Враги России - Владимир Соловьев

Следователь – обычный российский гражданин, а не какой-нибудь палач гестапо – попытался включить прибор, а человек не оживал. С огромным трудом его все-таки удалось вернуть к жизни. Вы, наверное, думаете, что его отправили на реабилитационный период в больницу? Не надейтесь. В тюремный госпиталь.

Неясно, каким чудом Круглякова все-таки удалось вытащить из заключения, ему еле успели сделать операцию. Не буду говорить о том, какой вред был нанесен его здоровью. Ну и как? Можно предположить, что пытавший его следователь был обвинен, отстранен от работы, понижен в должности? Ничего подобного. Он даже взыскания не получил. Это же все нормально. Разве может быть по-другому?

Вот этот следователь – он враг или нет? Наверное, если бы мы смотрели фильм о зверствах гитлеровцев, то такого палача ненавидели бы всеми фибрами души. А к этому человеку как относиться? Или как относиться к тем скромным и простым людям, которые решили, что в СИЗО достаточно мыться один раз в неделю? К тому же один раз в неделю означает – если в этот день у тебя нет судебного заседания. А если заседание есть, то извини, не мыться тебе еще неделю, походи пока грязным. Да и это не страшно. Кормят же понятно как. Но если ты ведешь себя плохо, тебя после вывоза в суд переводят в другую камеру – и живи без еды, а передачки твои все «сгорели». А во время слушания в суде тебя тоже кормить нельзя. Не дай бог кто-то из родственников конфетку передаст – не положено! И приведут тебя, закованного в кандалы, – ты же вражина, хотя приговора суда еще нет, а судят тебя всего лишь за экономическое преступление. Сейчас, конечно, стало все меняться, и полетели высокие чины со своих кресел. А конкретные следователи? Прошло время, и все вернулись на работу.

Или, например, есть какой-то генерал Бульбов. Страшный человек, непонятно в чем замешан, не дай бог проговорится. И неважно, что герой Афганистана, неважно, что русский офицер, неважно, что кровь проливал и что солдат своих из окружения выводил, личный состав берег. Неважно. Важно было взять его и бросить в тюрьму. А если он, мерзавец, не понимает, так мы на семью надавим. Сына из академии выгоним, с женой беседы будем проводить, порочить.

Ну а уж если ты, не дай бог, бизнесмен, да еще когда-то был сенатором, то как же сладко взять и показать про тебя сюжет! А ты в камере сидишь, а вокруг тебя уголовники. Есть телевизор, и работает он прямо у тебя над головой. И тут показывают, какой же ты мерзавец! А главное – сколько у тебя квартир, домов, пароходов, самолетов, рек и океанов – ну прямо хозяин мира. Абрамович с Березовским плачут друг у друга на плече, их утешают Билл Гейтс с Потаниным. Ну и потом приводят этого мерзавца страшного на суд, синего такого, что издали можно, наверное, его принять за баклажан. Но судья-то дама опытная и милосердная. Она сразу поняла – видно, упал во сне. И лицом ударился. Поэтому на такую мелочь можно не обращать внимания.

Стоит ли говорить, что с ним вытворяли, чтобы он переписал все свое имущество на кого надо, и через какие мучения прошел еще не осужденный человек просто за то, что он не хотел брать на себя все? А ведь ему объясняли, просили: возьми, не будь дураком, ведь по-настоящему страшных преступников мы посадить не можем, они родственники больших людей во власти, на них нам добро не дали. А ты человек неприятный, жадный, и ведь действительно преступник! Возьми на себя все. И ведь обмануть такого негодяя – почти что не обмануть, а мудрость проявить. Пообещать сделку со следствием, а потом выясняется, что и не сделка это вовсе, а чистосердечное признание, просто так хитро оформлено. И глядишь, дурачок вместо своих десяти-пятнадцати лет получает на полную катушку – пожизненное. А следователям ордена да медали, продвижение по службе. И главное – кто будет переживать? Он же на самом деле преступник. Чего его жалеть? Подумаешь, не десять лет, а пожизненное. Он что, дурачок, думал, после десяти лет выйти сможет? Да ладно. Из наших колоний выйти можно разве что больным стариком. А с такими сюжетами, если ты не Ходорковский и вокруг тебя все на цирлах не бегают и не кричат: «Ах, ах, не смейте его трогать, он, видите ли, узник совести!» – шансов-то выжить будет немного. Совсем немного.

Россия современная хороша до того момента, пока дверь камеры за тобой не закрылась. А как закрылась, тут и заработала машина времени. И озираешься ты, пытаясь понять, какой год на дворе – 1931, 1937, 1951 или 2011-й. Все одно – жизнь кончилась, приплыли.

