Руки кукловода - Наталья Александрова

– Да ну тебя, Мишка! Я так растерялась…

– Растерялась она, – проворчал Мишка. – Значит, так, – он тронул машину с места, – пока про эти бумаги – молчок. Я поразведаю, как и что. Пройдусь по этому списку помещений, может, каких знакомых обнаружу, выясню, правда ли, что они получили аренду через «Домовенка»…

Знакомых у Мишки было полгорода, так что вполне возможно, что он найдет какую‑нибудь ниточку. На том и порешили.

В отделе сидела одна Гюрза – тихо, как кот в засаде. Мне она ничего не сказала, а Мишку тут же услала куда‑то с поручением. Мишка подмигнул мне и вышел.

В квартире Алевтины Ивановны Фадеевой третий час шел обыск. Понятые: тихий, умеренно пьющий пенсионер Потапов, бывший железнодорожный контролер, и перезрелая вдова Лапушкина с мелкими обесцвеченными кудрями, – тосковали и мечтали, чтобы все это поскорее закончилось.

Впрочем, трое сотрудников милиции мечтали о том же самом, в глубине души поминая недобрым словом всю отечественную журналистику в целом и корреспондента Александра Кречетова, из‑за которого им пришлось браться за это гиблое дело, в частности.

Поначалу смерть Фадеевой признали несчастным случаем и никакого уголовного дела не завели, но после статей в «Невском вестнике» на стол начальника Управления внутренних дел лег депутатский запрос, и волей‑неволей пришлось браться за этот дохлый «глухарь».

– Кому эта бабка могла помешать? – тяжело вздыхал практикант Леня Синичкин, брезгливо перебирая постельное белье покойной, сложенное аккуратными стопками в ящиках комода. – Денег у нее, судя по обстановке, не было, должность занимала небольшую…

Старший группы капитан Слезкин в глубине души придерживался точно такого же мнения, но в целях поддержания в группе дисциплины на провокационные разговоры не поддавался и продолжал перетряхивать коробки с крупами и банки с пряностями, не зная, что он, собственно, хочет найти.

Старший лейтенант Мартиросов передвинул в сторону кухонный стол и поднял с пола обгорелую спичку.

– Посмотри‑ка, Слава, – обратился он к Слезкину. – Вот что я нашел.

– Ну спичка, – недовольно буркнул капитан, – тоже мне находка.

– Э, подожди, дорогой. – Мартиросов опустил спичку в полиэтиленовый пакет и поднял палец, обращая внимание коллег на важность своих слов: – Женщина она аккуратная, сора и пыли в квартире нет, подметала само собой каждый день. Значит, спичку уронила незадолго до смерти, раз не успела замести…

– Ну и что? – Слезкин пожал плечами. – Ну газ зажигала и… – Он поперхнулся, поняв, что сморозил глупость: плита в квартире электрическая, и он на нее как раз в эту минуту смотрел.

Пенсионер Потапов вежливо кашлянул, напоминая о своем существовании, и скромно вступил в разговор:

– Я очень извиняюсь, у нас в тот вечер свет выключался, минут на сорок, так, может…

– Вот‑вот, – поддержал Слезкин понятого, – у нас же в протоколе опроса отмечено: света не было в тот вечер, вот она спички и жгла…

Да? – темпераментно сверкнув темными глазами, Мартиросов показал на толстую хозяйственную свечку, валявшуюся посреди кухонного стола. – Что же она свечку не зажгла? Так сорок минут в темноте и просидела?

Действительно, свеча была неиспользованная, белый кончик фитиля кокетливо свешивался набок.

– Спичку, значит, зажгла, хотела зажечь свечу, а потом почему‑то передумала?

– Ах ты, черт! – Слезкин нервно сглотнул.

До него дошел смысл сделанной Мартиросовым находки.

– Товарищ капитан! – раздался из комнаты голос практиканта. – Поглядите, чего это тут?

Слезкин оглянулся на Мартиросова, снова пожал плечами и пошел на помощь молодому коллеге.

Вася стоял на коленях перед окном и заглядывал снизу под широкий подоконник.

– Ну, что ты там такое нашел? – усталым голосом осведомился капитан.

– Да никак у нее подоконник съемный. Вон, смотрите, винты. Отверточку мне бы крестовую…

В дверях появился оживившийся пенсионер Потапов и вызвался принести отвертку из своей квартиры. Слезкин согласился, хотя через полчаса пожалел об этом: Потапов все не шел и не шел, а когда, наконец, появился с отверткой, по исходившему от него запаху стало ясно, что отставной контролер воспользовался посещением своей квартиры, чтобы снять стресс после утомительной и нервной работы понятого.

