Амальгама счастья - Олег Рой

Открыв рот, девушка смотрела на журнальные страницы. Неожиданность была тем сильнее, что Даша не только готовилась в данный момент исключительно к неприятным служебным новостям, но и никогда не рассчитывала на профессиональное признание и успех в том деле, которым занималась по необходимости, а не по призванию. Конечно, она сразу узнала снимок: он был сделан давно, еще летом, на какой-то банковской тусовке, которые Даша не любила, но на которых вынуждена была появляться время от времени. И короткий разговор за коктейлем со знакомыми ребятами из агентства, активно сотрудничавшего с Игорем, носил скорее частный, чем деловой характер. Тогда Игорь еще много значил в ее жизни, и была жива бабушка, и не было осени с ее оглушающим мелким дождем… И Даша тогда еще улыбалась – вот так открыто, ясно и радостно. А теперь…

Слезы неожиданно вскипели в ее глазах, и, подавив их чудовищным усилием воли, она обернулась к начальнику с вежливой полуулыбой:

– Этой фотографии уже несколько месяцев, и никакого официального интервью я не давала. Тем не менее на имидж банка, я думаю, это повлияет хорошо.

– Хорошо?! – взревел Клонов, всплеснув руками. – Да это просто великолепно, драгоценная моя Дарья Александровна! Вот, смотрите, в тексте… где это… а, вот: «Банк, умеющий рассказать о себе людям так просто, откровенно и порой даже самокритично, как делается это устами Дарьи Смольниковой, безусловно, заслуживает уважения и имеет большое будущее». Каково, а? И это перед встречей нашего президента с премьер-министром!.. Признайтесь, Даша, – голос шефа вдруг стал интимно-деловым, – во сколько вам обошлась эта публикация? Я не сумел найти в смете расходов за последний месяц суммы, выделенной этому журналу…

– Вы не нашли ее просто потому, что этой суммы не существует в природе. Мы ничего не платили еженедельнику. Это была их личная инициатива.

– Вы хотите сказать, что они написали о нас… то есть о вас… бесплатно? – В интонациях Клонова прозвучало неподдельное изумление.

– Никита Юрьевич, если хотите, я могу выяснить, кто стал инициатором этого материала. Но не думаю, что…

– Нет-нет. Не хочу, – быстро возразил шеф. – Это хорошо, что непроплаченные журналистские тексты еще существуют в природе. Вы молодец, Даша. Продолжайте в том же духе… А кстати, почему вы вчера не вышли на работу?

«Ну вот, так-то лучше, – усмехнулась про себя девушка. – По крайней мере, привычнее». Она уже открыла рот, чтобы произнести заготовленное объяснение, но шеф перебил:

– Впрочем, это неважно… на сегодня. Победителей не судят. Но в следующий раз извольте присылать объяснительную записку или бюллетень. И желательно, разумеется, чтобы этих бюллетеней не было вовсе и объяснительные не требовались.

Он вышел из-за стола – маленький, коротконогий, крутолобый, похожий на молодого упрямого бычка, – и, взяв Дашину руку, наклонился, чтобы припасть к ней вполне ведомственным поцелуем. Ничего, кроме начальственной вежливости, не было в этом жесте, но почему-то Даша вздрогнула и едва удержалась, чтобы не отстраниться – всякое мужское прикосновение казалось ей сейчас почти кощунствен-ным. И, словно почувствовав ее подавленную эмоцию, Клонов резко вскинул голову и спросил:

– А как поживает Игорек? Я видел его на «Золотом яблоке», но не было времени пообщаться. Что-то он показался мне нерадостным… и это в такой-то день!

– Я не знаю, о ком вы говорите, – сказала Даша очень чистым и ясным голосом, спокойно глядя шефу прямо в глаза. – Я могу идти?

– Разумеется, разумеется… – пробормотал тот, отпуская Дашину руку. – Я распоряжусь, чтобы вам выписали премию…

– Спасибо. – И, пройдя мимо ошарашенной секретарши, которая, конечно же, имела возможность подслушать всю их небезынтересную беседу, девушка вышла в коридор.

Даша сидела в своем отделе, заваленная ворохом бумаг, которые сыпались на нее бесконечно. Знакомый журналист из «Ведомостей» ждал обещанного пресс-релиза, из которого можно было бы настрогать приличную информацию для следующего номера; на ежегодной выставке банковских услуг, к которой они готовились весь предыдущий месяц, их стенд не вызвал ожидаемого внимания посетителей, и нужно было срочно придумать, как выправить положение; а кроме того, ей было поручено набросать основные тезисы очередного выступления председателя совета директоров в Московском банковском клубе… Последнее вообще-то не входило в прямые Дашины обязанности, но на этот раз, в виде особой милости судьбы, тоже упало на ее плечи.

День скакал, как безумный кенгуру – от звонка к беседе, от беседы к редакторской правке текста, от текста к обсуждению новых проектов. Даша уже задыхалась под тяжестью своих обязанностей: все они, несмотря на их разнообразие, требовали проведения многочисленных переговоров, а ей больше всего на свете хотелось сейчас уйти в себя или хотя бы просто помолчать. Улыбка уже казалась ей приклеенной к собственному лицу, а необходимость реагировать на вновь и вновь возникающие проблемы набила душевную и физическую оскомину. Немного спасала положение лишь мелькавшая то и дело перед глазами соседка по отделу Катя – живая как ртуть, быстрая и рыжеволосая, как маленький огонек, неизменно заряжающая Дашу беспечным настроением и неподдельной веселостью.

