Тоннель желаний - Анна Яковлева

Шорох пакетов бил по воспаленным мозгам, закладывал уши не хуже канонады. Таська со стоном перевернулась на бок и чуть не грохнулась с дивана.

– Блин, – вырвалось у нее.

– Поднимайся, поднимайся, – низким скрипучим голосом проворчала Яга, – солнце уже задницу припекло. В наше время говорили: пей, да дело разумей.

– Какое, к бесу, пей? Какое, на фиг, дело? – раздраженно пробубнила Таська, выпутываясь из пледа.

Стянула его с головы, попыталась рассмотреть себя в никелированном боку кастрюли – любимой кастрюли Егора – и услышала звонок телефона. Звонили на мобильный.

Отражение оказалось вытянутым по горизонтали, телефон не умолкал, и Таська вдруг все вспомнила.

Какого черта она делает на своей кухне, когда ей надо быть у Егора?

Это все людская подлость.

Сначала конторские, потом Светка с Наташкой. Никакого от них проку, подруги называется. Ничего путного не посоветовали.

Надраться она и самостоятельно бы сумела.

Преследуемая телефонной трелью, Таська сползла с дивана, ориентируясь на звук, отыскала пиликающую трубку в кармане джинсов, которые вчера бросила в ванной, и взглянула на дисплей – звонила Ленка Федосеева.

Голова заболела как-то целенаправленно.

Прихватив трубку, Таська потащилась дальше, в комнату Настены, – та дрыхла (по такому времени в семье Бинч поднимался только Егор), целомудренно подсунув ладони под щеку.

Пару секунд полюбовавшись отроковицей, мать семейства потрясла ее за плечо.

– Настена, – зашептала она, стараясь дышать в сторону, – ответь, а? Скажи, что я уехала, а трубку забыла.

Не открывая глаз, Настена оторвала голову от подушки, путаясь в волосах, пристроила телефон к уху и проскрипела непроснувшимся голосом:

– Але?

Таська напрягла слух и вытянула шею. Трубка позвала:

– Тась, ты?

– Нет, это Настя. – Настена разлепила веки и скосилась на мать.

– Привет.

– Здрасте, теть Лен.

– Маму позови, – безапелляционно потребовала Ленка.

Таська поставила руки крестом.

– Меня нет, – произнесла одними губами.

– Ма, – с потрохами сдала мать отроковица, – это тебя тетя Лена.

Таська бросила на дочь полный укоризны взгляд и с кислой рожей взяла трубку:

– Да?

– Привет, – деловито бросила Ленка, будто между ними ничего не произошло, – я только что разговаривала с Бабушкиным, он сказал, что Егора нужно переводить в специализированную палату. Але? Тась, ты слушаешь?

«Бабушкин, Бабушкин, – с натугой соображала Таська, – кто такой, черт побери?»

– Чего молчишь?

– А кто это – Бабушкин? – севшим голосом спросила Тася.

– Приехали, – презрительно процедила Ленка, – лечащий врач Егора.

– А! Ну да.

– Ну так как? Ты заберешь Егора домой или обеспечишь ему уход?

Таська отчетливо представила густо накрашенные глаза, карминные губы и два ряда острых крупных зубов между ними.

Акула.

Голос ввинчивался в ухо, проникал в мозг и требовал каких-то действий, поступков, на которые Таська решительно не была способна, особенно этим утром.

От ужаса Таська сжалась в комок: петля затягивалась. Ее прижали к стене и выкручивали руки, и не было никаких сил сопротивляться.

– А как я обеспечу ему уход? – готовая разрыдаться, выкрикнула она.

– Работай, – рявкнула Ленка, – вот и обеспечишь.

– Где работать?

– В конторе.

Зловредная «женщина с веслом» вдруг представилась Таське препятствием, фортификационным сооружением, Китайской стеной, способной остановить уничтожение семьи Бинч.

– А как, Лен, работать? Как работать? Мне дали договоры почитать, а я ни черта в них понять не могу.

– Читай внимательно, и поймешь, куда ты денешься.

– Я читаю и ни черта не понимаю, – перешла на визг Таська.

– Захвати их с собой, может, вместе как-нибудь сумеем разобраться, – после паузы подала идею Ленка. – Если что не поймем, у Славика спросим.

– А ему можно говорить? – Ответ на этот вопрос Таську интересовал меньше всего. Растительную жизнь, которую она вела при Егоре, хотелось удержать любым способом, пусть даже паразитируя на знакомых, на смертельно больных друзьях или коллегах Егора, на партнерах, переживших клиническую смерть – для Таськи не существовало моральных ограничений.

Зачем еще нужны друзья и партнеры, если не за этим?

– Ну мы же не станем изводить его разговорами.

Таська как припадочная закивала в трубку, будто Лена могла ее видеть:

– Ленусь, я мухой, на метро. Минут через сорок буду.

Не успела Таисия отключить трубку, как услышала скулеж дочери:

– Ма, мне деньги нужны.

– У бабушки спроси. – Похоже, она решила отсидеться за горбатой спиной Яги, но выхода нет.

– Не хочу я у нее ничего просить, – окрысилась Настена, – сама у нее проси.

Бабуля правнучку, как и Таську, не жаловала, обзывала тюринским семенем (Тюрина – это была девичья фамилия Таисии) и щучила при любом удобном случае.

Удобных случаев было пруд пруди.

Лентяйка Настена то и дело подавала повод. Училась кое-как, на среднестатистические трояки, к тому же унаследовала от матери любовь к бульварной литературе, беспорядку и полуфабрикатам.

– А зачем тебе деньги?

– Мы с Викой договорились в кино сходить.

– Вон телик посмотри, – Таисии удалось вырвать руку из цепких пальцев дочери, – дома посиди. К отцу лучше съездила бы.

– Я боюсь его, – вдруг жалобно проскулила Настена, и губы у нее поползли в разные стороны.

Таська протянула девочке руки, та упала матери на грудь и затряслась от рыданий – даже светлые волосенки подпрыгивали.

Чувствуя себя совершенно бессильной что-то изменить, Тася поглаживала дочь по голове, давилась слезами и бормотала какие-то дежурные слова:

– Ничего, ничего. Все устроится, все у нас получится. Папа поправится.

– Ма, – Настена оттолкнула мать, подняла зареванную мордаху, – ты что, не понимаешь? Ничего не устроится! Мы – нищие!

«Мы нищие, мы нищие», – стучали колеса. «Мы нищие», – выдыхали двери в вагоне.

Езда укачивала, увозила от безысходности. Ехала бы и ехала. Без цели, просто так.

В отупении покачиваясь в такт этим мантрам, Таська промахнула свою станцию.

В общей сложности ехала не сорок минут, а почти в два раза дольше.

«Мы нищие», – что уж тут попишешь.

Можно сделать стандартный ход: продать трешку на Киевской и переехать в двушку где-нибудь в Бирюлево – приюте всех лимитчиков, включая няню из Мариуполя. Или в Рабочем поселке.

Мы – нищие.

В похоронном настроении Таська вывалилась из метро, доплелась до больничного городка, кое-как, криво напялила на себя халат и шаркающей походкой, заимствованной, кажется, у Яги, потащилась в палату к Егору.