Государь. О том, как надлежит поступать с людьми - Макиавелли Никколо

Наши предки, а особливо те из них, которые признавались мудрыми, обыкновенно говорили: «властвовать над Пистойей значит ссорить между собой существующие в ней партии, властвовать над Пизой значит воздвигать крепости.» Поэтому они и в других странах, подчиненных им, для упрочения своей власти, старались поддерживать несогласие партий. Такая система была хороша в то время, когда вся Италия находилась в колебании, но теперь я не считаю ее настолько удобной, чтобы введение ее можно было посоветовать государям, так как я не думаю, чтобы внесение в страну раздора могло бы быть хотя сколько-нибудь полезно. Напротив, обыкновенно бывает так, что страны, в которых господствует внутренний раздор, погибают при первом столкновении с внешним неприятелем: партия более способная обыкновенно передается врагам, отчего сильная партия ослабевает и побеждается. Венецианцы смотрели на внутренние раздоры, как на значительное подспорье своему могуществу, и в каждом городе, которым овладевали, старались разжигать вражду между гвельфами и гиббелинами. Правда, они не допускали этим междоусобиям доходить до кровопролития, но они поселяли смуты и раздор только для того, чтобы внимание жителей было постоянно ими несколько занято, чтобы им некогда было подумать о свержении венецианского господства. Однако это ни к чему не послужило, и едва венецианцы потеряли сражение при Вайле, как все подвластные им города ободрились и тотчас же свергли иго их господства.

Вообще система введения в государство раздора – показывает слабость государей; еще в мирное время она годна, облегчая управление страною, но зато, едва возникает война, и подобная система приводит государей к погибели.

Бесспорно, государи становятся славными только тогда, когда им удается восторжествовать над всеми препятствиями, которые противостояли на пути к их величию. Поэтому-то фортуна окружает своих избранников (преимущественно государей новых, для которых достигнуть славы необходимее, чем для государей наследственных) множеством врагов и побуждает их к борьбе с ними для проявления блистательных подвигов, и таким образом, по этой лестнице, которую составляют неприятели, ведет своих любимцев к величию и славе. Поэтому-то некоторые и полагали, что всякий мудрый государь должен, насколько это от него зависит, при восшествии на престол, искусственно возбудить против себя некоторое неудовольствие, чтобы, восторжествовав над ним, положить этим первую основу для дальнейшего своего величия.

Обыкновенно государи, и преимущественно получившие власть не по наследству, убеждались, что наибольшей пользы и верности можно им ожидать именно от тех людей, которые, при начале их господства, казались им подозрительными, нежели от тех, кто с самого начала заявлял себя верным. Пандольфо Петруччи, правитель Сиены, поручал все главнейшие отрасли управления именно тем лицам, которых он сначала признавал для себя опасными и подозрительными. Впрочем в таком предмете трудно дать определенные общие правила, так как в большей части случаев тут все зависит от частных комбинаций; скажу только вообще, что государи, вновь получающие власть, могут безопасно полагаться на тех лиц, которые вначале заявляют себя против них, доставив им поддержку, если только эти лица нуждаются в какой-либо поддержке. Этим государи обыкновенно их к себе привязывают. Обыкновенно бывает так, что лица эти как бы вынуждаются благодарностью к верности и усердной службе, так как они сознают, что им бывает необходимо, делами изгладить то неблагоприятное об них мнение, которое государи необходимо должны были о них составить и, таким образом, государям они несравненно полезнее тех людей, которые, не имея этих оснований к усердию и верности, могут небрежно относиться к своим обязанностям и интересам государя. Кроме того, так как я уже распространился об этом, то замечу, что для государей, которые получили власть над новой страной, благодаря посредству некоторых лиц этой страны, чрезвычайно важно исследовать основания и причины, по которым эти лица стали действовать в их пользу, так как, если они помогали государю не из расположения к нему, а только вследствие недовольства существовавшим прежде в их стране порядком вещей, то для нового государя будет чрезвычайно трудно сохранить их привязанность к себе и совершенно невозможно их удовлетворить.

Разбирая все примеры, какие по этому поводу представляют древняя и новая история, приходишь к очевидному выводу, что для нового государя несравненно легче бывает приобрести расположения тех, кто до получения им власти был ему враждебен потому, что был доволен существовавшим до того порядком вещей, нежели сохранить привязанность тех лиц, которые помогали его планам и относились к нему дружелюбно только потому, что были недовольны существовавшим до него порядком вещей.

