Одиночка - Вернер Тёльке

— А как ваше мнение насчет несчастного случая на охоте?

— Это был несчастный случай, господин Шоппенхауер, — промолвил Воок.

Комиссар повернулся к столику, за которым сидел Фреезе.

— А вы? Вы ведь тоже были на охоте?

— Я тоже полагаю, что произошел несчастный случай, — ответил адвокат, осматриваясь вокруг. — Я уже намекал вам об этом, Шоппенхауер. Учитывая наше состояние в то утро… и потом… не забывайте о тумане.

Воок чуть было не прыснул от смеха. Этот адвокат просто золото! Комиссар с видом глубокого разочарования откинулся на стуле. Затем, выдержав небольшую паузу, усталым голосом произнес:

— Если это так, то все мои умозаключения кошке под хвост.

Присутствовавшие несколько оживились. Первым поднялся Драхвитц.

— Ладно. Тогда мы, пожалуй, пойдем.

— Обед за мой счет, — сказал Воок, увидев в руках Драхвитца бумажник.

— А кто, собственно стрелял? — спросил комиссар.

— Как кто стрелял? — Драхвитц все еще копался в бумажнике. — Мы не знаем.

— Действительно?

Снова наступила тишина, компания, казалось, почувствовала, что комиссар водит всех за нос.

— Пока никто не доложился, — сообщил Драхвитц. — Такое повеление можно по-человечески понять.

Шоппенхауер кивнул, затем его холодный взгляд уперся в торговца антиквариатом.

— Ваша вылазка на охоту была импровизированной, не правда ли?

— Пожалуй, да, — без колебаний ответил Воок. — Идея родилась под настроение.

— Откуда оружие?

— Из моей коллекции.

— Все?

— Большая часть. Несколько ружей я взял перед охотой у своих друзей.

— Вы проверяли их?

— Да.

— А в то утро? Вы сами выдавали ружья?

— Да.

— А патроны? Их тоже выдавали вы?

Воок неожиданно замолчал.

— Ну? — дружески произнес Шоппепхауер. — Кто выдавал патроны?

— Я.

— На что охотились?

— На мелкую дичь, уток.

— Пулями?

Разговор снова застопорился. Ища поддержки, Воок взглянул на Драхвитца, но тот промолчал.

— Ну?

— При чем тут пули? Ведь на уток охотятся картечью! — выпалил Воок.

— Я тоже так считал. Но Вебер был убит пулей!

Воок недоуменно посмотрел на комиссара.

— Но я… выдавал только картечь. Клянусь!

— Что все это значит? — спросил Драхвитц Шоппенхауера.

— Вы спрашиваете меня, господин советник? — Рука Шоппенхауера, словно рапира, ткнулась в сторону Воока. — Ружья-то были выданы этим господином и патроны — картечь, как он утверждает, — тоже. Тот факт, что в картечь была подсунута пуля, доказывает запланированное убийство!

— Может быть, вы случайно выдали пулю, господин Воок? — пришел на помощь антиквару Драхвитц.

— Я могу отличить патрон с пулей от патрона с картечью. И вообще, что значит «случайно»?

— Значит, пулю вы подсунули сознательно? — неожиданно вклинился в разговор Шлихтинг.

— Может быть, вам? — оживился Шоппенхауер.

— Вы что, с ума сошли? Я вообще не сделал ни одного выстрела! — Шлихтинг не мог оторвать взгляда от Воока и нервно добавил: — Ну, скажите же что-нибудь, Воок! Ведь это была ваша идея с несчастным случаем!

— Господин Шлихтинг. — Драхвитц предпринял слабую попытку притормозить дантиста. Но сдержать того было уже невозможно.

— Я не желаю быть втянутым в какое бы то ни было дело об убийстве! — провизжал Шлихтинг. — Это Воок хотел представить все как несчастный случай, поскольку он печется о своем мандате на выборах! Воок, давайте не будем ничего скрывать от комиссара!

Антиквар высокомерно посмотрел на Шлихтинга.

— Может быть, я убил Вебера? Может быть, я Флюгер?

В это мгновение Ландгут отодвинул стул и поднялся.

— Мне этот разговор не понравился с самого начала, — произнес он с нескрываемым презрением в голосе. — Если вы хотите ссориться, как школьники, то делайте это без меня! — Он повернулся и невозмутимо направился к выходу.

Комиссар дал ему возможность дойти до портьеры, затем спросил:

— А что, собственно, делали в тот вечер на втором этаже вы, господин Ландгут?

Ландгут обернулся. Лицо его было непроницаемо.

— Какой вечер вы имеете в виду?

— Тот вечер, когда убили Геердтса. Вы, видимо, помните его. Это было в двадцать часов пятнадцать минут. В двадцать часов тридцать минут в отель прибыл Вебер, а минут через десять был обнаружен труп. Но примерно за полчаса до этого вас видели в коридоре гостиницы.

