Не узнали? - Рэй Брэдбери

Мясника так и перекосило при виде этого жертвоприношения.

— Боже праведный! — вскричал он. — С Жанной д'Арк и то лучше обошлись! Что рекомендуется с этим делать — набивать трубку или жевать?

— Вы лучше посмотрите на свою порцию! — со смехом ответил я. — Она, по-моему, еще дышит!

Когда я пытался жевать свой бифштекс, он шуршал, будто ломкий осенний лист.

Стадлер, как У. К. Филдз,[2] прорубался сквозь живое мясо и тянул за собой каноэ.

Его бифштекс напрашивался на заклание. Мой — на предание земле.

Смаковать такую еду не имело смысла. Очень скоро нас охватило беспокойство, потому что оба чувствовали: придется опять начинать беседу.

Мы ужинали в гнетущем молчании, как старик со старухой, удерживаемые вместе только горечью забытых размолвок, причины которых тоже забылись, оставив после себя досаду и глухую злость.

Чтобы хоть как-то заполнить паузы, мы просили друг друга передать масло. Потом заказывали кофе — это тоже требовало каких-то слов. Наконец каждый из нас откинулся на спинку кресла и, глядя поверх белоснежного льняного поля, салфеток и столовых приборов, уставился на совершенно постороннего человека. Ни с того, ни с сего — вспоминаю этот момент с содроганием — я услышал собственный голос:

— Когда вернемся домой, надо будет непременно встретиться: сходим куда-нибудь поужинать, вспомним эту поездку. Флоренция, солнце, живопись… Договорились?

— Да. — Он опустил свой бокал. — То есть нет!

— Что-что?

— Нет, — без обиняков повторил он. — Зачем кривить душой, Леонард? Там, дома, мы толком друг друга не знали. Да и здесь нас ничто не связывает, просто оба поехали отдохнуть и оказались в одно и то же время в одном и том же месте. Поговорить — и то не о чем, общих интересов никаких. Черт, жаль, конечно, но так и есть. Назначили эту встречу из лучших побуждений или уж не знаю из-за чего. Каждый бродил в одиночку по чужому городу, да и сейчас каждый сам по себе. Прямо как в анекдоте: двое встретились ночью на кладбище, хотели обняться — и прошли друг дружку насквозь. Похоже, верно? Зря мы себя обманываем.

У меня поплыло перед глазами. Зажмурившись, я чуть не поперхнулся от негодования, а потом шумно выдохнул:

— Спасибо за откровенность. В жизни не встречал такого человека, как ты.

— Терпеть не могу откровенность и здравомыслие. — Тут он зашелся смехом. — Весь день пытался тебе дозвониться из города.

— А я — тебе!

— Хотел отменить эту встречу.

— Я тоже!

— У тебя было занято.

— А у тебя никто не отвечал.

— Ну и дела!

— С ума сойти!

Запрокинув головы, мы так хохотали, что чуть не выпали из кресел.

— Вот это номер!

— Целиком и полностью с тобой согласен, — сказал я голосом Оливера Гарди.

— По такому случаю надо заказать еще шампанского!

— Официант!

Мы еле-еле сдерживали смех, пока официант наполнял наши бокалы.

— Нет, кое-что нас все-таки связывает, — сказал Гарри Стаддер.

— Интересно, что же?

— Этот нелепый, идиотский, дурацкий, прекрасный день, от полудня до вечера. Мы всю оставшуюся жизнь будем рассказывать про это знакомым. Как я предложил вместе поужинать, а ты из вежливости согласился, как мы оба пытались отменить встречу, как пришли в ресторан, клокоча от злости, как наговорили друг другу глупостей и как в один миг… — Он не договорил. В глазах блеснула предательская влага, голос дрогнул. — Как в один миг все встало на свои места. Что греха таить: лед растопился из-за этих самых глупостей. И если мы вовремя отсюда уйдем, то можно будет считать, что вечер вполне удался.

Я чокнулся с ним своим бокалом. Нелепость положения никуда не делась, но теперь и на меня нахлынула какая-то теплота.

— Так что по возвращении домой — никаких ужинов.

— Ни-ни.

— Больше не придется вести натужные беседы ни о чем.

— Как-нибудь перекинемся парой слов о погоде — и все.

— Не будем приглашать друг друга в гости.

— За это надо выпить.

— Между прочим, вечер не так уж плох. Что скажешь, старина Леонард Дуглас, мой постоянный покупатель?

— За Гарри Стадлера. — Я поднял бокал. — Куда бы не повела его судьба.

— За меня. И за тебя.

Мы выпили шампанского и посидели минут пять в тепле и блаженстве, как друзья детства, которые вдруг выяснили, что когда-то боготворили одну и ту же прекрасную библиотекаршу, которая прикасалась к их книгам и трепала по щеке. Но воспоминания уже рассеивались.

— Кажется, будет дождь, — сказал я, достав бумажник.

Стадлер бросил на меня такой выразительный взгляд, что мне волей-неволей пришлось вернуть бумажник в карман пиджака.

— Спасибо. Доброй ночи.

— Тебе спасибо, — ответил он. — Как бы там ни было, теперь я не один.

Я опустошил свой бокал, удовлетворенно вздохнул и, повинуясь какому-то порыву, взъерошил редкие волосы Стадлера, а потом стремительным шагом направился к выходу.

В дверях я обернулся. Он это заметил и гаркнул на весь зал:

— Не узнали?

Я притворно помедлил, поскреб в затылке, будто напрягая память, а потом указал на него пальцем и провозгласил:

— Хозяин мясной лавки!

— Он поднял бокал:

— Точно! Ваш мясник!

Поспешно сбежав по лестнице, я прошагал по паркету наборного дерева — слишком роскошному, чтобы попирать его ногами. На улице меня встретила гроза.

Подставив лицо дождю, я сделал несколько шагов.

Как ни странно, пришло мне в голову, я теперь тоже не один.

Вымокший до нитки, я засмеялся, втянул голову в плечи и побежал к себе в гостиницу.

Примечания

1

Дуглас Макартур (1880–1964) — генерал армии США. В 1942 г. был назначен главнокомандующим вооруженными силами союзников в юго-восточной части Тихоокеанского региона, после капитуляции Японии — главнокомандующий американскими оккупационными силами. В 1944 г., перед отправкой в Австралию, заявил: «Я прорвался; я еще вернусь!»

2

У. К. Филдз (Уильям Клод Дюкенфилд, 1880–1946) — знаменитый американский актер-комик.