Полдень XXI век 2003 №4 - Полдень XXI век

— Мел есть? — хрипло спросил охранник.

— Какой мел? — не поняла Медсестра Лёля.

— Ну, мел, просто мел, каким в школе на доске пишут. — И вурдалачьи глаза охранника ощупали ее во всех скромных и нескромных местах.

— Нет, мела нет, — ответила Медсестра Лёля.

— Плохо. Когда в другой раз придешь, мел мне приноси обязательно. Я без мела второй раз не пускаю. Поняла? А теперь иди. Дверь видишь с черепом и костями? Тебе туда, там тебя ждут.

— Вы, наверное, меня за кого-то не того принимаете. Я вообще-то от Вазелина, это он меня к вам направил, — попробовала объяснить Лёля.

Но охранник скучно зевнул и снял со стопора несмазанную вертушку.

— Известное дело, от Ва Зелина, — зевая, под скрип вертушки поторопил он ее взмахом руки. — Сюда только от Ва Зелина и ходят.

Тихо было на территории комбината и не пахло ни щетиной, ни щетками. Она приблизилась к указанной двери, хотела было надавить на звонок, но увидела под звонком надпись: «Не звонить. Звонок не работает». Череп, охраняющий дверь, улыбнулся ей зловещей улыбкой. Она ему показала язык и смело дернула за дверную ручку.

За порогом не было ничего опасного — два коротких ряда простых деревянных кресел, какие встретишь в любой приемной и в любом кинотеатре, окаймляли обитую дерматином дверь, это слева. Прямо — лестница, перед ней на стене таблички с именами каких-то непонятных организаций и, соответственно, номерами комнат, которые эти организации арендуют. Справа — что-то вроде загородки бюро, за которым, кроме пыльного стула, никого и ничего не было.

Лёля почитала названия, надеясь отыскать среди них интересующий ее «Серпентарий». «Курсы прогрессивной дрессуры», «Союз пайщиков северо-западных цветоводств», «Общество любителей палеозоя» «Издательство „Анютин журнал“» — читала Лёля название за названием, но ничего хоть намеком связанного со змеиной тематикой, сколько ни искала, не находила. На двери слева была табличка с именем «О. О. Оживлягин. Директор ЩЩК им. А. М. Столярова». Медсестра Лёля пожала плечами и вошла в директорский кабинет.

— У вас там сторож в будке сидит, он у меня про мел спрашивал, — заявила она с порога человеку за тяжелым столом. Голова у человека была лысая и волнистая, вся в каких-то буграх и шишках, с редкими островками волос.

— Жрёт он его, вот и спрашивал, — ответил человек в шишках. — Вы от Ва Зелина?

— От Вазелина. А вы О. О. Оживлягин, директор?

— Олег Олегович. А ваше как, я извиняюсь, имя?

— Мое имя Медсестра Лёля Алдынхереловна Кок-оол.

— И вы интересуетесь змеями. А какие именно змеи вас, Медсестра Лёля Алдынхереловна, интересуют? И для какой цели? Вы ж понимаете, это вопрос не праздный. Сейчас многие интересуются змеями. Кому-то нужен змеиный яд, обыкновенный их, видите ли, не устраивает. Кто-то хочет подарить сослуживцу кобру, а кому-то вынь да положь удава. А если учесть тот факт, что чуть ли не все современные виды змей считаются вымирающими и занесены в охранную книгу, то вы можете себе представить, с какими дополнительными трудностями это связано.

— Я понимаю. Мне нужны белые и черные узорные змеи, всего восемнадцать штук, половина таких и половина таких.

— То есть восемнадцать гадюк, девять колодезных и девять обыкновенных.

— Да. Мне нужны змеиные шкуры.

— Восемнадцать змеиных шкур, понимаю. Я сейчас вызову человека, и он вас отведет в наш гадюшник.

