Игра во мнения - Полина Дашкова

– Дураков на наш век хватит, – любил повторять Михля.

– Хватит, хватит на наш век дураков! – вторили ему Вадик и Валера.

Они чокались, выпивали за здоровье своих прошлых и будущих клиентов и в этот миг забывали о мелких ссорах, неприятностях и проблемах.

Дураков и правда хватало. Они летели, как мотыльки, на таинственный свет компьютерных экранов со всех концов огромной России.

Поселок, в котором жила Наталья Сергеевна, был глухим безнадежным углом, краем света. Одно слово – Камчатка. Фабрика консервная, школа-восьмилетка, бараки, два продмага, бывший дом культуры под названием «Красный рыбак». Там гремели по субботам пьяные дискотеки, кончавшиеся поножовщиной, кровавыми драками. Дрались подростки, мальчики и девочки двенадцати-четырнадцати лет, наверное, не по злобе, а просто от скуки. Во всяком случае, учительница Наталья Сергеевна всерьез верила; если занять этим детям головы и руки чем-то по-настоящему нужным, интересным, то они сразу станут хорошими, не будут пить и драться.

Наталья Сергеевна преподавала старшеклассникам географию и историю. Ее уроки не прогуливали даже самые отпетые двоечники. Она вдохновенно рассказывала о городах и странах, в которых никогда не бывала, и с лица ее не сходила счастливая улыбка.

Однажды появился в поселке новый случайный человек, молодой, задумчивый. Звали его Федор Николаевич. Вроде бы журналист по профессии. Он приехал писать о жизни рыбаков, снял у одинокой учительницы Натальи угол. Говорил, будто закончил университет во Владивостоке, работает в газете, Даже фамилии его она так и не узнала. Он прожил всего неделю, А потом исчез бесследно. Неизвестно, написал ли он свой очерк. Но это и не важно. Через девять месяцев одинокая учительница родила девочку.

Когда врач областной больницы подробно разъяснил, что такое детский церебральный паралич, Наталья не поверила. Девочка выглядела вполне здоровенькой, глазки у нее были ясные, разумные. Соседка Клавдия, ближайшая подруга, почти родственница, первое время пилила Наталью каждый день, мол, надо было ребенка-инвалида оставить там, в роддоме. Куда ей, Наталье, такая обуза? Нет ведь никого у нее, ни родителей, ни мужа. Копеечную учительскую зарплату месяцами не выплачивают. А на пенсию, которую вроде бы должно выдавать ребенку-инвалиду сострадательное государство, прожить невозможно.

– Проживем, – отвечала Наталья, – как-нибудь.

И, в общем, жили. Бедно, трудно, но жили.

Школа находилась в двух шагах от дома. Наталья оставляла Катюшу одну ненадолго, бегала к ней на большой перемене, кормила, меняла пеленки. Потом, когда девочка подросла, стало легче.

В семь лет Катюша, как все, пошла в первый класс. Не пошла, конечно, а поехала в старой прогулочной коляске, рассчитанной на ребенка до трех лет. Она была маленькая, худенькая и спокойно в ней помещалась. Наталья заплела ей сложную, очень красивую косу «колосок», надела нарядное ярко-голубое платье.

Катя к семи годам уже умела читать, писать, знала сложение и вычитание. Ей ставили пятерки вовсе не из жалости. Из первого класса она сразу перескочила в третий.

– И в кого она такая? – удивлялись все вокруг. – А главное, зачем ей это, убогой? Зачем это здесь, в глухом углу? Была бы она с ногами, поехала бы во Владивосток или вообще в Москву.

За десять лет Катиной жизни горе успело стать привычным, и все равно всякий раз, перекладывая легкое худенькое тело с кресла на кровать, купая дочку в старом жестяном корыте, поднимая на руках своего ребенка, Наталья Сергеевна чувствовала болезненный спазм в солнечном сплетении. Ножки у Кати были мягкие, словно тряпочные. Кожа такая тонкая, белая, что просвечивали голубоватые сосуды. Не болезнь, а именно эта хрупкость, прозрачность вызывала у Натальи острую, почти невыносимую жалость. Что касается болезни, о ней Наталья не думала. Однажды, раз и навсегда, запретила себе думать о детском церебральном параличе и строго, суеверно соблюдала этот запрет.

Когда Катя сидела, склонившись над учебником, у маленького окна, убранного голубыми ситцевыми занавесками, и зыбкое морское солнце освещало комнату, Наталье вспоминались какие-то смутные старинные портреты кисти итальянских художников.

– Какая была бы красавица, – шумно вздыхала соседка Клавдия, задерживая взгляд на прозрачном большеглазом Катином личике.

– А она и так красавица, – отвечала Наталья со счастливой улыбкой, – к тому же умница.

