Падшая женщина - Маша Трауб

– А у вас сигареты не найдется? – спросила Вика, ожидая от себя чего угодно, только не желания закурить на улице. Тем более попросить сигарету у незнакомого человека.

– Кофе хочешь? – спросила женщина громким голосом, протягивая пачку и зажигалку.

– Нет, спасибо. Пить очень хочу. От ветра, наверное, – ответила Вика, удивляясь тому, как вредная привычка сближает, заставляет разговориться и подружиться буквально с первых минут.

– Пойдем внутрь, – предложила громогласная женщина.

– Да нет, неудобно как-то, – опомнилась Вика, думая, что женщина предлагает ей войти в дом.

– Вот! Что я говорила? Ей неудобно! Миша! Ты слышишь? Ей неудобно! Всем неудобно! – закричала женщина. – Пойдем, пойдем, – она схватила Вику за руку и потащила за собой. – Тут кафе, между прочим! Миша! Ты меня слышишь? У нас посетитель! Нормальный посетитель! Миша! Я орать должна? – кричала женщина невидимому Мише. – Садись, вот, читай меню и заказывай! – заорала она в ухо уже Вике.

Вика покорно взяла меню и начала изучать. На первой странице стояло название кафе – «Мельница».

– А я думала, что та мельница просто для красоты стоит, – сказала Вика женщине, о чем тут же пожалела.

– Миша! Ты слышишь? – Женщина, видимо, совсем не умела говорить тихо или невидимый Миша воспринимал только повышенные до масштабных децибелов тона. – Твоя мельница для красоты стоит! Ты бы ее еще меньше сделал и на другую сторону улицы поставил! Никогда ты меня не слышишь! Сколько раз я просила нормальную вывеску повесить! Ну что, выбрала? – прокричала она уже Вике.

От неожиданности та отшатнулась от этой иерихонской трубы.

– Ой, прости, я говорю громко? – Женщина если и пыталась говорить тише, то у нее это не получалось.

– Немного, – призналась Вика.

– Это профессиональное. Я учительницей работала. Географию вела. Так что есть будешь?

– Ну, давайте салат «Цезарь».

– Миша! У нас есть «Цезарь»? Конечно, нет, зачем я спрашиваю? Никогда не было.

– Вот, в меню он есть.

– Да закрой ты это меню, – велела женщина таким тоном, каким учителя говорят детям «Закройте учебники, откройте тетради, пишем самостоятельную работу». Сейчас пойду, посмотрю, чем тебя накормить.

Вика решила не спорить и покориться судьбе.

– Миша! Зачем нам столько супа? Ты его сам будешь есть? – доносился из кухни голос женщины. – Чем мне девочку накормить? Ты думаешь, она суп будет?

Минут через двадцать из дома-кухни наконец появилась женщина с подносом, на котором стояли чуть ли не в три ряда тарелки. Перед Викой оказались омлет с помидорами и сыром, кофе, вода, хрустящие гренки, варенье.

– Ну вот, ешь, – женщина поставила еще одну чашку для себя и села напротив.

Вика начала есть, удивляясь тому, насколько проголодалась. Омлет оказался отличным, да и все остальное на удивление вкусным. Женщина смотрела, с каким аппетитом Вика ест, и улыбалась.

– А почему вы из школы уволились? – спросила Вика, утолив первый голод и слегка выдохнув.

– Миша! Ты слышишь? Она спрашивает, почему я из школы уволилась! – прокричала женщина. – Это очень смешная история. Только тогда мне не до смеха было. А сейчас, как вспомню, так хохотать начинаю. – В подтверждение своих слов женщина рассмеялась.

– Расскажите, – попросила Вика.

– Ты знаешь, какая у меня кличка была в школе? – будто подзадоривая Вику, спросила женщина.

– Нет.

– Ну, догадайся. – Женщина наклонилась к Вике, разложив на столе роскошную грудь.

– Не знаю, – сказала Вика, боясь обидеть хозяйку.

– Балкон! – прокричала радостно та.

