Рысюхин, что там у вас налито? (СИ) - Котус

— Оставим на чёрный день. Мне нужно как можно быстрее узнать всё точно, чтобы планировать расходы и работы на лето и осень. Что с третьим?

— Третий — самый слабый, универсал, потенциал три с половиной, полностью развитый. Сорок пять лет, геолог.

— Геолог⁈ Так они сейчас все в экспедициях, ждать нужно опять же до октября-ноября!

— Не совсем. Он умудрился сломать ногу, причём перелом получился сложный, его эвакуировали в больницу, оттуда переслали в Минск. Операция прошла успешно, маги всё заживили — но требуется реабилитация, так что он ещё дней десять пробудет в городе. Много ходить ему нельзя, но если возьмёте на себя доставку…

— Вот это вообще не вопрос! Доставим с шиком! Есть глубоко модернизированный электрический грузовик с кабиной повышенного комфорта. Довезём, накормим, доставим на расстояние пятнадцать метров от точки, напоим, если нужно — спать уложим! И домой вернём со всем почтением и полной осторожностью!

— Что ж, хорошо. Тогда примите его мобилетный контакт, дальше напрямую. Зовут его Лопухин Кирилл Анатольевич. Адъюнкт кафедры геммологии местного университета.

— Получил. Что я должен за посредничество?

— Ничего. Услуги посредника оплачивает продавец — товара ли, услуги ли — со своей выручки.

— Логично. Хотя, с другой стороны, он просто добавит гонорар посредника к своему и лишь поработает посредником.

— Есть ещё один момент, который стоит знать. Он также сотрудничает с корпусом в качестве внештатника, но имеет намного больше клятв о молчании, так что лучше этой части его жизни не касаться, и если он уходит от ответа на какой-либо вопрос — настаивать не стоит. Так-то он поговорить любит, но не обо всём может.

— Приму к сведению, отнесусь с пониманием. Главное, чтобы он о результатах проверки не молчал.

— За это не беспокойтесь. Что касается контракта он отработает полностью. Может быть — чересчур скрупулёзно, но что без халтуры, точно. Можете телефонировать уже сегодня, он из-за травмы потерял часть сезона, и несмотря на страховку и прочие преференции — в деньгах потеряет, так что в подработке заинтересован сильно.

Сведя к минимуму необходимую светскую беседу, мы с Евгением Мироновичем быстро расстались. Прямо из внутреннего дворика отделения позвонил геологу-универсалу, договорился на завтра на утро, встретить его с минского поезда. Два дня отдохнуть Пробелякову не получится — я вовремя вспомнил, что завтра лесопилка должна вроде как быть подцеплена к поезду и послезавтра надо уже на всякий случай дежурить в Осиповичах. Там, разумеется, есть Влад, но договаривался-то Олег Фомич, да и мне не помешало бы быть на месте для подписания договоров — Пробеляков заключил только предварительный.

— Начинаются каникулы, говорили они. Беззаботное время, говорили они. Желаем хорошо отдохнуть, говорили они. Вот только доведётся передохнУть или передОхнуть — они не сказали…

Так я бормотал себе под нос в стиле невидимого деда под его комментарии, двигаясь к банку. Вот ещё, кстати говоря, задачка. Ещё в мае, так и не увидев никаких поступлений от исполнения песен на стороне я, при помощи деда поборов стеснительность, позвонил профессору. Тот удивился, тоже куда-то позвонил… В итоге выяснилось, что деньги перечисляются почему-то через консерваторию, которая переводит их на отдельный счёт, причём даже не в том банке, с которым работал мой род. Причём эти деятели ещё пытались обижаться, что их, видите ли, посмели заподозрить в нечистоплотности. А на логичный и законный, на мой и дедов взгляд, вопрос — каким местом мы должны были догадаться о подобной транзакции, если мне никто даже уведомления выслать не удосужился, ни об открытии счёта на моё имя (что как бы вообще противозаконно), ни о движении средств — было фыркнуто и отвечено в духе того, что «всегда так делается, все это знают» и вообще «понимать нужно».