Человек был самый обыкновенный, в болотных сапогах и рубашке с рукавами, закатанными по локоть. Руки его были в перчатках из плотной непрокусываемой резины бледного, презервативного цвета. Звали человека Антип.

— Раньше как змей ловили, — рассказывал ей по дороге Антип. — Брали ведро воды, несли эту воду в баньку или, там, в деревенский погреб и бросали в ведро расческу. Главный тут фактор в чем — чтобы она, расческа, была не с волосами, а чистая. После этого на три дня ведро оставляли в погребе. На четвертый день приходили и искали в этой воде волос. Вытаскивали, значит, его из воды, а он белый такой, седой, брали его, значит, в руки и тёрли, тёрли между ладонями, пока змеи из всех щелей не полезут и к ловцу не начнут сползаться. Вот тогда-то и начиналась работа — только их успевай собирать да в мешок складывать. Работали, конечно, вдвоем — один трёт, другой ловит. Как по целому мешку наберут, волос в воду и, ну, быстренько уносить из погреба ноги. Иначе змеи начинают опоминаться, и на них этот приворот перестает действовать. Ведь те змеи, что на волос-то вылезали, не простые были, а виноватые, то есть такие только, что человека хоть раз в жизни кусили и лишили его здоровья или дыханья. — Антип задумался, лицо его погрустнело. — А вот убивать их жалко — ну для шкур там или для других надобностей. Мы всегда перед тем, как змею убить, просим у нее прощения. Кусала она людей, не кусала, а прощение у нее попроси обязательно. Такое первое правило змеелова. Мы даже свечку ставим змеиному богу Уроборосу за упокой их пресмыкающейся души.

— Вам не страшно? — спросила Медсестра Лёля. — Змеи всё-таки, укусить могут.

— Да если б я хоть котел золотой с золотом откопал, все равно этим делом бы занимался, — ответил ей на это Антип. — Рисковое потому что дело. А риск, как водка, — не дает сердцу засохнуть.

Он привел ее петлистыми переходами к какой-то низкой подвальной двери, отпер ее длинным, похожим на скелет железной рыбы ключом, толкнул створку, и на Лёлю пахнуло джунглями и болотной тиной. Она вошла и только хотела спросить у своего провожатого, не выдают ли здесь каких-нибудь специальных бахил или чего другого для защиты от ядовитых гадов, как дверь у нее за спиной захлопнулась и бедная Медсестра Лёля услышала хищный звук поворачиваемого в замке ключа. Она стояла ни жива ни мертва, слушая, как в шевелящейся темноте слева, справа, со всех сторон устремились к ней, беззащитной провинциальной девушке, скользкие невидимые тела.

Глава 3. Хлеба и пиво

Вагон метро битком был набит народом, к тому же страшно хотелось пить. Ванечка держался за металл поручня, жадно глядя на рекламную красоту на стенке, упакованную в прозрачный пластик. Съев глазами мясные блюда, он перешел к десерту, состоящему из ненавязчивого двустишия, которое, не будучи знатоком, он отнес к тому направлению постмодернизма в поэзии, которому тут же и придумал название: позитивный кулинар-арт.

Бифштексы царские, люляПусть будут с вами навсегда.

Стихи были устремлены в будущее, и начиналось оно отсюда, из неустроенного, неясного настоящего, из норы метрополитеновского туннеля, прорытой в глинах и плывунах Балтики, из несущегося под землей вагона, переполненного невыспавшимися людьми. Жажды стихи, к сожалению, не утоляли, тем более пассажир слева сосал, прихлюпывая, из горлышка «Бочкарев». Ванечка не любил «Бочкарев», но все же позавидовал пассажиру, сейчас бы он не отказался и от такого. Он заглянул за плечо девушке, стоявшей от него справа с книгой в окольцованной ручке, и прочитал первую выхваченную из книги фразу: «Ее прекрасные груди были подвешены к моему содрогающемуся сердцу, как висящие с дерева плоды». Ванечка улыбнулся кисло.