Женщину звали Елена Ивановна – обычное имя, неинтересное. Никакого раздолья для фантазии школьников. К тому же Елену Ивановну ученики любили, потому что учителем она была хорошим, справедливым. На ее уроках дети сидели тихо, успеваемость была выше средней. И все было бы прекрасно, если бы не… Хотя кто знает, что было бы прекрасно, но судьба распорядилась иначе.

Дело в том, что Елене Ивановне природа подарила роскошную, прямо-таки великолепную грудь. Шестой «полный» размер. При такой роскошной груди Елена Ивановна обладала тонкой, буквально осиной талией («Как у Людмилы Гурченко», – с гордостью думала про себя она, придирчиво рассматривая фигуру в большом зеркале) и стройными ногами с тонкими лодыжками. И если бы не работа в школе, ходила бы Елена Ивановна в коротких платьях с глубоким вырезом на радость поклонникам и слушала бы завистливый шепоток женщин за своей спиной. Про свою грудь и ноги Елена Ивановна все прекрасно понимала. Всего один раз, еще будучи студенткой, она позволила себе показать ложбинку в декольте, и тут же вышла замуж. Миша увидел эту ложбинку в сумраке кинотеатра – они случайно оказались рядом – и понял, что пропал. А когда скользнул взглядом ниже, то чуть не умер – ноги соседки, лодыжки, пальчики в открытых босоножках оказались такими… Миша не находил слов «какими». Елена смотрела на экран, а он смотрел на эту красоту, чудом оказавшуюся у него буквально под носом. И поклялся себе, что когда-нибудь, нет, очень скоро, сможет к ней прикоснуться. Целый месяц, пока продолжались ухаживания, взгляд Миши не поднимался выше груди Елены. А опускался все ниже и ниже, до самых пальчиков. Когда на очередное свидание Елена пришла в закрытых туфлях, Миша жестоко страдал.

Выходя замуж, Елена боялась одного – что муж не узнает ее в закрытом белом платье. И, в принципе, она была недалека от истины – попросил бы кто-нибудь Мишу описать внешность невесты, он бы не смог. Зато фигуру и тело он успел изучить досконально, до последней родинки. Наверное, только в ЗАГСе, когда невеста откинула фату, он увидел, что у Елены – чудесные голубые глаза и ямочки на щеках. Но это было уже не важно.

На свадьбе жених вел себя, можно сказать, неприлично – с нескрываемым вожделением смотрел на невесту и просто раздевал ее взглядом. Торжество оказалось скомканным и коротким – гости, повинуясь внутреннему порыву, не стали задерживать молодых.

У Миши оказался несомненный талант, о котором Елена даже не подозревала, когда выходила замуж, – супруг прекрасно готовил и не подпускал ее к плите. А поесть Елена Ивановна любила, и даже очень, радуясь тому, что лишние килограммы откладываются там, где надо – в груди, сохраняя в бедрах и талии девичью тонкость. А Миша был на седьмом небе. Он готовил завтрак, будил Елену, усаживался к ней на кровать и кормил с ложки. Елене это не так чтобы очень нравилось, но, впрочем, с такой… э… слабостью мужа она готова была смириться.

Даже когда спустя два года наисчастливейшего брака оказалось, что роскошная грудь выдана Елене судьбой исключительно для красоты, но лишена главного предназначения – выкармливания детей, Елена с Мишей не расстались и, говоря откровенно, не очень-то и переживали. Елена Анатольевна решила, что детей ей вполне хватает на работе, а Миша, наверное, радовался, что не придется делить свое сокровище с кричащим младенцем. И по вечерам, положив голову в любимую ложбинку, спал спокойно, не в претензии к судьбе.