— Кто?

— Вы же знаете это лучше меня. Горничная Анке! Которую потом неожиданно отправили в Бад Примонт.

Ландгут возвратился к столу и бесстрастным тоном пояснил:

— Я был в комнате номер пять. В то время там проживала… одна дама. Я пытался переубедить ее, что мой сын несколько молод для нее.

— Все совпадает, я справлялся, — сказал комиссар. — Только той дамы, как вы уверяете, в то время в отеле не было. Если вы действительно договаривались с ней о встрече, то она, должно быть, обманула вас.

— Поэтому я сразу же спустился вниз.

— Правильно. Вы отсутствовали за столом не особенно долго, — неожиданно вступил в разговор Шлихтинг. — И разве не вы говорили нам, что хотите только позвонить?

— Да, говорил.

— Почему же вы солгали?

— Во-первых, я не обязан отчитываться перед вами, не так ли? — возразил Ландгут. — А во-вторых, меня не воодушевляли поступки моего сына.

— Значит, в тот вечер вы поднялись на второй этаж, чтобы поговорить с дамой? — повторил свой вопрос Шоппенхауер.

— Да.

— И когда на ваш повторный стук в комнате номер пять никто не отозвался, вы спустились вниз?

— Я уже говорил.

— Откуда вам известно, что Ландгут должен был встретиться в отеле с женщиной? — раздраженно спросил Драхвитц.

Расплывшись в улыбке, Шоппенхауер повернулся к нему.

— Мне сообщили, что примерно в то время, когда было совершено преступление, Ландгут находился на втором этаже. «Случайность или нет?» — спросил я себя. Если это не случайность, то подозрения в отношении Ландгута усилятся. Но я должен был исключить случайность, если хотел вывести его на чистую воду. Я просмотрел списки постояльцев и, наткнувшись на молодую даму из Гамбурга, навестил ее и опросил. В целом она подтвердила сказанное Ландгутом, но показала, что в тот вечер ее в отеле не было.

— Чего же вы еще хотите? — нетерпеливо спросил Ландгут.

— Давайте предположим, что дама вообще не выходила из номера или что именно она убила Геердтса…

— Женщина? Да это же смешно! — перебил его Ландгут.

— Женщина-убийца — не такая уж редкость, — упорствовал Шоппенхауер. — Вашим утверждением, что ее в отеле не было и вы не смогли переговорить с ней, вы создаете ей неплохое алиби.

— Какая же у нее могла быть причина для убийства? — поинтересовался Ландгут.

— Может быть, она действовала по чьему-то заданию. Такое случается. Возможно, у нее был сообщник.

— Сообщник? — нерешительно спросил чиновник. — Кто же?

— Вы, например. — Шоппенхауер мило улыбнулся.

Ландгут нервно стукнул рукой по столу.

— Я уже дал понять, как мне неприятен случай с моим сыном!

— Видите, как легко можно попасть под подозрение? — промолвил Шлихтинг.

— Кончайте с вашими поддевками. Шлихтинг! — Воок злобно глянул на улыбающегося дантиста. — Вы тоже не исключение. Не вы ли пришли в тот вечер с опозданием на десять минут?

— И он прошел через двор, — вставил комиссар прежде, чем Шлихтинг успел что-либо сказать. — Это правда, что время преступления установлено между четвертью и половиной девятого? — спросил он Драхвитца.

— Да.

— Значит. Шлихтинг мог уже задолго до этого появиться во дворе.

— Ерунда, — пришел в себя дантист. — Я покинул клинику ровно в двадцать часов!

— И сколько вам потребовалось времени на дорогу до отеля?

— Минут десять, я шел пешком.

— Разумеется, у вас есть свидетель.

— Конечно.

— Кто это?

— Медсестра.

— Ну, это можно было бы проверить, — произнес Шоппенхауер, обращаясь к Драхвитцу.

Шлихтинг вдруг взорвался:

— Почему нас подозревают таким бессовестным образом, да еще оскорбляют? — Он остановился, но, поскольку никто не прореагировал, продолжил: — Ладно, давайте последуем вашей идиотской идее, господин комиссар Шоппенхауер! А вы не подумали о том, что в тот вечер я мог воспользоваться главным входом?

— Вы же всегда проходили через двор, так было и в тот вечер! — Комиссар широко улыбнулся. — Поймите меня правильно, я не утверждаю, что все было именно так, и основываюсь, как и доктор Ландгут, лишь на предположении. — Комиссар посмотрел на антиквара и добавил: — Если мне верно доложили, то вы, господин Воок, единственный, кто в тот вечер все время оставался за столом.

Антиквар молча кивнул.