Банк был государственным, что, по словам консерваторских, и обусловило выбор. Не «Государственным Банком», разумеется, и не «Имперским», а просто принадлежал министерству финансов. Сперва общение у нас не особо задалось. Для начала приказчик потребовал у меня номер счёта и пароль к нему, заявив, что по фамилии искать «не положено», но дед сразу сказал, что ему просто лень оторвать задницу от стула и идти к другой картотеке. Я пытался решить всё миром:

— Счёт открывали без моего участия, для перечисления дивидендов. И не удосужились сообщить не то, что номер счёта, а даже о факте его открытия.

— Молодой человек, не говорите глупостей! Все данные немедленно отсылаются владельцу счёта или его доверенному лицу! Это делается именно для того, чтобы никакие однофамильцы не могли прийти с паспортом и чего-то требовать. Или к папенькиным денежкам добраться.

Он ехидно ухмыльнулся. Так, а вот это уже откровенное хамство. Тем более, что не увидеть перстень главы рода он не мог. Я полез в карман за мобилетом.

— Уберите немедленно! В помещениях банка не положено использовать техномагические артефакты, в том числе — для связи!

— Не нервничайте так. Я в полицию звоню — они приедут, и всё, что нужно положат куда следует. Что-то положат, может, даже покладут, кого-то — посадят…

Клерк, наверное, нажал какую-то скрытую кнопку, поскольку из недр банка в комнату вошёл другой служащий, постарше видом и попышнее мундиром. Но он не успел ничего сказать, потому что одновременно с открытием двери из поставленного на громкую связь мобилета раздался мужской голос:

— Городское управление полиции Минска, вахмистр[1] Синцов, слушаю вас.

Мелькнула не совсем уместная мысль, что при таких фамилиях трудно сразу понять — это фамилия дворянская, от рыбы синца, или фамилия простолюдина. При личной встрече вопрос решается наличием или отсутствием перстня, а вот по телефону…

— Минской губернии шляхтич Рысюхин. Хочу сделать заявление о банковском мошенничестве и вызвать полицию на адрес.

— Какого рода мошенничество и где вы находитесь?

— Предоставление данных для доступа к личному счёту третьему лицу без ведома владельца, препятствование владельцу в доступе к счёту для его ревизии. Нахожусь в отделении банка по адресу улица Подгорная, 12.

— Минут пятнадцать-двадцать подождать придётся, ваше благородие.

— Хорошо, дождусь.

Судя по титулованию — всё же не из дворян.

— Я бы попросил… — начал говорить вошедший второй клерк.

Я невежливо его перебил, по наущению деда «не отдавать инициативу, а то вдвоём заклюют»:

— Я первым попросил — вежливо причём — у вашего сотрудника, возомнившего себя бессмертным, доступ к моему счёту в вашем банке. Получив в ответ только хамство и невнятные обвинения от этого самоубийцы.

— Вы угрожаете сотруднику банка⁈

— Ни в коем случае — просто констатирую факт. Что открыто хамить вооружённому дворянину, бросая обвинения, которые однозначно требуют удовлетворения, может или самоубийца, или клинический идиот, не отдающий отчёта в своих действиях.

— Я не…

— Брошенное в лицо главе рода, — я продемонстрировал перстень, — обвинение в попытке «добраться к папенькиным денежкам» можно трактовать как-то иначе⁈ И вообще — давайте помолчим до приезда полиции, не хочу одно и то же говорить дважды.

Так и просидели в напряжённом молчании, пока не раздался уверенный стук в дверь со стороны общего зала.

[1] В царской полиции сотрудники, служившие в армии и имеющие воинский чин, сохраняли его. То есть, именовались одновременно по воинскому званию и полицейской должности. Более того, погоны своего полка, а в ряде случаев и мундир. Вообще система званий, чинов, должностей в полиции и знаков различия была чрезвычайно обширной и извне порой трудно понимаемой — об этом отдельную главу написать можно запросто. Данный полицейский пришёл либо из кавалерии, либо из пограничной стражи (варианты из казаков и из корпуса жандармов опускаем за маловероятностью) и, видимо, недавно — потому полицейскую должность, а он должен быть как минимум помощником околоточного надзирателя, в представлении опустил.