не напоминало о минувшей ночи на обочине древней тропы.
Доктор Бергман
На дворе вдруг хором зарычали, загавкали собаки. Хозяин фанзы приоткрыл оклеенную бумагой дверь и прислушался. Лунная морозная ночь вползала в теплую комнату седой волной студеного воздуха. При звуке открываемой двери псы смолкли, и чуткое ухо корейца уловило далекое поскрипывание по накатанной санной дороге.
— Кто-то спускается со стороны перевала, — сказал он и прикрыл легкую створку, сберегая тепло.
Собаки залаяли вновь, но вскоре сквозь два слоя зимних бумажных дверей обитатели симподонской фанзы услышали окрик, и свора затихла. А потом послышалось традиционное:
— Чуин кесио? (Хозяин есть?)
Взвизгнула обледеневшими деревянными шарнирами дверь, и в облаке морозного потока через высокий порог кухни шагнула крупная фигура с палкой и большим мешком за плечами. Шапка, брови, усы и завязанный вокруг шеи шарф так заиндевели, что при тусклом свете лучины ночного гостя узнали не сразу. Он скинул рукавицы, не без труда стащил шапку.
— Уона! Серафим! Ты откуда? Что случилось?
Не отвечая, он сел на выступ теплых кухонных нар, стянул с плеч лямки тяжелой ноши, отлепил сосульки с усов, шарфа, вокруг рта и спросил:
— Который час?
— Одиннадцать, а что? Ты откуда в такое время? В чем дело?
— Ха, — он облегченно вздохнул. — Успел! Ничего дурного не случилось, только гость-иностранец наказал обязательно добраться к вам до двенадцати ночи.
— Успел, успел, раздевайся, грейся, садись ужинать, рассказывай по порядку.
Но прежде всего он развязал свою огромную котомку.
— Сначала вот, принимайте, разбирайте, будете праздновать свой Новый год за его здоровье. Удивительный человек! Сам укладывается в дорогу — в Японию, в Токио едет, а не забыл, собрал все это, пригласил меня и говорит: «Вот, постарайся для своих охотников, доставь им гостинцы к встрече „яннёг сори“ — европейского Нового года. Бывал на станции Чхампьен, знаешь, за перевалом поселок из трех фанз Симподон? Найдешь? Ну вот, тогда — на, получай за труды вперед, только постарайся добраться к ним до полуночи»… Все наши корейские названия правильно запомнил.
А путь со станции и впрямь нелегкий. По едва пробитой, переметенной сугробами тропе, через высоченный снежный перевал, где жесткий северо-западный ветер дует в лицо, как из невидимой трубы. Последние часы Уона брел в полной темноте, один сквозь тайгу, лишь с палкой и коробком спичек в кармане. Но крещеный в России Серафимом, корейский богатырь Пак Уона был человеком слова. Раз ему доверили, а он обещал — «хоть в десять ночей», но должен выполнить. Ничто не могло остановить этого скромного, глубоко порядочного человека, обладавшего необыкновенной физической силой. И теперь от сознания доставленной радости он весь светился добрым круглым лицом, не торопясь выставляя из бездонного мешка присланные рождественские подарки. И не только бедные крестьяне затерянной в горах фанзушки, но и мы ахнули от удивления!
Одна за другой, тускло мерцая в полумраке прокопченной кухни, выстроились бутылки бренди, коробка красных с золотом плиток шведского шоколада, булки свежего хлеба и ящик с сотней слегка подмерзших в пути мандаринов…
На Новый год в тайге остались трое охотников: брат Арсений, Валентин Вальков и я. В канун праздника Валентин на охоту не выходил, ему были поручены хозяйственные дела. Отличный кулинар нажарил из филе годовалого кабана груду сочных отбивных, отварил языки, сердце. Сходил в лес за елочкой. Теперь несколько сдвинутых вместе низких столиков были накрыты белой бумагой, а на них расставлены блюда со всеми сортами мясного и хозяйскими национальными салатами. В больших чашках парящий, прямо из котла, рис. Между блюдами красовались доставленные Серафимом бутылки.
В углу стояла трогательная, без единого украшения, елочка.
Без пяти двенадцать все взрослое мужское население сидело на теплом полу за импровизированным банкетным столом. Женщины и дети устроились рядом на кухне. Подобной встречи Нового года никто из участников не знал, вероятно, ни до, ни после…
А главный виновник торжества в это время уже катил экспрессом к южной оконечности страны, пересекал пароходом Корейский пролив и мчался в Токио. Ради того, чтобы доставить другую радость: поздравить по телефону Токио — Стокгольм свою семью. Услышать за многие тысячи километров по проложенному на дне океанов кабелю голоса жены и трех маленьких дочек.
Член Шведского королевского географического общества, путешественник и писатель Стен Бергман совершал уже третью экспедицию на Дальний Восток. В двадцатые годы совсем юными молодоженами они с женой около трех лет провели на Камчатке. На оленях, собаках и пешком исследовали вдоль и поперек огромный полуостров. Потом дети привязали жену к дому, и следующей явилась его двухгодичная экспедиция на Курильские острова.
А теперь — в Корею. Приехав, он арендовал в нашем курортном местечке Новина уютную дачу «Зорьку», создал там базу, с помощником шведом и маленьким веселым японцем Ямамото исколесил почти весь север страны. Собирал коллекции птиц, шкуры и черепа зверей, предметы старины и первобытные орудия труда, национальную одежду корейцев и домашнюю утварь. Много фотографировал, писал.