Покорители студеных морей. Ключи от заколдованного замка - Константин Бадигин

Шоневальд опешил. Он удивленно посмотрел на Борецкого:

— Не верите императору, господин? Но, если вмешается папа, тогда вы будете спокойны, я надеюсь?

— Ваше священство, простите меня, — учтиво поклонился послу Борецкий, — но, после того как у римской церкви оказались сразу три папы и они наперебой проклинали и отлучали друг друга от церкви, вряд ли вмешательство четвертого папы будет сейчас принято всерьез таким человеком, как король Сигизмунд.

— Тогда, господин, вам останется верить словам московского князя! — зло огрызнулся посол. — Князь вас быстро научит ездить на поклон к татарским вельможам.

Не отвечая послу, Борецкий с хрустом раздавил в руке грецкий орех и стал не торопясь выбирать из обломков кусочки ядра. Он думал: как ему выведать сокровенные цели приезда Шоневальда.

— Ну хорошо, — сказал он наконец. — Положим, я воспользуюсь вашей помощью. Но чем я буду обязан вам, как я смогу отблагодарить папу за его великие заботы?

Посол медлил с ответом. Сейчас каждое слово надо было тщательно обдумать.

— Я имею в виду бескорыстную помощь, господин, но думаю, что папа будет рад, если новгородский владыка признает главой вселенской церкви римского первосвященника.

— О–о!.. О–о!.. — вырвалось у боярина. Теперь он понял все. Игра была слишком крупная.

Борецкий не был честолюбив. Он не рвался к власти. Но чувство самозащиты заставило его, крупнейшего землевладельца–феодала, всячески бороться против попытки великого князя усилить свое влияние в Новгороде. Он всей душой ненавидел московского князя, понимая, что если Новгород потеряет независимость, то он, Борецкий, потеряет и свои права и поместья. Боярин жаждал всеми средствами возвеличить Новгород и поставить его над всеми русскими землями. Он не прочь был использовать в этих целях своих западных соседей, однако всегда относился к ним с большой осторожностью, видя в лице католической церкви непримиримого врага.

— Дела церковные меня не касаются, ваше священство, — уклончиво ответил Борецкий, — это забота духовных пастырей. А мне необходимо усилить свое влияние в городе. Для этого хлеб должен прийти к нам с запада; это расположит к ордену голодных людей…

— Но известно ли вам, господин, что московский князь отправил в Новгород своих купцов? Он хочет продать городу хлеб, — перебил Шоневальд.

— О, это не страшно! Кто знает, доедут ли эти купцы в Новгород. Путь от Москвы к нам долгий, а люди… люди смертны. Но, однако, — продолжал боярин, — папа должен отменить свой запрет на ввоз в Новгород оружия, железа и лошадей. Все ограничения должны быть отменены. Этим мы выбьем козыри из рук независимых.

— Независимые… — медленно начал посол, — это сильная партия, господин, с ней не так просто бороться; ее поддерживает большая часть новгородского купечества во главе с богатыми иванскими купцами.[9] Как я понимаю, эта партия хочет добиться независимости Новгорода без помощи Москвы и западных государей… Это заманчиво. Ходят слухи, что сам владыка покровительствует этой идее.

Посол задумался.

Из разговора, который длился уже несколько часов, Шоневальд понял, что рассчитывать на многое нельзя.

«Боярин против великого князя, терпимо относится к союзу с орденом, но не будет покровительствовать католической церкви, — перебирал в уме посол. — Надо воспользоваться его враждой к Москве, попытаться разжечь ее еще больше, а за нашу помощь против князя мы сможем навсегда закрыть выход новгородцам в море. В конце концов это обескровит русских, и если, боже избави, великий князь захватит в свои руки Новгород, то будет поздно; на море ему не удастся высунуть и носа».

После бессонной ночи, проведенной в большом напряжении, Шоневальду смертельно захотелось спать; утро давно наступило. Щурясь от солнечных лучей, заполнивших сейчас всю комнату, едва сдерживая зевоту, он вслух сказал:

— Итак… подведем наш итог, господин. Хлеб с низовья, из рук московского царя, не должен попасть в Новгород. Об этом, я вижу, вы уже позаботились. За хлеб, который мы продадим, новгородцы должны благодарить только запад. Это первый шаг к захвату власти, а будет власть в ваших руках, мы снабдим оружием и лошадьми ваше войско, которое, я не сомневаюсь, победоносно пройдет по Руси.

Борецкий хотел было возразить, но в это время вкрадчивый голос произнес:

— Разрешите поздравить вас с добрым утром, господа, и рассказать о здоровье вашей прелестной дочери, боярин Борецкий.

Небольшого роста человек с кругленьким, благообразным лицом и черными с проседью волосами стоял у двери и почтительно кланялся.

— Это мой домашний врач, ваше священство, — сказал Борецкий, заметив подозрительный взгляд Шоневальда, — венецианец Миланио. Хороший врач, смею вас заверить!

— Ах, врач Миланио, я совсем забыл… — Шоневальд запнулся. — За приятной беседой я совсем забыл про свою болезнь. После очень трудного путешествия в Новгород у меня обострились боли в суставах. И я хотел с вами посоветоваться, дорогой Миланио.

— От ломоты в суставах, господин купец, — ласково улыбаясь, ответил врач, — я знаю хорошее средство. Накопайте навозных червей и наполните ими глиняный сосуд. Этот сосуд с червями облепите со всех сторон хлебным тестом и поставьте в горячую печь вместе с хлебами. Когда хлебы будут готовы, вынимайте ваш горшок. Дайте хорошенько отстояться содержимому и принимайте жидкость по ложке три раза в день.

— Мне ваше лекарство не совсем нравится, — брезгливо поморщился посол. — Нет ли другого средства, более, как бы сказать… приятного?

— С удовольствием, господин купец. — Миланио опять поклонился. — Есть еще одно средство, более сильное. Когда боль будет вас особенно мучить, велите подоить корову, тут же плюньте в молоко и дайте выпить собаке. Боль прекратится.

— У кого прекратится боль: у меня или у собаки? — злобно спросил Шоневальд. — Вы шутите, господин Миланио!

— Не шучу… Советую попробовать оба средства, господин купец, — еще раз поклонился венецианец.

— Я прошу вас, господин Миланио, — изменил тон посол, — посетить меня завтра и тщательно осмотреть для более правильного лечения… Вы разрешите посетить меня господину Миланио, господин?

— С удовольствием, ваше священ… господин купец.

Борецкий пошел провожать Шоневальда. Когда они вышли на каменное крылечко с колоннами и лепными украшениями, посол, глянув на проснувшийся город, сказал:

— Господин, я хотел бы быть незамеченным, выходя из вашего дома. Могут быть разные толки… Наше свидание должно оставаться в тайне.