Катя к десяти годам решала задачи по математике и физике за девятый класс, щелкала их, как орешки. Впрочем, кому интересно, что в нищем рыбацком поселке на Камчатке, в покосившемся двухэтажном доме-бараке из черных бревен девочка-инвалид сидит целыми днями за столом у окошка и решает сложные задачи, учит физику, математику по учебникам девятого класса, и лицо ее светится в полумраке маленькой нищей комнаты?

Катюша росла. Медленней, чем другие, здоровые дети, но все-таки росла. К десяти годам в прогулочной коляске ей стало совсем тесно.

– Инвалидная нужна, – заметила как-то Клавдия.

– Нужна, разумеется, – улыбнулась, глядя на нее снизу вверх, Катя, – но только это очень дорого. И у нас здесь не купишь.

В Москву надо ехать, – авторитетно заметил муж Клавдии Василий, – там можно хорошую купить, настоящую. Такую, что на много лет хватит. На всю жизнь. Есть специальные, с автоматическим управлением. Вот такую бы...

Наталья промолчала. Зачем говорить о том, чего не будет никогда? Чтобы поехать в Москву и купить Кате настоящую инвалидную коляску, нужны такие деньги, которые здесь, в поселке, и не снились никому.

Однако в жизни иногда все-таки случаются вещи, которые не могут присниться. Наталью Сергеевну пригласили в Москву на ежегодное торжество, посвященное лучшим учителям России.

Она не могла уснуть несколько ночей подряд. Ее будет награждать министр, а может, и сам Ельцин в Колонном зале, ее покажут по телевизору. Но главное, ей дадут премию – долларов пятьсот. Директор школы Петр Анатольевич выяснил, где и как можно купить инвалидную коляску с автоматическим управлением по льготной цене, то есть именно за пятьсот долларов, оформил необходимые документы, с кем-то договорился. Теперь у Кати будет отличная удобная коляска.

Собираться Наталья Сергеевна начала заранее, за месяц. Поездка в Москву была для нее космическим путешествием, полетом на другую планету. За свои сорок дет дальше областного центра путешествовать Наталье Сергеевне не приходилось.

– Ты там за кошельком следи, деньги глубже прячь, – говорила соседка Клавдия, – в дорогие магазины не суйся. Покупай все на рынке.

– Ага, конечно, – хмыкал Василий, мужик хозяйственный, умеренно пьющий, – частный сектор самый дорогой. Наталью надуют, обдерут, как липку. А милиция там вся купленная, на услужении у воров – торговцев. Пусть в ГУМ сразу едет, в государственный магазин.

– Ну, ты-то у нас самый умный, – поджимала губы Клавдия, – скажешь тоже! В ГУМ! Там такие цены, что она сразу в обморок упадет.

Василий и правда считал себя самым умным, во всяком случае, в том, что касалось далекой и неведомой жизни огромных инопланетных городов, Москвы и Питера. Двадцать лет назад, отслужив в армии, он возвращался домой через Ленинград, провел там двое суток и до сих пор любил за рюмкой вспоминать, как потерялся и нашелся на шумном, залитом разноцветными огнями Невском проспекте. Как ел шницель по-министерски в ресторане на Финляндском вокзале, пил липкий, мутно-розовый ликер с каким-то мудреным названием, познакомился с двумя финнами, настоящими иностранцами, и долго беседовал с ними о жизни непонятно на каком языке.

– Да я вообще не особенно по магазинам буду ходить, – объясняла Наталья Сергеевна, – мне главное коляску для Катерины купить, а остальное – это уже как получится.

Москва оглушила ее не только толчеей, суетой, но и равнодушием. Иногда она ловила на себе случайные взгляды, ледяные, скользкие, и чувствовала себя такой некрасивой в стареньком ярко-розовом плаще с вытертыми рукавами, в зеленых стоптанных туфлях с блестящими пряжками. Дома, на Камчатке, все это выглядело вполне нормально, даже нарядно. Наталья Сергеевна любила яркие, радостные цвета. А здесь, в Москве, яркость эта вдруг показалась неприличной, попугайской какой-то.

Торжество в Колонном зале нахлынуло и промелькнуло, как сон. Наталья Сергеевна растерялась в шумной толпе, стеснялась нелепого провинциального платья, желтого, с красной косой полоской от плеча до подола. Сидя в зале, хлопала в ладоши вместе со всеми. На сцену для вручения премии ее так и не пригласили. Деньги она получила на следующее утро, в какой-то министерской конторе, и сразу отправилась по адресу который написал ей на бумажке директор школы.

Фирма, торгующая инвалидными колясками, находилась неподалеку от торгового комплекса «Лужники». Наталья Сергеевна выложила перед бойким молодым человеком справки, подтверждающие ее право на льготную цену, хотела уже достать заветную сумму, но молодой человек стал уговаривать ее не спешить, хорошо подумать. Он объяснил, что если добавить еще немного, всего сто долларов, то можно купить коляску в два раза лучше, совершенней, причем это получится в три раза дешевле реальной цены, так как именно сейчас фирма проводит очередную распродажу.