Дестини - Боумен Салли

– Давай! – повторил он ласковее. Потом потянулся, осторожно взял ее за руку и помог сойти в воду.

Элен вскрикнула. Она почувствовала между пальцами ног мягкий прохладный ил, а вода показалась ей такой холодной, что у нее дух захватило. Она шагнула вперед и не нашла дна. Вода захлестнула ей волосы и подбородок. Она забарахталась и закричала.

Билли подхватил ее. Она почувствовала, как его руки сомкнулись вокруг нее, приподняли, и, еще не сообразив, что происходит, она закачалась на воде.

– Здорово, а? – Билли улыбнулся ей, и она заметила щербинку между его передними зубами. – Ничего приятнее во всем мире нет, верно?

– Да, Билли, – ответила она. – Да! Да!

Потом они сидели на илистом берегу, обсыхая в солнечном пятне. Билли подбирал камешки, бросал их в заводь, и Элен смотрела, как по поверхности разбегаются круги. Он стал какой-то тихий, подумала Элен.

– У меня ничего не получилось, – сказала она наконец тоненьким голоском. – Плавать труднее, чем кажется.

– Ты молодец, – решительно возразил Билли. – Ты сделала три гребка, а может, и четыре. Ага, почти четыре.

Наступило короткое молчание. Билли бросил еще камешек.

– Хочешь опять сюда прийти? – спросил он наконец очень небрежно и рассеянно. – Я буду за тобой заходить. Утром. Твоя мамка ведь по утрам работает у Касси Уайет, правильно? Вот я, может, и зайду за тобой.

– Правда? – Элен радостно ему улыбнулась. – Мне очень нравится. – Тут она умолкла и нахмурилась. – Только мне нельзя. Мамочка очень рассердится, если узнает.

– А ты ей не говори. Чего выбалтывать? Человеку нужны секреты, так мой папка сказал. – Он помолчал. – А мой секрет вот это место. Мне тут нравится. Тихо так и красиво. Красивше не бывает. Я сюда даже зимой прихожу. Просто чтобы побыть без других. Ну, когда другие ребята мне надоедят, ты понимаешь.

Он замялся, и она поняла, что он снова смотрит на нее тем взглядом, хотя и не повернула головы.

– Если хочешь, это будет и твой секрет. – Странным робким движением он взял ее руку и тут же выпустил. – Ты красивая, красивше не бывает. Ну, и приводить тебя сюда, это в самый раз. Знаешь… – Он снова замялся, словно не зная, продолжать или нет, и Элен обернулась к нему. – Ты знаешь, другие ребята не хотят с тобой водиться. Говорят, ты задаешься и всякое такое. А я так не думаю. Ну, разговариваешь ты чудно, это так. – Он ухмыльнулся. – Но ты же не виновата. И еще они говорят, что у твоей мамки одни дурацкие выдумки. И имя она тебе выдумала дурацкое. А по мне, оно очень даже красивое, хотя я его и не сказал ни разу. Тебе не сказал.

Элен бросила на него недоумевающий взгляд.

– Оно французское, – объяснила она наконец, опасаясь, что он тоже вдруг захохочет, как хохотали другие тэннеровские дети, когда она однажды сказала им это.

– На самом деле оно английское, но его надо произносить, как французы произносят. Маме так больше нравится. Говорит, что оно так звучит нежнее. Ну, вроде как вздох, понимаешь?

– Мне нравится. У тебя чудной английский голос и чудное французское имя, но они тебе подходят. И волосы у тебя… Знаешь, когда солнце светит на твои волосы, они совсем такие, как спелая пшеница. Я видел такую пшеницу – чистое золото. Я ее в Айове видел. Поля и поля. У меня в Айове дядя… – Он замолчал и поднялся на ноги. Бросил последний камешек в заводь и последил за кругами.

– Ну, так ты придешь со мной сюда опять? А я тебя научу плавать – по-настоящему. Давай это будет наш секрет – только твой и мой?

Элен тоже встала. Она медленно надела сандалии, потом натянула платье. Билли застегнул ей «молнию». И все это время она думала, зная, что должна ответить «нет», и зная, что не хочет этого. И внутри у нее было такое странное чувство – такое веселое, счастливое, словно ей хотелось танцевать.

Она поглядела в глаза Билли, синие, как крыло зимородка.

– Ладно, Билли, – сказала она.

Билли нагнулся и быстро чмокнул ее в щеку.

– Это тоже наш секрет, – сказал он, и лицо у него снова стало свекольно-красным. – И никому не проговорись, что я это сделал!

