Аферистка - Кристина Грэн

То, что я являлась владелицей одного из его обществ с ограниченной ответственностью, было чистой формальностью. Геральд дал мне подписать какие-то бумаги, которые я не удосужилась прочесть, и мы часто шутили, что он теперь получает мои деньги. В день рождения — мне исполнился двадцать один год — он подарил мне кольцо с большим бриллиантом. Мои знакомые, которых я называла подругами, восхищенно охали и ахали, рассматривая подарок.

Вечером того же дня Геральд изменил мне с Моной, темнокожей красоткой, подружкой одного музыканта, безудержно увлекающегося кокаином. Они совокуплялись прямо в нашей гардеробной комнате. Прижатая к шкафу, в котором хранилось мое белье, Мона стонала и вскрикивала. Но лицо ее выражало не страсть, а триумф. Она не закрывала глаза во время соития и внимательно рассматривала мою одежду, висевшую в гардеробной на обтянутых шелком плечиках. Геральд во время занятий любовью никогда не выключал свет, однако незадолго до оргазма он закрывал глаза, чтобы лучше сконцентрироваться. Он не видел меня, но Мона заметила, что я наблюдаю за ней, и улыбнулась. То была улыбка удовлетворения, и вместе с тем Мона как будто говорила мне, что не стоит воспринимать все это всерьез, что все мужчины — идиоты и надо пользоваться их деньгами, властью или любовью.

Мы, словно две сообщницы-аферистки, улыбались друг другу, хотя в этот момент я ненавидела Мону. Геральд был пьян, однако это служило всего лишь объяснением его поведения, но никак не оправданием. В последнее время он много пил, стал нервным и раздражительным. Свое дурное настроение он объяснял стрессом. У него возникли какие-то проблемы со строительством офисных зданий в центре города. Геральд не хотел посвящать меня в подробности возникших затруднений. Тем временем темп движений Моны увеличился, а ее крики стали громче. Я тихо вышла из спальни и спустилась по лестнице к гостям. Вслед мне неслись стоны и крики оргазма. Вероятно, в кульминационный момент Геральд укусил Мону в грудь, как всегда это делал, когда хотел приправить акт соития каплей боли.

Внизу вечеринка в честь моего дня рождения была в самом разгаре. Гости веселились, смеялись, шутили. Молодые красавицы выставляли свои тела напоказ, танцуя в вестибюле дома перед восхищенными зрителями — немолодыми мужчинами, потягивающими спиртные напитки. Они говорили о деньгах, а думали о сексе. Говорили о политике, а думали о власти. Налив себе виски, я заговорила с сыном одного баварского магната. С виду он походил на свинью. Сынок стал расхваливать мое серебристое платье и деловые качества моего супруга. На это я сказала, что мы с Геральдом не женаты и живем в грехе. Тогда он заявил, что хоть сейчас готов жениться на мне. Предложение пришлось мне по вкусу, так как я знала, что у его отца большое состояние.

— Назовите мне место и время бракосочетания, и я приду.

Мои слова испугали его, я видела это по выражению его лица. Мужчины не любят, когда их треп воспринимают всерьез. Любое проявление искренности или правдивости вызывает у них панику. Мой собеседник стал растерянно озираться, как будто взывал о помощи. Заметив знакомого режиссера, он бросился к нему с такой радостью, словно давно уже искал встречи с ним. Стараясь подавить в себе закипавшую ярость, я двинулась дальше, приветливо улыбаясь гостям, ведь я была хозяйкой праздника. Меня возмущало, что Геральд и Мона не спускаются вниз. Неужели они после полового акта разговорились и не спешат к гостям? Это уже слишком.

Музыкант, друг Моны, сидел на ступеньках лестницы и явно скучал. Его можно было бы назвать привлекательным, если бы не недовольное выражение лица. Жизнь вызывала у него отвращение, общество тоже казалось ему омерзительным. Он пришел сюда только потому, что надеялся найти две вещи, которые еще интересовали его в этой жизни, — женщин и кокаин.

— Какая ужасная музыка, — промолвил он, когда я присела рядом с ним.

— Но она считается популярной. А под твою музыку невозможно танцевать. Кстати, Мона и Геральд трахаются сейчас наверху, в гардеробной.

Я хотела посмотреть, как музыкант отреагирует на эти слова. Но он и бровью не повел. Должно быть, от недостатка кокаина он страдал больше, чем от недостатка верности. Впрочем, само слово «верность» звучало довольно странно в нашей среде, где главной целью считалось удовольствие. Серьезные отношения здесь не приветствовались.

— Ты их видела? У Моны замечательное тело, но у нее не хватает мозгов. Мона знает это и страдает от комплекса неполноценности. И чтобы компенсировать свой недостаток, она постоянно увеличивает число партнеров по сексу, считая это своим завоеванием. Не надо относиться к подобным вещам слишком серьезно и драматизировать ситуацию. Кстати, у тебя в доме есть кокаин?

Я тряхнула головой и предложила ему выпить мое виски. Музыкант с видимым отвращением осушил мой стакан.

— Какая дрянная вечеринка, — промолвил он, и на этот раз я была с ним полностью согласна.

Мне исполнился двадцать один год, но всем — даже Геральду — глубоко безразлично, что это мой праздник, мой день рождения. Никому нет никакого дела до причудливых мертвых омаров, до двухсот перепелов, которых, чертыхаясь, целый день фаршировали повара, до взмокших от усталости официантов и, наконец, до того, что на вечеринке отсутствует хозяин дома. Жизнь представлялась моим гостям бесконечным праздником. Мне стало зябко, и я поняла, что чувство холода будет еще долго преследовать меня.

Мона наконец спустилась к нам в вестибюль.

— У тебя шикарные тряпки, — заметила она, не обращая внимания на друга-музыканта, который все свои гонорары тратил на кокаин и не покупал ей роскошных нарядов.

Я пошла к бару, чтобы налить себе еще виски. Алкоголь оглушал и усыплял чувства, он стал верным спутником моей жизни. Он согревал меня и смягчал выражение лиц окружающих. Я пошла танцевать с толстым, откормленным, похожим на свинью сыном магната. Его руки шарили по моей обнаженной спине, и я позволяла ему это, потому что мне было очень холодно и я хотела согреться. Мона завладела всеобщим вниманием. Танцуя, она кривлялась и извивалась в животной страсти. Вообще-то она мало напоминала боксерскую грушу. Но если закрыть глаза…

Я сжала кулаки. Однако мой партнер по-своему истолковал мое настроение. Он решил, что меня охватило сексуальное возбуждение, и просунул свое жирное колено между моих ног. Все мы были отвратительны и мерзки.

Мне казалось, что все мы испытываем страх. Мы боимся опасных мыслей, боимся одиночества, которое начнется за порогом ярко освещенного помещения. Боимся снять маску удачливых беззаботных людей. Я вспомнила Вондрашека, который сидел в тюрьме, и Клару, продававшую театральные билеты и жившую в меблированной комнате. Она безболезненно простилась с Клер и своей мечтой стать актрисой. Я довольно чувствительна к боли, и мне надо учиться быть выносливой и сдержанной. Вскоре у стойки бара появился Геральд. Я выпила с ним, пытаясь вспомнить того мужчину, которого любила.