Проблем у Елены Ивановны было две. Во-первых, такой богатый верх уж очень сильно перетягивал хрупкий низ, и несчастная Елена Ивановна с трудом справлялась с таким дисбалансом. Ходить было тяжело, и никакие бюстгальтеры на широких лямках не могли хоть как-то помочь удержать равновесие. Если по молодости Елена порхала, держала спину ровно, а грудь высоко, с годами это стало требовать больших усилий. Второй же проблемой был дресс-код. Поскольку Елена Ивановна преподавала в старших классах, то считала необходимым прикрывать природную красоту и прятать свое богатство, вызывающее восхищение и оторопь, от шелудивых взглядов подростков. В этом умении Елене Ивановне не было равных. Никто ни разу не обернул ее достоинство в пошлость. Никто из учеников не посмел опустить взгляд ниже положенного уровня. Елена Ивановна мастерски маскировала бюст. Бантов и рюшей старательно избегала. Самостоятельно подшивала дополнительные лямки на бюстгальтере. Пуговицы на блузке застегивала до ворота. Не стояла у окна в профиль к классу. И даже когда находилась дома, в собственной квартире, всегда помнила, что она прежде всего учитель, а только потом – женщина. Не позволяла себе ходить простогрудой, не утрамбовывала богатство в обтягивающую майку, не терпела халатов и платьев без бретелек. И с осуждением смотрела на женщин, которые выходили на улицу – добежать до магазина, – разложив грудь по мягкому животу так, что было уже не разобрать, где грудь, а где живот. Но в один прекрасный день с Еленой Ивановной случилось то, чего она боялась больше всего, – красота ее погубила.

Дело было весной. Жила она в обычной пятиэтажке рядом со школой, на третьем этаже. Постиранное белье было принято развешивать во дворе, но Елена Ивановна стеснялась выставлять напоказ исподнее и предпочитала для сушки собственный балкон. Обычно белье развешивал Миша. Но в тот злополучный день Елена решила все сделать сама. Она растягивала на проволоке пододеяльник, наволочки и радовалась, что сегодня хорошая погода, скоро придет Миша и они пойдут погуляют. Осталось повесить одну наволочку, но прищепок не хватало – недостающие остались у самого края проволоки. Елена потянулась, чтобы достать прищепки, ее грудь естественным образом отреагировала, и уже через минуту учительница географии лежала на земле с вывихнутой рукой и сломанной ногой. «Скорую» вызвал ее любимый ученик Федя Лопатин, живший в соседнем подъезде. Он хотел, как лучше, – очень переживал за любимую учительницу. И позвал одноклассников, учителей, в общем, оповестил чуть ли не всю школу. Очень хороший мальчик, ответственный. Именно он бегал и кричал, что Елена Ивановна упала с балкона. Отсюда и кличка появилась. Не потому, что грудь большая, а потому, что упала. Уже врачам «Скорой» Елена Ивановна объяснила, как вешала белье, как грудь перевесила и она не удержалась. И ее рассказ тут же расползся на цитаты. Елена Ивановна восстановилась достаточно быстро и готова была вернуться к преподавательской деятельности, но в первый же день после выхода с больничного, когда она появилась в стенах родной школы, ее пригласила к себе директриса. Елена Ивановна сразу поняла, что ее преподавательская жизнь уже закончилась. Шла в кабинет директора и думала, что делать дальше. И совсем не удивилась, когда та сообщила, что она, Елена Ивановна, несомненно, всеми любимая и уважаемая, уволена. Ждала этого. Как будто падение с балкона стало рубежом – между прошлой и будущей жизнью. Директриса говорила, что вынуждена просить Елену Ивановну уйти – долгий больничный, так некстати пришедшийся на последнюю, важную четверть, когда работы невпроворот, замены не найдешь, дети сходят с ума, на носу экзамены, и спасибо учительнице биологии, которая взяла на себя замены географии. Ну и, конечно, дискредитация профессии учителя. Елена Ивановна не могла позволить себе вывалиться с балкона. Просто не имела права. И теперь, после всего случившегося, она не может преподавать географию! Ведь ее ученики, и даже ученики младших классов, а также их родители и весь педсостав благодаря Феде Лопатину смогли во всех подробностях рассмотреть главное богатство учительницы, вывалившееся из запаха домашнего платья, которое она не могла поправить по очень уважительной причине – у нее была вывихнута рука. Ученики увидели не только грудь, но и ноги – все по той же причине. Увидела эту красоту и директриса, ходившая, как старшеклассница, с ватой в лифчике, что было наистрашнейшим секретом, о котором, конечно же, знали все. Директрису никто не любил. Отбросив эмоции, Елена Ивановна решила, что была уволена по причине обычной женской зависти.