Семь чудес (ЛП) - Сэйлор Стивен

Битто улыбнулась и положила руку мне на плечо. Я почувствовал дрожь удовольствия от ее прикосновения. От высоты у меня закружилась голова.  Мы были одни на площадке. Поддавшись импульсу, я поцеловал ее в губы.

Она не отпрянула. Через пару ударов сердца она оторвала свои губы от моих и улыбнулась.

— Думаю, мой дядюшка Антипатр не одобрил бы твое поведение, молодой человек.

— Антипатра здесь нет. Он бы никогда не поднялся по этой лестнице!

Мы оба рассмеялись. Она прошла вперед. Я последовал за ней. Мы медленно обошли площадку вокруг памятника. С каждой из четырех сторон открывался новый, захватывающий дух вид.

— Битто, могу я задать тебе личный вопрос?

— Конечно.

— То, что ты делаешь.., это только ради денег?

Она засмеялась: — Это действительно личный вопрос! Но раз ты так вежливо спрашиваешь, я отвечу. Нет, не только ради денег. Меня всегда интересовала жизнь гетеры. Я никогда даже не мечтала, что у меня будет шанс испытать это на себе.

— Тогда скажи… тебе нравится то, чем ты занимаешься?

Она снова рассмеялась: — Веришь или нет, Гордиан, женщина, даже женщина моих лет, тоже способна испытывать плотские удовольствия.

— Я это знаю, конечно. Но я имел в виду не это…

— Почему Артемизия выпила прах своего умершего мужа? Считаешь, как часть какого-то магического заклинания, потому что она думала, что сможет вернуть его к жизни? Нет. Она сделала это, потому что тосковала по нему физически, так сильно, что смешала его субстанцию со своей, единственно возможным способом. После смерти моего мужа я тоже затосковала, но я не видела причин довольствоваться пеплом, когда мне была доступна теплая живая плоть. Для Артемизии желание было сильнее смерти. Для меня желание сильнее моего возраста. — Она шла впереди меня, глядя на открывшийся вид. — А как же ты, Гордиан? Ты познал многих женщин?

Мое лицо стало горячим. — Я уже не девственник, — сказала я, вспоминая свою последнюю ночь в Эфесе.

Она оглянулась на меня и кивнула. — Но есть переживания, которых у тебя еще не было. Это неплохо, Гордиан. Это означает, что тебе есть чего ждать. Мой дядюшка отвезет тебя взглянуть на так называемые Семь чудес света, но ты обнаружишь, что в мире есть много других чудес, не из камня и бронзы, а из плоти и крови.

«Я думаю, ты одно из таких чудес, Битто!» — хотел выпалить я, но побоялся показаться дураком. — Ты всегда берешь деньги за свои услуги?

— Какой интересный вопрос, Гордиан. Нет, не всегда и не от всех. — Она повернулась и посмотрела прямо мне в глаза. — Но продам ли я свои услуги или отдам их даром, я навсегда останусь свободной женщиной. Важно, чтобы ты меня понял, Гордиан. Мужчины могут заплатить мне, но они не купят меня. Ни один мужчина никогда не завладеет мной. И, пожалуйста, помни об этом, если ты когда-нибудь снова почувствуешь желание поцеловать меня. Ты меня понял?

— Да.

— Я сомневаюсь в этом. Ты молод, Гордиан. Твое сердце пойдет туда, куда оно захочет. Но я хочу быть с тобой откровенной с самого начала, независимо от того, что может произойти между нами.

Мы подошли к западной стороне памятника и долго смотрели, как солнце садится за далекие холмы. Я понял, что единственным, более впечатляющим, чем наблюдение за закатом солнца с Мавзолея, зрелищем в Галикарнасе, это наблюдение того же заката стоя рядом с Битто.

                                                                                                               * * *

Хотя Битто провозгласила его своим любимым храмом, так как она страстно поклонялась богине любви, в тот день у нас не было времени осмотреть храм Афродиты и Гермеса или источник Салмакиды, о котором упоминал Антипатр. Битто сказал, что позже в том же месяце весной должен пройти ежегодный ритуал, и тогда мы сюда приедем.