Неодобрительно принюхавшись, Слезкин взял отвертку и, наклонившись к подоконнику, вывернул потайные винты. Вдвоем с практикантом они вытащили освободившуюся доску и заглянули в открывшийся взглядам просвет.

– Так! – глубокомысленно изрек Слезкин и наклонил доску над ковром.

На пол посыпались с нежным шуршанием зеленые бумажки.

– Ой! – неожиданно тонко взвизгнула впечатлительная вдова Лапушкина и прижала полную веснушчатую руку к взволнованно заколыхавшейся груди.

– Ох ты, мать твою! – в один голос с ней крякнул Потапов и по непонятной ассоциации впервые в жизни перекрестился.

– Доллары, – севшим от волнения голосом поделился практикант Синичкин с окружающими своими наблюдениями, – много.

– Вот вам и мотив, – обращаясь в основном к Слезкину, резюмировал Мартиросов.

Капитан Слезкин, естественно, тоже не мог промолчать. Он наклонился над зеленой россыпью и трагическим тоном скомандовал:

– Срочно оприходовать и переписать! Понятые, потом опись подпишете. Номера банкнот обязательно указывать.

Во время длительной и плодотворной работы по переписыванию свободно конвертируемых купюр старший лейтенант Мартиросов, по‑прежнему обращаясь преимущественно к старшему группы, развивал свои соображения по поводу расследуемого преступления:

– Они свет выключили, чтобы в квартиру легче проникнуть, чтобы на лестнице их никто не заметил, так?

– Ну, допустим, так, – нехотя соглашался капитан, – да и при свете никто бы внимания не обратил…

– Когда свет погас, потерпевшая хотела свечку зажечь, да не успела – на нее напали. Хотели узнать, где она деньги прячет…

– Но следов пытки не обнаружено! – радостно прервал слишком умного подчиненного Слезкин.

– А они в ванне ее пытали: подержат под водой, потом выпустят на минутку, чтобы отдышалась… да не рассчитали, она и умерла.

– Поменьше фантазируй, старший лейтенант! – поставил его Слезкин на место. – Записывай: купюра достоинством сто долларов, номер…

Михаил подъехал к первому адресу из списка. В большом помещении на Каменноостровском проспекте кипела работа. Внутри огромного витринного окна, как рыбы в аквариуме, копошились двое парней в рабочих комбинезонах, монтируя светильники. Снаружи еще несколько человек устанавливали длинную раздвижную лестницу, явно подбираясь к огромной рекламной консоли.

– Мужики! – окликнул Котенкин одного из пролетариев. – А где ваше начальство? Кто тут командует‑то?

Мрачный детина, державший во рту несколько огромных гвоздей, что‑то пробурчал, но по причине гвоздей совершенно неразборчиво. Остальные участники трудового процесса никак на Михаила не реагировали.

– Эй, орлы! – повторил Котенкин попытку. – Где ваш начальник?

Мрачный детина сплюнул гвозди в ладонь и явственно произнес:

– А кому и кошка начальник

Отчаявшись добиться результата на первой линии обороны, Мишка толкнул дверь и вошел внутрь.

По полу ползал на карачках худой рыжий человек, подгоняя одну к другой полированные кафельные плитки.

– Куда прешь! – истерично воскликнул он, поднявшись на ноги и оказавшись невероятно высоким. – Куда прешь, мормон недорезанный? Клей еще не встал!

Михаил застыл на пороге и повторил, что ищет начальника.

К счастью, плиточник очень хотел от него избавиться, и поэтому, повернувшись в глубину помещения, зычно крикнул:

– Семеныч! Тут тебя какой‑то мормон спрашивает!

Котенкин очень удивился, почему плиточник записал его именно в мормоны, а, например, не в адвентисты седьмого дня, но предпочел не уточнять у него, а дождаться наконец представителя здешнего руководства.

Появившийся на крик Семеныч оказался невысоким, но довольно пузатым и подвижным мужичком лет сорока с такой густой вьющейся шевелюрой, что коричневая замшевая кепка торчала на ней, как на мотке колючей проволоки, то» и дело норовя соскочить. Подкатившись к Михаилу, как колобок, и вытирая на ходу вымазанные чем‑то белым руки, Семеныч скользнул по Мишиной фигуре круглыми блестящими глазами и осведомился:

– Вы из Центра размещения рекламы? Так мы с Шемаханской обо всем договорились, у нас на первый квартал льгота и все вперед проплачено!

– Да нет, – протянул Михаил, – я не…

– А, так вы, наверное, с Лифляндской? Так мы за аттестацию еще во вторник перечислили!

– Нет, я…

Семеныч, не давая посетителю вставить слова, горячей скороговоркой пресек его попытку объясниться: