Убить циклопа. Криминальные фантасмагории (сборник рассказов) - Павел Поповкин

меШОК

Трамвай затормозил на остановке «Прокатная». Мужчина, одетый в допотопную дубленку, с обезумевшим лицом, кому-то махая рукой, соскочил со ступенек.

– Чтобы ты сгнил, безбилетник, – проводила его женщина-водитель.

Дверь закрылась, трамвай тронулся. Снаружи кто-то хлопал по металлическому корпусу, кричал, догонял, но водитель предпочла ничего не замечать. Егор Тарабасов остался совершенно один в холодном салоне. Сильно чихнул. Внутри работал обогреватель, он не спасал от январского мороза, но хорошо гонял высохшую пыль. На окнах образовалась тонкая наледь. Через три часа наступит ночь, снаружи включились рекламные огни, сквозь стекло, они просачивались в качестве бесформенных граффити. Сиденья, различные крепления, и узлы, отбивали оглушительный ритм, каждый раз, когда колеса спотыкались о стыки рельс. Огни погасли – начался многокилометровый район с промышленными базами, на дороге ни одного человечка, территория вымерла, и так до конечной остановки. Егор недовольно поморщился, когда очередной скачок, сопроводил новый дотоле незнакомый ему звук. Он оглянулся, предположил: что-то упало, или сломалось, придется еще пешком добираться, за опоздание на работе по головке не поглядят. Ему показалось, что в конце салона, за задним сиденьем прячется ребенок, но плохое освещение не давало конкретного ответа. Любопытство взяло вверх, Егор встал, подкрался, его догадка не подтвердилась. Напротив напольного обогревателя, к спинке сиденья был прижат полный тканевый мешок, туго завязанный веревкой. Оглянулся: водитель ничего не заметила. Возможно, судя по округлым выпуклостям, внутри овощи, не исключено, что капуста… Рука ощупала самую крупную округлость, пальцами покрепче за нее взялся, сразу понял, что там.

– Нос?! – казалось, спросил пассажир загадочный мешок. – Так там манекен… или не манекен?

Неутомимые пальцы прошлись по экватору мешка: ноги, руки, туловище, снова голова. Ужаленный более логичной мыслью, чем догадка о манекене, Тарабасов поднял руки к свету, они покраснели от липкой субстанции. Снова скачок, повторно звякнул тот неприятный звук. Он кроется не в мешке. Несмотря на то, что шестое чувство вопило о немедленном бегстве из трамвая, Егор не мог этого сделать пока не узнает причину странного звука. Открытие ждало под тем же задним сиденьем – большая столярная пила. Поднял ее, кривые зубья были испачканы засохшей кровью. Внезапно пила свалилась обратно на пол… дикий визг чуть не сбил с ног. Егор поднял голову, на него водитель таращила глаза. Сумасшедший фальцет перекрыл металлический грохот, стук колес. Она нажала на рычаг «тормоз», не унимаясь, обрывая голосовые связки, вылетела наружу, и пропала за складом приема черного лома.

Тарабасов приходил в себя еще как минимум минуту, заметил свое отражение в окне. Выяснилось, что во время обследования мешка, испачкал не только руки, но и куртку, зимние ботики, а тут еще окровавленная пила в руках. Он посочувствовал женщине: ее психике точно нанесена пожизненная травма. Бежать с мыслью, что сзади преследует тип с пилой, придется как минимум час, до конечной остановки еще далековато. Положение не из лучших, он понимал: если сейчас просто скроется, то его рано или поздно задержат, обвинят черт знает в чем; в поиске других окровавленных мешков, вскроют полы в квартире, перекопают огород. Егор вернулся к своей находке, если все так зашло далеко, то он просто обязан окончательно удовлетворить свое любопытство… Сорвал веревки, подтащил к центру салона, из глубин мешка на него смотрела голова в очках, с резиновыми «держалками» за ушами: да это пенсионер, порезали так, чтобы удобнее было фасовать.

– Егорушка может трамвай сжечь. Разом замести следы. Потом догнать эту тетку, и ее … – волновался недовольный поездкой пассажир.

Вынув носовой платок, стащив шарф с шеи, принялся очищать ручку пилы от отпечатков своих пальцев, подтирать поручни, пол, и другие части внутри салона, до которых возможно дотрагивался. Но страх был велик настолько, что возня с мешком и тряпками привела к обратному результату, салон трамвая напоминал скотобойню на колесах. Обнаружив спички в водительской кабинке, он хотел сжечь на улице свою одежду, вплоть до штанов и свитера. Начал с куртки – затолкав ее в ведро выбежал наружу, и заметил как в сотне метрах от трамвая с заведенным двигателем стоит легковая машина. Еще один свидетель?

