Солнечное затмение - Андрей Попов

   Король шлепнул ладонью по столу. Стекло графина испуганно звякнуло. Жоанна, словно четки, принялась перебирать пальцами алмазное ожерелье. Морис еще ниже опустил голову и понял, что в сложившейся ситуации он здесь уже никому не нужен. У короля Эдвура в первом поколении было три родных сына (один из которых, по его мнению, был уже мертв) и единственная племянница, совсем маленькая девчушка -- половина эпохи отроду. И любил он ее, наверное, еще сильнее, чем своих трех оболтусов. Она да еще его придворный шут Фиоклит являлись двумя избранными во всем королевстве, которым Эдвур позволял сидеть на своем троне. Шут, находясь там, обычно отдавал громогласные приказы. Например: "я, Фиоклитиан Первый и Последний, повелеваю повесить во Франзарии всех до единого, а моего друга, короля Эдвура, так и быть, помиловать!". Когда же Дианелла взбиралась на трон, она брала с собой кулек со сладкими фруктами и не слезала оттуда, пока его не опустошит. Есть фрукты она любила пождав под себя ноги и сладострастно причмокивая, а косточки бросала в кота, если тот смел приближаться к ее царственной особе. И при этом говорила: "дядя король, какой злой пушистый зверь у вас здесь ходит-бродит!". После нее резные подлокотники трона были постоянно липкими от фруктов.

   Эдвур устало погрузился в кресло. Никто из присутствующих не шелохнулся, боясь потревожить мысли короля. Жоанна пару раз украдкой заглянула в лицо герцога. Оно было бледнее восковой свечи. И тут король совершенно неожиданно произнес:

   -- Играйте, Морис, играйте...

   Вагант изумленно похлопал ресницами, вопросительно глянул на Жоанну -- мол, не изволит ли его величество шутить? Та пожала плечами. И валторна неуверенно принялась издавать звуки. Аккорды медленно набирали силу в своем звучании, пытаясь приукрасить унылое человеческое бытие мажорными оттенками. И когда музыка достигла своего лирического апогея, король вдруг с такой силой ударил по столу, что вместо эха его удара послышался звон битого стекла: стакан с недопитым соком полетел на пол.

   -- Пошли все вон!!

   Эдвур остался один. В компании с сонливо горящими свечами да роем встревоженных мыслей. Он ходил по периметру зала, заглядывая в закапанные воском глаза древних птиц."Надо срочно собирать Малый Совет!", -- эту фразу король повторил раз пятнадцать, как заклинание против надвигающейся беды. Не прошло и нескольких циклов, как в дверном проеме нарисовался Жозеф с виновато опущенной головой.

   -- Извините, ваше величество, вас хочет видеть старший советник Альтинор.

   Король долго медлил перед ответом, играя перстнями своих пальцев в вялом освещении. Потом отрешенно махнул рукой.

   -- Пусть войдет.

   Даур Альтинор был экипирован в свой походный гарнаш из невзрачной серой альпаги. Вообще, в его одеянии не присутствовало никаких радужных тонов. Он словно привнес в покои короля частицу траура. И, судя по его первым словам, так оно и было:

   -- Дурные новости, ваше величество...

   Король, даже не поднимая головы, утомленно сказал:

   -- Последнее время были ли у нас вообще хорошие новости? Что, англичане захватили еще какой-нибудь город?

   Лицо старшего советника изобразило самое искреннее изумление.

   -- А... при чем здесь англичане?

   Тут король зашевелился. Он схватил за локоны свой парик и медленно стянул его с головы. При этом у него был такой страдальческий вид, словно он снимает собственный скальп. Их взгляды, наконец, встретились.

   -- Так ты не ЭТО имел в виду?

   Альтинор потоптался на одном месте, горестно вздохнул и, наблюдая за тем, как Эдвур мрачнеет от каждого произнесенного им слова, принялся рассказывать:

   -- Ваше величество... я только что побывал на вашем фамильном кладбище... Ну, вы сами хотели, чтобы труп вашего сына Жераса эксгумировали для опознания. Так вот... -- Альтинор знал, что в этом месте надо бы прервать речь, голову опустить еще ниже, а глаза сделать еще озабоченнее. Так больше эффекта.

   Король не выдержал и пары мгновений адского молчания.

   -- Ну?!

   -- Мне тяжело вам об этом говорить. Могила вашего сына взорвана какими-то вандалами, не исключено -- солнцепоклонниками. Не хочу врать: точно не знаю. Надо полагать, они искали драгоценности и, не обнаружив их, от злости совершили это кощунство. От гроба остались одни обгорелые щепки, а сказать по останкам разорванного в клочья тела -- действительно ли оно принадлежало вашему сыну... почти невозможно.

   Они оба долго молчали, слушая, как маятник настенных часов периодически бьет по нервам.

   -- Беда никогда не приходит одна, -- произнес король. Он поднял с пола парик и швырнул его в камин. -- За ней всюду следует ее тень...

   -- Разве есть еще какие-то проблемы, ваше величество?

   -- Англичане захватили Ашер. Фактически нам объявлена война.

   Лицо Даура Альтинора заледенело. Со стороны можно было обманчиво подумать, что тот расстроен сложившейся перипетией событий. Но король даже не догадывался, что в голове у его старшего советника сейчас происходят сложнейшие вычислительные процессы...

   О том, что Ашер теоретически и практически неприступен, знали как франзарцы, так и англичане, умудрившиеся опровергнуть эту аксиому. Вообще, территориальные споры между миражами ведутся из вечности в вечность и фактически всегда являются лишь цивилизованным поводом для объявления войны. Захочет, к примеру, один из правителей отхватить лакомый кусочек от соседнего миража, да опасается это сделать элементарным нахальным образом. Как-никак главы всех держав исповедуют единую религию пасынков темноты и веру в Непознаваемого. И, чтобы не настроить против себя остальных соседей, начинает тот правитель припоминать: якобы давным-давно его пра-пра-прадедушка ходил набирать воду из колодца, который располагался как раз там, где сейчас стоит город недоброжелателя. Вывод очевиден: это их исконная территория. Отсюда еще один вывод: надо восстановить историческую справедливость и прогнать иноземцев туда, откуда они явились.

   Пример, разумеется, сильно утрирован, но именно по такому сценарию начиналась чуть ли не половина войн в черной вселенной.

   Итак, Ашер... Город-крепость, расположенный прямо у Лар-манского моря. Он был огорожен от всего мира высотной каменной стеной, на которой никогда не дремала стража. На всех его шестнадцати башнях вечно горели костры с огромными зеркальными отражателями, выполняющими роль прожекторов. Их свет, достигая земли, был уже слаб, но вполне достаточен для того, чтобы заметить неприятеля. В случае штурма по всему периметру стены загоралась цепь сигнальных факелов, выли позывные трубы, и на головы гипотетических захватчиков тут же, помимо стрел и камней, летела кипящая смола и дождь из кислоты. Последний раз Ашер штурмовали, естественно -- неудачно, пять или шесть эпох назад. Причем, атакующие даже отдаленно не походили на англичан. Это были свои же, франзарцы. Тогда при короле Энгеле произошло раздвоение власти со всеми вытекающими последствиями. Миф о собственной непокоримости жители Ашера распевали как гимн. Пэр города Голлентин воздвиг на центральной площади мраморную статую собственного естества: статуя стояла с понятой рукой, в которой был зажат меч с проросшими из него ветками -- символ мира. А рядом пустовал белокаменный трон. Так вот, Голлентин как-то громогласно сказал при народе: "скорее эта мраморная статуя сама сядет на трон отдохнуть, чем кто-либо возьмет наш город штурмом". Англичане, кстати, потом припомнили его слова. Они отсекли у скульптуры ноги и все-таки посадили ее. А с меча в ее руке пообломали все ветки, и он вновь стал символом войны.

   Эдуант Вальетти, король Англии, четыре декады подряд провел без сна, обдумывая план захвата города. Проблемой под номером один было то, как подвести к Ашеру незамеченной целую армию. Степь темноты беспощадна в своих законах. Огни для людей здесь жизненно необходимы, иначе теряется всякая ориентация в пространстве. Но эти же самые огни выдают присутствие неприятеля, причем -- на значительном расстоянии. Именно по свету костров, кстати, королевская инквизиция обнаруживает поселения солнцепоклонников.

   И тогда Эдуант решился на огромный риск. Он повел свои фрегаты по морю практически вслепую. Факела разрешено было жечь лишь на единственном из них -- на том, где находился адмирал Боссони. Все же остальные корабли, покрытые толщей абсолютной темноты, следовали за ним как за спасительным маячком. На их палубах запретили зажигать даже спички. Вследствие чего корабли нередко сотрясались от столкновения между собой. Один из таких таранов оказался фатальным. Если бы не предупредительные звуковые сигналы, время от времени посылаемые матросами, возможно, погибла бы половина флотилии. Но уже у брегов Франзарии, когда из тьмы вынырнули долгожданные маяки города, запретили использовать даже звук, и тихо крались по невидимой глади Лар-манского моря, как хищник крадется к дремлющей добычи.