Для большей безопасности и удобнейшего поддержания своей власти, государи различных стран вообще имели обыкновение воздвигать многочисленные крепости. Такие крепости служили обыкновенно, как бы оплотом против внутренних возмущений страны, а в крайности служили даже и убежищами для самих государей. Я одобряю эту меру, так как она признавалась полезною и в древние времена. Но в наше время, мы видим примеры совершенно противоположного образа действий. Мы видели, что мессер Никколо Вителли, для того, чтобы удержать за собою обладание городом Кастелло, приказал срыть в нем две крепости. Точно так же герцог Урбино, Гвидо Убальдо, возвратясь в свое герцогство, из которого он был изгнан Цезарем Борджиа, приказал срыть до основания все крепости, которые находились в этой стране, полагая, что этим он был в состоянии предохранить себя от вторичного изгнания. Подобно тому поступили и Бентивольи, по возвращении их в Болонью. Крепости, следовательно, смотря по обстоятельствам, могут быть полезны или вредны для государей, и если, с одной стороны, обладание ими выгодно для государей, то с другой – оно представляет и некоторые неудобства. Вообще об этом можно сказать вот что: государям, опасающимся своих подданных более, чем внешних врагов, полезно воздвигать крепости; и им не следует их иметь, если они опасаются внешних врагов более, нежели своих подданных. Миланская крепость (Castel di Milano), воздвигнутая Франческо Сфорца, принесла его роду гораздо более вреда, чем все другие беспорядки, существовавшие в стране. Лучшая крепость для государя – расположение к нему подданных, так как государь может обладать самыми лучшими крепостями и все-таки, если народ его ненавидит, то они не спасут его; стоит только народу подняться против него, и в помощь народу тотчас же явится чужестранное вмешательство.

В наши дни крепости не принесли пользы ни одному государю, за исключением графини Форли, которая после убийства своего мужа, графа Джироламо, нашла в крепости убежище против восставшего народа и могла в ней выгадать время, пока из Милана не прислали ей вспомогательного войска, при помощи которого ей удалось снова овладеть потерянной страной. Но время, когда совершалось это событие, было исключительное, так как никто из чуждых народов не мог поддержать возмутившихся подданных. Кроме того, та же самая крепость не принесла ей никакой пользы впоследствии, когда против нее пошел Цезарь Борджиа, и когда народ, ненавидевший ее, присоединился к нему. И в этом, как и в первом случае, для нее было бы гораздо выгоднее отсутствие народной ненависти, чем обладание крепостями. Приняв все это в соображение, я одинаково похвалю и того государя, который строит, и того, который разрушает крепости в своих владениях; но я считаю достойным порицания всех тех правителей, которые, надеясь на защиту этого рода, не опасаются возбуждать против себя народную ненависть.

Глава XXI

Как должен действовать государь, чтобы заслужить хорошую репутацию

Ничто не заставляет так уважать государей, как их великие подвиги и возвышенные, образцовые поступки. Примером подобного государя в наши дни может служить Фердинанд Арагонский, ныне король испанский. На него можно смотреть как на государя нового, так как из незначительного владетеля, он, благодаря своей славе и завоеваниям, сделался первым из христианских королей. Рассматривая все его действия, вы увидите, что все они славны, а некоторые даже необыкновенно мудры. В начале своего управления, он завоевал Гренадское королевство, и это предприятие послужило основой для его дальнейшего величия. Во-первых, он чрезвычайно искусно выбрал время для этой войны, когда находился со всеми в мире и мог выполнить свой план без опасения, что его отвлекут от его исполнения; во-вторых, этою войной он дал пищу честолюбию кастильской знати, и кастильцы были отвлечены от мысли о необходимых улучшениях в своей стране, тогда как Фердинанд приобретал славою своих подвигов преобладающее над ними влияние, чего они даже не могли и заметить. Кроме того, деньги, полученные им от церкви, и налоги, которые он имел благовидный предлог собрать с народа, дали ему возможность завести громадную армию, окрепшую в школе непрерывных войн и доставившую ему впоследствии такой всеобщий почет. Кроме того, чтобы иметь возможность к дальнейшему осуществлению своих обширных планов, он тотчас по завоевании Гренады, под предлогом интересов религии, прибегнул к религиозной нетерпимости и жестокости, преследуя мавров и изгнав их из своего королевства: мысль чрезвычайно счастливая, мера мудрая, достойная удивления. Потом, все под тою же личиною религиозности, он затеял свой поход в Африку, потом перенес свое оружие в Италию и наконец затеял войну с Францией. Таким образом, он безостановочно обдумывал и осуществлял громадные предприятия, и держал умы своих подданных в постоянном удивлении к своей мудрости, в непрестанном ожидании исхода тех или других важных событий. При этом все его предприятия так безостановочно следовали одно за другим и так тесно между собою связывались, что не давали времени никому, ни врагам его, ни подданным, ни на минуту одуматься, чтобы действовать против него.