– Хорошо, Билли.

– Мне неохота, чтобы вякали, что я связался с малявкой, договорились? Мы друзья, верно? А теперь пошли домой.

Он помог ей взобраться по крутому склону овражка вывел из тополей на полянку. Тут он остановился, и она заметила, что он вздернул голову, точно зверушка, прислушиваясь. Она сначала не поняла, но потом тоже услышала. Мужской голос, приглушенный, а потом женский смех; а потом странный звук, не то вздох, не то стон. Он донесся из деревянного домика, из беседки. Она увидела, что Билли посмотрел на домик, потом на нее, потом схватил ее за руку и побежал. И даже через кусты бежал, пока они не подлезли под проволокой. А тогда на краю поля остановился. Они оба совсем запыхались.

– Билли, а что там было… в домике? Что?

– Ну, люди. Так просто…

– А ты их видел? Я не увидела. Что они делали?

– Немножко видел. Ну, любились… любовь крутили, ну, ты понимаешь.

– Нет. Я не понимаю… – Он быстро зашагал под дороге, и ей пришлось бежать, чтобы не отстать от него. – Кто там был? Ты видел? Цветная дама?

– Еще чего! Она была белая. – Он остановился на секунду, нахмурился и мотнул головой. – И это не наше дело. Пошли домой. Погляди! – Он указал на небо. – Скоро дождь польет. Побежали.

Но дождь подождал. Билли довел ее до прицепа и оставил во дворе, и она сидела на горячем солнце, пока ее панталончики и волосы совсем не высохли. Ей сразу стало легче: теперь мама ничего не спросит. А если бы спросила, она бы ответила, что облилась, когда наливала воду из колонки.

Мать она увидела, когда начали падать первые крупные капли дождя. Элен увидела, как она посмотрела на небо, потом на свое платье и побежала. В своих лучших туфлях на высоком каблуке бежала она неловко, а ветер спутал ей волосы, и она совсем забыла про свое лицо, потому что губная помада вся стерлась. Она вбежала в калитку, подхватила Элен на руки и, смеясь, унесла ее в трейлер.

– Как раз вовремя! Сейчас хлынет! А я задержалась… – Она посмотрела на часы, потом на Элен. – Немножко задержалась. Но я так приятно провела время, и… – Она вдруг замолчала.

– А ты тут была умницей, сокровище мое? Ты знаешь, я по тебе соскучилась, а теперь мы не сможем пойти погулять из-за ливня… – Голос у нее замер, она оглянулась, и Элен подумала, что еще никогда не видела, чтобы глаза ее матери так блестели, а лицо было таким бледным.

Элен села на деревянный стул. Спину она держала очень прямо.

– Если мы не пойдем, это ничего, – сказала она, старательно выговаривая каждое слово. – А ты будешь еще ходить в гости к твоей знакомой?

Ее мать, опустив голову, закладывала складочками шелк своего платья, но теперь посмотрела на Элен.

– Может быть. Пожалуй. Ну, иногда, ты понимаешь. Не часто.

– А мне можно будет пойти?

– Нет, деточка. – Она отвела глаза. – Пока нет. Это мамочкина знакомая, понимаешь? Но потом, возможно… Поглядим. Это особая знакомая, понимаешь? Ну, как будто секретная, тебе понятно? Ты знаешь, как мамочка ненавидит сплетни, и помнишь, что она тебе говорила о здешних людях… о Тэннерах, Касси Уайет. – Неожиданно она зашевелила пальцами. – Болтают, болтают весь день напролет. Другого дела у них нет. Ну так я не хочу, чтобы они болтали обо мне, ведь так? А потому… – Она замолчала, опустилась на колени и обняла Элен. – А потому никому про это не говори, хорошо, родная? Ну, если пойдешь со мной к Касси Уайет. Или если кто-нибудь зайдет в трейлер, пока меня не будет. Не упоминай, что у мамочки есть знакомая, хорошо, Элен? Так ведь интереснее. Это будет наш секрет.

Элен внимательно на нее посмотрела. Губы мамочки улыбались, но широко открытые глаза были тревожными. Элен поняла, как поняла с Билли, что ее мать о чем-то умалчивает, о чем-то недоговаривает. И вновь ее сердце больно сжалось. Когда мамочка нагнулась поцеловать ее, она отвернулась, и поцелуй пришелся на волосы.

– Хорошо, – сказала она наконец. – А можно я возьму печеньину? Мне есть хочется.