В оковах Шейха - Триш Мори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Увидимся позже, — сказал Рашид.
— В семь утра за завтраком? — Предложила Тора, отказываясь признавать скрытую угрозу в его словах. — Это было бы идеально. Нам также нужно обсудить некоторые детали. Спокойной ночи.
Блеск его глаз и раздувающиеся ноздри сказали ей, что ему не нравится, что она диктует условия, когда они встретятся, или когда его так быстро спроваживают. Без сомнения, ему тоже не нравилось, когда ему напоминали о его части сделки. Жестко. Он обещал, он мог заплатить, значит так и сделает.
— Пойдем, — сказала Тора, поворачиваясь к Юсре. —Давай сейчас искупаем Атию.
Со шорохом одежды Карима она услышала, как он исчез вместе с Рашидом через смежную дверь, и Тора снова смогла дышать.
* * *
Встреча с Золтаном приближалась. Рашид почувствовал, как напряженная боль в животе немного ослабла, но этого было достаточно, чтобы он мог дышать глубже, чем с момента прибытия в Каджаран. Он смотрел со своей террасы на сады, окружающие обширный бассейн внизу. Вокруг него дворец спал. Ночь опустилась быстро, и теперь небо над головой было бархатным саваном иссиня-черного цвета.
Золтан прибудет через три дня, к нему присоединятся Айша и дети, а также Бахир и Кадар со своими семьями за день до коронации. В последний раз они были вместе в Мельбурне на свадьбе Кадара шесть месяцев назад. Для братьев пустыни было бы хорошо снова быть вместе, хотя когда-то их было всего четверо, а теперь каждый раз, когда они собирались вместе, казалось, что их становится больше, жены и дети увеличивают их число. Он покачал головой. Такая возможность была бы немыслима даже несколько лет назад, когда один за другим его братья вступали в брак.
Он остался один. Он не брал в расчет свой поспешно придуманный брак с Торой. Это было не так, как если бы она была настоящей женой. Она уйдет в считанные недели, даже если их брак должен был продлиться год на бумаге. В некотором смысле было прискорбно, что его пустынные братья и их жены вообще встретятся с ней, потому что они должны были соблюдать это временное соглашение. Он услышал какой-то звук и покосился туда, где находились апартаменты Торы, но ночь снова погрузилась в тишину, единственным звуком был шелест пальмовых листьев на едва уловимом ветерке.
Он вздохнул. Что ж, пусть его братья думают все, что захотят. Сейчас у него были гораздо более важные вещи, о которых нужно было думать, например, о стране, полной людей, которым годами предлагали лакомые кусочки, где эмир разбогател на доходах от добычи полезных ископаемых. Все должно было измениться. Меньше денег было бы потрачено на дворцы и безделушки. Больше денег пошло бы на финансирование школ и больниц, особенно за пределами города, где потребности оставались незамеченными и часто игнорировались, когда они были.
Его хватка на алебастровой балюстраде балкона усилилась до боли в костяшках пальцев. Было легко увидеть, в чем заключаются несправедливости, но нужно было так много решить. Мог ли он решить проблемы последних тридцати лет плохого управления?
Почему он вообще рассматривал это?
Но кто-то же должен был это сделать, разделить богатства и перетащить эту страну в двадцать первый век и он был следующим в очереди на трон.
Его внутренности снова сжались сильнее. Боже, что он вообще здесь делает? Днем он был инженером-нефтяником, а ночью слыл плейбоем. Помимо его ДНК, какими качествами он обладал, чтобы управлять страной? Он огляделся по сторонам. Снова раздался тот звук. Ребенок, он понял. Но на этот раз было нечто большее.
Она снова пела эту песню.
Одновременно притягиваемый и отталкивающий, он наблюдал, как Тора вышла из своей комнаты, держа ребенка на руках, когда она пела мягкие, успокаивающие слова колыбельной, которую он никогда не знал, и все же это каким-то образом затронуло какую-то глубокую часть его. Он растворился в тени, пока она покачивалась в ночном воздухе, напевая слова утешения и покоя, ее волосы были убраны в этот проклятый пучок, именно так, как ему нравилось, в то время как голубой свет от бассейна внизу делал ее длинную белую ночную рубашку прозрачной, так что она плыла, как облако, вокруг ее стройной ноги и щекотала верхушки ее босых ступней.
Он проглотил всплеск похоти, наблюдая за происходящим, завороженный.
Ветерок играл с подолом ее ночной рубашки, меняя тени и нашептывая обещания, когда она пела об абрикосах, голубях и водопадах, и некоторые из ее слов были неправильными или неправильно произнесены, но это не имело значения, потому что общий эффект все равно был прекрасным.
Она была прекрасна.
Он стоял в тени, и его сердце билось слишком быстро из-за тайны, которую он не понимал.
Он стоял там совершенно околдованный.
Околдованный и жесткий.
Она закончила песню, последние сладкие ноты растаяли в ночном воздухе, ребенок на ее руках спал. Она повернулась, чтобы вернуться в дом, в тот же момент, когда он вышел из тени. Она ахнула.
— Тора.
Она сделала глубокий вдох, а потом еще один.
— Ты напугал меня. Что ты делаешь на моей террасе?
Он оглянулся на пройденный путь.
— Похоже, у нас есть смежные террасы, а также смежные апартаменты.
Ее глаза моргнули от разочарования, прежде чем закрыться.
— Что ж, спокойной ночи.
— Тора, подожди.
— Зачем? Атии нужно вернуться в постель.
Он посмотрел на ребенка, на ее умиротворенное лицо в руках Торы, не обращая внимания на электричество, заряжающее воздух между ними.
— Она спит.
— Это то, где я хочу быть.
— Тора.
— Почему ты здесь?
— Я не мог уснуть.
— Нет, — сказала она, ее мягкий голос дрожал в бархатной ночи. — Почему ты здесь? Чего ты хочешь?
Мгновение спустя он ответил.
— Тебя.
В этот момент Тора потерял всякое представление о времени, всякое представление о пространстве. Потому что Рашид стоял там в одних только тонких белых пижамных штанах, низко надвинутых на бедра, что не скрывало его возбуждения. И его грудь была обнажена, и в его глазах она могла видеть муку, и прямо сейчас он выглядел так, как будто его изваяли в тени. А потом он придвинулся ближе, и она увидела, что в его темных глазах было нечто большее, чем мука, что-то гораздо более плотское.
Она вздрогнула от макушки головы до кончиков пальцев ног, которые свернулись на прохладной брусчатке, пытаясь ухватиться за мир, в котором она была чужой.
— Рашид ... — Но он уже шагнул ближе, вторгаясь в ее пространство, даже когда она отступила, ее