Конечно, эту систему рано или поздно надо было менять. Но вот поручить прогнившей коррумпированной системе перестраивать саму себя – шаг, конечно, удивительный и очень российский. Понять, каким образом вдруг все осознают свое ничтожество, припадут к роднику мудрости и, умывшись слезами, совершив раскольниковское покаяние на Сенной площади и троекратно нырнув в разные котлы, вынырнут оттуда добрыми молодцами, можно только в России. Можно, конечно, предположить, что система изменится, если снять с должностей двадцать генералов, и что если дать лейтенанту достойную зарплату, то в милицию (полицию!) сразу побегут работать хорошие люди, а плохие посредством магического заклинания либо преобразуются в хороших, либо растворятся в небесной дымке. Но верить этому никаких оснований нет.

Стало ясно, что в России фактически сложилась система параллельного управления народным хозяйством, которая использует (а зачастую сама создает) прорехи в законодательстве, равно как и прорехи в осуществлении законодательства, для личного обогащения. При этом не обязательно даже вступать в сговор в каждом отдельном случае. Сложилась, должно быть, принципиальная система взаимопонимания. И если спросить каждого из этих людей, они, наверное, чувствуют себя патриотами. Что ж, многие из них действительно патриоты, так как на фоне предельно коммерциализированной гопоты в погонах существуют и доблестные офицеры, которые пытаются не замечать всего происходящего вокруг них и занимаются решением тяжелых боевых задач. Но они скорее относятся к тем немногим фанатикам, которые, как боги войны, вынуждены ездить в горячие точки и с ужасом думать, что вот командировка закончится и придется возвращаться домой. Жизнь любого опера на «земле», любого следователя – неважно, где он служит, – это, по большому счету, мало романтики, много писанины, вечные попытки угодить начальству, и все это крайне далеко от того, что мы читаем в книгах о доблестной милиции.

Конечно, если смотреть сериалы, то тут все просто и ясно – здесь хороший, там плохой. Но, присмотревшись получше, понимаешь, что вся жизнь серая, и хороший не очень хороший, и у плохих бывают какие-то свои обстоятельства, все люди, всюду родственники, всех можно понять, и у того же Дымовского гражданская жена держала ларьки, а он помогал ей выживать. И если, не дай бог, у кого-то из нас что-то случается, мы думаем, кому из знакомых милиционеров можно позвонить и что можно сделать. Хотя, когда наш дачный поселок в свое время подвергался регулярным набегам одинцовских братьев-акробатов, вдруг выяснилось, что приезжавшие на место преступления милиционеры не имели ни малейшего представления ни о дактилоскопии, ни о том, что такое след, ни о том, что такое вещественные доказательства, и по большому счету годились только на то, чтобы пройти по соседним дворам в поисках гастарбайтеров – и не для того, чтобы найти у них похищенное, а чтобы выбить из них деньги за отсутствие регистрации. Что ж, у кого какие задачи.

Может ли очистить себя система абсолютно коррумпированная, по большому счету давно переродившаяся? Наверное, под воздействием магического кристалла все возможно, как и раковая клетка при каких-то условиях может стать здоровой. Но, повторю, никаких оснований верить в такого рода чудо пока что нет. Тем более странно видеть, как реструктуризация доверяется людям, не вызывающим большого уважения. Нет, они, вероятно, замечательные хоккеисты, просто в должности министра внутренних дел хотелось бы видеть человека, гораздо глубже посвященного в специфику милицейской работы и более требовательно относящегося к выполнению своих обязанностей. Здесь, конечно, можно привести много неожиданных примеров, которые довольно сильно радуют: в частности, очевидные изменения, происходящие в московской милиции, где все-таки перестали выгораживать своих, где наконец-то чувствуется, что генерал Колокольцев наводит порядок. И сам он, похоже, человек достойный, который не боится идти на переговоры с протестующими на Манежной площади, да и вообще выглядит так, как должен выглядеть генерал – подтянутый, четкий. Потому что привычный образ российского милиционера – это с трудом пролезающий в хула-хуп живот, неизвестно где болтающийся ремень, наглый взгляд и ощущение, что ты уже попал.

В последнее время все тяжелее найти человека, который, если в его жизни что-то случится, побежит в милицию. Почему? Разве это нормально? Разве не к милиционеру – теперь полицейскому – должны мы обращаться за помощью? Так почему же, когда женщина поздно вечером возвращается домой и видит милицейский-полицейский патруль, она скорее перейдет на другую сторону улицы, понимая, что встреча с этими парнями может быть опаснее, чем даже с подвыпившими гопниками? Это – враги?