«Я спокойно сидел, делал себе маникюр, как вдруг убийца-потрошитель размахивая пилой, выбежал из трамвая, и принялся сжигать улики», представил Егор, как шофер легковушки будет давать показания следователю.

– Уезжай проклятый, или сначала трамвайщицу, а потом тебя. Тут уже без ружья не обойдешься, – громко сказал Егор, махнув грозно ведром. Как бы в ответ машина три раза моргнула фарами, шофер открыл дверь, и направился навстречу… Испуганный Тарабасов забежал в салон, вместе с мешком спрятался за задними сиденьями. Грузные шаги сотрясли пол, они уверено направились по дорожке из кровавых следов. Шофер нагло ногой отодвинул мешок, и специально наступил на руку Егора. Несмотря на стон, шофер еще сильнее надавил.

– Ты значит – Бычок. Как было мне приказано, я ехал за трамваем, но женщина-водитель почему-то убежала. Что сломался трамвай, или хотел ее тоже в мешок затолкать? – говорил шофер, с недовольством осматривая окрашенный в красное салон. – Не будем дожидаться конечной остановки. Перегружай быстрее мешок в багажник машины. Быстрее, недоумок!

Тарабасов, не соображая, что же происходит, послушно схватил тяжеленную ношу, и потащил следом за широкоплечим шофером, засунул в багажник. Хотя его не просили, он завязал веревку, тщательно повторив прежний узел.

– Бычок, что это за мода? Вся морда в крови. Как с тобой наши могли связаться, – говорил шофер. – Ты видел себя, а интерьеры? И что ты скажешь водителю, когда она вернется. Лопух, бездарь, ничтожество. Все сейчас же протри, сам помойся. Мы тебе должны десять тысяч долларов, но вместо них ты получишь – девять. Такой свинской работы я еще не видел. Вот тебе канистра с бензином, тряпки – по цене той тысячи. Если, что говори: избили, кровь идет из носа, поэтому и пол такой грязный. И еще, забудь о двух квартирах дедушки – больше не суйся туда.

Шофер грубо сунул ему в руки пачку денег, канистру, ворох тряпок. Машина дала газу, и умчалась. Егор снова зашел в салон, пересчитал деньги: ровно девять тысяч долларов. Засунул их поглубже в потайной карман. За полчаса вымыл практически весь салон, выкинул как можно дальше канистру, и окровавленную куртку. Оставшись в одном свитере, направился обратно, в сторону города. Он готов был идти пешком хоть на край света, лишь бы не видеть никогда в жизни роковой трамвай. Есть, конечно, и приятные моменты, но о них позже, сначала надо добраться домой, позвонить оттуда на работу и хриплым, многострадальным голосом сообщить о приковавшей к постели болезни. Не успел Тарабасов пройти и десяти минут, как заметил, что навстречу ему, не сбавляя темп, бежит огромного роста мужчина, от длительного забега ему было крайне жарко, так что пришлось расстегнуть на допотопной дубленке все пуговицы. «Старый знакомый» – вспомнил он безбилетника. Бегун не обращая внимания на неизвестного в свитере, стремительно приближался к только ему известной цели. Мощная фигура вызвала ассоциации, догадки.

– Бычок?! Ну конечно, кто же кроме него, – понял Егор, – Сейчас добежит, а там ни мешка, ни дедушки. Ха-ха-ха. Только пила, и шиш с маслом… Как пила!!! Прав тот с канистрой – я недоумок. Пилу, то не выкинул. Егорушка – доверь тебе серьезное дело.

Тарабасов, не жалея ног, пустился в сторону «Прокатной», где начались его приключения. Он не уставал, не оглядывался, не без оснований предполагая, что пила уже спрятана в допотопную дубленку, она приближается, и ждет своего часа.

Охотники за головами

Зимнюю обувь и штаны, с неподвижных тел, стянули с той грубостью, которая возможно известна только мертвецам, следом – куртки, свитера, попытались забросить вещи как можно дальше, дважды прозвучал всплеск от падающих ботинок, значит, несмотря на декабрь где-то рядом открытая вода. Жесткое разоблачение привело Пашу Вагена в сознание, когда он окончательно пришел в себя, понял, что лежит в отрытом поле, в порванном трико и футболке. Превозмогая боль в затылке и шее, он привстал, увидел рядом неподвижно лежачего человека, тоже полураздетого, лицо было воткнуто в снег. Перевернув тело, несмотря на застывшую гримасу и закрытые вечерней темнотой глаза, Паша смог узнать своего брата, его запястье украшала татуировка, в виде автомобильной эмблемы ФольксВагена, принялся дергать его, тормошил со всех сил, приговаривая:

– Федя, подъем! Ты хоть объясни, куда мы попали, кто нас раздел?