Я — авантюрист? - Кирилл Фисенко

Помощник виновато опустил голову. Всё понятно, выдал секрет! Лёшка сдался, рассказал, не сильно привирая, о своём времени. А потом сам принялся расспрашивать. Мир этой России отличался в лучшую сторону по культуре, еде, жилищным условиям, но в ответах о нём постоянно присутствовала, то ли недоговорённость, то ли загадочность — никак не удавалось понять, какая и о чём?

Знали его собеседники поразительно мало. Даже о собственном городе, Русариме. А Лёшке очень хотелось понять, занимался ли какой институт проблемами планеты в целом.

— Народ, а с чего такое землетрясение приключилось, вы знаете? А как… Ну и ну…

Поговорив немного, попаданец понял, что надеяться придётся на себя самого. Он закончил расспросы, увернул три порции мяса в упаковочный пластик, взял десяток сублиматов, упаковал в портфель и собрался наверх, к собаке. Ноутбук, до которого руки никак не доходили, весил прилично, да и место занимал, но расставаться с ним — не входило в планы парня. Помощник спросил, можно ли продолжить разведку по остальным этажам. Лёшка отмахнулся:

— Юр, не морочь мне голову. Делай, как знаешь.

— Хорошо, тогда мы весь день здесь будем. А ты с собой никого не возьмёшь?

Вот уж чего парню хотелось меньше всего, так это спутника. Ведь про институты он зачем спрашивал? Правильно, чтобы обыскать их развалины. Вдруг там кто живой есть, как вот эта Флорина компашка. Такого учёного надо выручить, спасти. Хорошо бы гениального, который соображает в его, Лёшкином переносе сюда.

Дальше в планах зиял пробел, точнее — шли малоосмысленные надежды из области фантастики. Типа, «доктор Умнов из благодарности придумает, как вернуть спасителя назад». Положа руку на сердце, особых надежд на успех парень не питал, но разве мечты обязаны ладить с реальностью?

Гарда обрадовалась встрече, сказала хвостом «спасибо» и быстро умяла страусятину. Лёшка тем временем разобрался с направлением и двинулся через парк. Промоина, точнее, провал, сверху выглядел страшно и смертельно опасно, особенно с куском дерна, так и свисающего в бездну.

Обойдя его по дуге, попаданец миновал груды правительственного бетона, даже не глянув на останки вертолётов. Его путь лежал в сторону реки, которая должна была послужить транспортным средством. Проще говоря, парень надеялся найти на берегу лодку, чтобы доплыть до Академгородка, а там уже спасать заветного ученого.

Конечно, ум понимал наивность замысла, а что прикажете делать с душой? Она не хотела принимать эту реальность, упорно считала сном. Пусть необычайно убедительным, словно фильм в «три Д формате», но всё равно сном. А некоторые философы, по слухам, считали, что человеку жизнь только снится. И Лёшка полагал, что это верно. Особенно в его случае.

«Ну, раскошмарило человека, что он попал в страшное будущее. Так надо напрячься, приснить себе, что он из него вернулся, и вся недолга! Чего ради видеть длинный сон про развалины?»

Начать поиск Лёшка решил со своего института, «НИИ контроля и мониторинга магнитосферы». Вряд ли его закрыли, разве только переехал в новое здание и разросся? Конечно, в нём должны знать, как и что творилось с Землёй последние годы. И уж что случилось — объяснят! Уж на этом, на объяснениях и прогнозах, Сибирское отделение РАН собаку съело, регулярно пугая правительство концом света.

Ближе к реке развалины стали менять свой вид. Вместо бетонных глыб и плоскостей с извивами арматуры пошли завалы битого кирпича и скрученных железных балок. Ну да, это район старой, исторической застройки. Был. Здания сокрушило в прах. Широкие проспекты засыпало мелкими обломками красного кирпича. Несколько автомобилей неожиданно привычных форм буквально измолотило, не оставив живого места.

Мостов, точнее, остатков от них, просматривалось много — шесть штук на обозримом пространстве. Сами мосты приказали долго жить, торча из многоводной Пины полузатонувшей фермой или уцелевшей опорой. И никакой пристани или лодочной базы поблизости, на что он надеялся. С транспортным средством напряг, стало быть.

Неожиданно в воздух взметнулась чёрная стая.

* * *

Лёшка вздрогнул. Вороны с жуткими криками метнулись в разные стороны, а затем сделали поворот «все вдруг» и промчались над напарниками, метко обстреляв человека и собаку помётом.

Ругаясь, парень удалял с лица и одежды жидкие следы. Ближе к берегу стало понятно, чем занимались вороны и почему атаковали. Сплошная серебристая полоса окаймляла реку — дохлая рыба. Её на берегу валялось видимо-невидимо. Но Пина пахла не гнилой рыбой, а химией. Шагнув к самой воде, Лёшка изменил мнение: река воняла. Выражаясь точнее, она гнусно смердела, хуже трупов.

— Опаньки, вот это я попал! Экологическая катастрофа, елы-палы, — удручённо констатировал несостоявшийся сплавщик.

На первый взгляд, вода казалась прозрачной, но какая-то подозрительная пена колыхалась на мелких волнах и прибивалась к берегу. Гарда попробовала ветерок ноздрями, отошла подальше. Лёшка, наученный печальным опытом с отравленной трубкой, через которую пил в овраге, трогать волны не стал:

«Ну нафиг, спалю кожу, вообще!»

Вороны сделали пару кругов, присели на бережок в других местах, на приличном отдалении. По скелетам, что устилали галечник, было видно — пировали птички не спеша и разборчиво. Сильнее всего расклеваны оказались осетры и крупные толстолобые рыбины. Мелочь, типа пескаришек, ершей и плотвы — валялась почти нетронутой. Конечно, станет кто зариться на них, если царское угощенье под носом?

Ветерок тянул вдоль реки. Широкая и в Лёшкины времена река не обмелела и почти не изменила русло. Плавный поворот противоположного берега выглядел знакомо — там раньше был мост метро, да и уцелевшая опора явно принадлежала ему. Тогда на этом берегу должен стоять речной вокзал. Туда парень и направился, не поднимаясь на пригорок.

Вороны перестали пугаться Гарду, а Лёшку за пищевого конкурента держать не стали. Перепархивали лениво и невысоко, в прицельном помётометании первенство не разыгрывали, так что потенциальные «мишени» дошли к заветному месту без помех.

— Мост?

Громадная ферма первого пролёта основательно зарылась в песок и причудливо изогнулась, слетев с двадцатиметровой высоты. Вход в туннель метро зиял мрачной темнотой незначительного просвета, который остался после обрушения. Но самая большая неприятность ждала парня за фермой.

Речной вокзал здесь «был» в прямом смысле — теперь его не было. Здание рассыпалось на отдельные кирпичики, большинство которых покоилось под остатками распоротой на отдельные полосы крыши. В Лёшкино время железная кровля считалась исторической правдой и вокзал, постройки тысяча девятьсот лохматого года, охранялся законом в том архаическом виде, как был заложен. Сейчас только крыша и сохранилась. Тонкое листовое железо, покрашенное