– Ты совсем скисла, – с комической заботливостью говорила она, – пресс-релиз получится похожим по вкусу на кефир, а не на коньячок, как предпочитает Клонов.

И через минуту:

– Дарья, приди в себя! У тебя совершенно опрокинутое лицо и глаза, повернутые внутрь…

Даша машинально процитировала хрестоматийное:

– «Ты повернул глаза зрачками в душу…»

– А некоторые, не будем показывать пальцем, все умничают, хочут свою образованность показать, – моментально среагировала Катюша цитатой на цитату. И невинно поинтересовалась: – Это из Бодлера?

– Почему из Бодлера? – удивилась Даша. – Это же Шекспир, «Гамлет». Совсем другой стиль, страна, эпоха.

– Неважно, – махнула рукой Катя. – Главное, как только слышишь что-нибудь явно стихотворное, назвать имя позаковыристей, понеизвестней. Все сразу: «О! Она читает Бодлера!..»

– А ты его действительно читаешь? – насмешливо поинтересовалась Даша.

– Еще чего! – фыркнула в ответ ее собеседница. – Делать мне нечего? Просто фамилия понравилась. Между прочим, моя метода очень удобна во всех случаях жизни. Слышишь музыкальную фразу – с умным видом спрашиваешь: «Стравинский?», видишь какое-нибудь живописное полотно – с мечтательным взглядом произносишь: «Это напоминает мне раннего Моне»… Главное, чтобы имена были красивые и не совсем затертые. А то будешь все подряд приписывать Чайковскому, которого вроде все обязаны знать, – и вместо умницы прослывешь идиоткой…

Даша невольно рассмеялась и, пожалуй, и дальше бы послушала, как Катя развивает свои оригинальные теории, но в этот момент ей принесли очередную бумагу, и дела снова завертелись, как в цветном калейдоскопе.

Под конец дня она уже ног не чуяла от усталости, но настроение ее странным образом совершенно преобразилось. Словно уравновесилось все то, что было в ней нервным и натянутым, словно с пуантов, на которых она балансировала над пропастью, Даша наконец встала на удобную мягкую подошву – ее «отпустило», как говаривала когда-то Вера Николаевна, и девушка смогла наконец привести в порядок разрозненно мечущиеся мысли. Все то, что случилось в выходные – Вадик и Игорь, Света и Павел, ночная шайка под качающимся светом фонарей и бесконечно одинокий кофе в тесной, забитой людьми кофейне, – все это каким-то волшебным способом утратило трагические черты и стало казаться просто нелепыми ошибками, в которых Даша, конечно же, виновата сама. А ошибки, как известно, существуют для того, чтобы их исправлять. И девушка даже знала, как это сделать – у нее в руках был чудесный золотой ключик от страны, где веселье чуть-чуть горчит, а печаль светла и поэтична…

Даже смерть бабушки больше не казалась ей горем – ведь Вера Николаевна оставила ей свое дело (с которым Даша, конечно же, рано или поздно придумает, как справиться) и свое любимое зеркало. А своим уходом она словно приоткрыла для Даши дверцу в тот таинственный мир, куда раньше ей не было доступа. Вот если бы еще вспомнить, вспомнить… Ну не может же быть, чтобы ей только показалось знакомым это лицо! И он ведь сам сказал: «Ты еще вспомнишь меня…»

– Господи, Даша! – донесся вдруг до нее откуда-то из неизбывного далека Катюшин голос. Девушка очнулась и увидела, что коллега смотрит на нее словно зачарованная, не в силах оторвать глаз от ее лица. – Ты сейчас такая красивая! Я никогда тебя раньше такой не видела…

– Какие глупости! – с неудовольствием отозвалась Даша, но, как истая женщина, не сумела удержаться от соблазна бросить взгляд в маленькое зеркальце, всегда хранившееся в боковом карманчике ее сумки. Если бы она была сейчас в отделе одна, то, пожалуй, громко бы ахнула, не в силах сдержать удивление. Волшебство действительно продолжалось: из зеркала на девушку смотрела та самая незнакомка, с которой она недавно встретилась взглядом в бабушкином трюмо после первого возвращения из Зазеркалья. Отстраненно, как совсем чужую женщину, разглядывала Даша себя в своем собственном отражении. Смотрела и оценивала, точно со стороны, и мерцающую бездонную зелень глаз, и прихотливо изогнутые высокие дуги бровей, и рот, словно напрашивающийся на поцелуи, и небрежную светлую волну волос – она обегала лоб так плотно и гладко, как это обычно бывает только у брюнеток, а между тем Дашины волосы не просто остались русыми, но приобрели какой-то особенный, золотисто-опаловый оттенок… Право же, ей есть чем гордиться, подумала Даша о женщине в зеркале, никак не связывая это отражение с самой собой.