Несварение желудка у Антипатра продолжалось несколько дней, но постепенно он выздоровел. Наконец-то, он снова почувствовал себя в форме как раз в тот день, когда Битто должна была устроить одну из своих вечеринок.

— Ты передумал, дядюшка? — спросила она, приказывая своим рабам приготовить все что потребуется для ее гостей. — Почтит ли Зотик из Зевгмы нас своим присутствием в качестве почетного гостя?

— Увы, Битто, твоя пища мне не по вкусу, и я боюсь, что твои гости и их разговоры вызовут у меня такое же несварение желудка. Я проведу вечер с Геродотом, если ты не возражаешь.

— А как насчет тебя, Гордиан?

Оба посмотрели на меня, и оба подняли бровь.

— Думаю, я пойду на вечеринку, если можно.

Антипатр поджал губы, но ничего не сказал. Битто выглядела довольной.

                                                                                                               * * *

Первыми гостями, прибывшими в тот вечер, были другие гетеры. Их было пятеро. Каждой вновь прибывшей, Битто представляла меня. Трое были не гречанки, с экзотическим акцентом. Две других были вдовами. Все они были моложе Битто, но среди них не было ни одной легкомысленной девушки; это были светские женщины, уравновешенные и уверенные в себе. Физически каждая занимал определенную нишу; одна была сладострастной блондинкой, другая — стройной рыжей, и так далее. Их платья были заправлены и подпоясаны, чтобы подчеркнуть достоинства, но не слишком откровенно. Одежда Битто была самой смелой; это был первый раз, когда я когда-либо видел прозрачную ткань, называемую шелком Коса. Его зеленый цвет подходил к ее глазам; его полупрозрачное мерцание создавало иллюзию, что она была одета как бы в рябь воды, которая каким-то образом прилипла к ее телу.

Когда гетеры уселись, а рабы-слуги сделали последние приготовления, Битто отвела меня в сторону: — Скоро прибудут мужчины, — сказала она. — Прежде чем они появятся, может быть, ты выберешь себе партнершу на вечер.

— Партнершу?

— У нас так принято.

— А-а, — тихо сказал я.

— Есть ли кто-нибудь, кто тебе нравится больше остальных? Взгляните еще раз.

Я даже не взглянул на остальных, а пристально посмотрел в зеленые глаза Битто.

— Думаю, ты знаешь, кого бы я хотел выбрать, — сказал я.

Она улыбнулась и поцеловала меня так нежно, что я почти не почувствовал прикосновения, словно теплый ветерок коснулся моих губ.

Пятеро мужчин, которых Битто развлекала в тот вечер, были безупречно ухожены и хорошо одеты, одеты в красочные туники в римском стиле и дорогие на вид туфли. Все они говорили хорошо, и была пара, которую даже Антипатр счел бы остроумной. Разговор варьировался от политики (осторожные замечания о надвигающемся конфликте между Римом и царем Митридатом Понтийским), до экономики (влияние такой войны на торговлю),  и до искусства (возрождение «Фатона» Еврипида в недавний фестиваль, который, по общему мнению, был триумфальным).  Еда была превосходной. Вино лилось ровно, но его смешивали с водой, так что никто не опьянел слишком быстро.

После еды настало время развлечений. Одна из девушек заиграла на лире, а другая запела. Оба были опытными исполнителями. Затем, когда другие женщины трясли погремушками и бубнами, Битто стала танцевать.

Глядя на нее, я вспомнил одно из стихотворений Антипатра о знаменитой коринфской куртизанке, которая переехала в Рим, чтобы заняться своим ремеслом:

«Ее томные глаза смотрят нежнее сна.

Руки колышатся, как вода в глубине.

Ее тело, когда она танцует, кажется лишенным костей,

Мягким и податливым, словно сливочный сыр.

Теперь она едет в Италику, где будет дразня советовать римлянам.

Сложить оружие и прекратить свои воинственные действия

«Битто, безусловно, тоже была способна заставить таких римлянин сложить оружие», - подумал я, не в силах оторвать от нее глаз.

Когда танец закончился, Битто присоединилась ко мне на моем обеденном диване. Она покраснела от напряжения; Я чувствовал сияющее тепло ее тела рядом со своим. Это отвлекало меня от происходящего, и лишь постепенно я понял, что разговор перешел на тему соседей Битто.