Золотой гроб - Николай Пряничников

«Смело, товарищи, но-о-о-гу,

Дружно прострелим в бою.

Вашу войну и трево-о-огу,

Видели мы на? ую!»

Песня была сплошь неприличной и, по словам комсорга факультета Юры Розенблюма, — клеветнически извращала революционный дух рабочих и крестьян, очерняла великое историческое значение социалистической революции. Автором нового текста оказался сам вокалист — студент, отличник, неутомимый общественник и впоследствии мой закадычный друг — Михаил Волков. Веселые студенты пели ее дружно, громко, прихлопывая в такт песни по табуретам. А происходило это в год, когда о советской власти и социализме анекдоты уже рассказывали по телевизору — свое победоносное шествие заканчивала Перестройка.

По давно принятой традиции, об этом случае кто — то стремительно 'стукнул' в соответствующую 'контору', которая на последнем вздохе своего могущества и авторитета еще пытались влиять на ситуацию.

'Контора' с бюстом Дзержинского на входе располагалась в двух шагах от нашего факультета — на улице Воробьева, поэтому, 'казачок' мог туда слетать даже зимой, не одевая шапки, и не успев простудиться.

Мишку вызвали в деканат уже на второй день после вечеринки, где с ним без свидетелей стал беседовать молодой человек c внимательными серыми глазами и в костюме черного цвета. Молодой человек, стараясь не выказывать своего панического волнения (первый месяц службы в КГБ и первое дело об антисоветской пропаганде, путем сочинительства стихов пасквильного характера), усадил Михаила напротив, достал бумагу и стал строго задавать всякие вопросы. Ответы он записывал на ту же бумажку. При этом его лицо сохраняло важность опытного и неподкупного чекиста.

После общепринятых вопросов, принятых в практике работы с подследственными: 'как зовут, где и когда родился, судим, не судим', то да сё… — университетский поэт — песенник, наконец, догадался о причине визита сероглазого. А когда догадался, сначала разнервничался, а потом так заорал на следователя, что тот вздрогнул, а у деканата собралась толпа праздно шатающихся студентов.

— Ты чего сюда пришел, Пинкертон хренов?! Чего ты вынюхиваешь, Дзержинский, — недорезанный! — продолжал орать Михаил.

Молодой человек смутился, покраснел и сказал, что, если гражданин Волков не хочет по — хорошему сам во всем сознаться, тогда с ним придется говорить в другом месте. После этого он попросил подозреваемого в антисоветской пропаганде выйти.

Мишка ушел. Но, прежде чем хлопнуть дверью, на глазах у зевак посоветовал сгорающему от стыда КГБшнику, чтобы тот лучше шел работать на производство и приносил обществу пользу, а не поганил жизнь всем честным людям своей гадкой возней.

— Рыцари плаща и кинжала хреновы! Да вы же свою совесть вместе с плащом продали и пропили, а поэтому на голой жопе отовсюду виден только кинжал! — Орал он, выйдя в коридор и, наконец, хлопнув дверью — Вы народу колбасы дайте, задолбали лозунгами, да еще ходят, вынюхивают тут всякое…. Балбесы!

— Ни фига себе, влип!? — суматошно размышлял молодой человек, трясущимися руками запихивая листок с протоколом допроса в папку. Он и представить себе не мог, отправляясь на службу в органы, что его, хоть и практиканта, тем не менее, серьезного штатного сотрудника величественной службы назовут балбесом да еще с голой жопой? И все это произойдет на глазах у девушек, к которым он относился с романтическим благоговением и даже собирался жениться.

Насчет балбесов Михаил явно погорячился. Они больше не стали приходить, но вызвали к себе парторга ВУЗа и ТАМ 'накачали' по инерции струхнувшего старичка так, что, вернувшись в ректорат, парторг сразу заявил о том, что студент — антисоветчик должен быть непременно отчислен из университета

За Мишку вступилась добрая деканша:

— Если мы будем исключать отличников за обыкновенную мальчишескую выходку, кто же тогда у нас учиться станет? — сокрушалась она в ректорате — и потом, чем мы будем мотивировать отчисление Волкова? На всем курсе он один на золото может вытянуть, и с посещаемостью у него проблем нет.

Насчет дисциплины студента Волкова декан ничего не стала говорить. Грешки за Михаилом водились всякие.

После долгих дебатов, было решено разобрать 'дело' проштрафившегося студента на комсомольском собрании. А с КГБшниками собрался уладить дело сам ректор Угодчиков. Благо, его фамилия высоко ценилась в среде областного партийного начальства, которое еще могло сказать свое слово.

На ближайшем комсомольском собрании, специально состоявшемуся по этому поводу, Мишке объявили строгий выговор. Но, перед голосованием выяснилось, что у комсомольца Волкова уже несколько лет висят два выговора. Один — за грубое высказывание в адрес руководства стройотряда, и строгий выговор за драку, учиненную также в стройотряде, но уже на третьем курсе.

По ранжиру, вслед за строгачом должно было следовать исключение из комсомола. Взять на себя такой грех консервативное комсомольское руководство ВУЗа не смогло, потому что после подобного инцидента могли последовать оргвыводы и в отношении их самих со стороны областной комсомольской организации.

Правда, в это время областному комсомольскому начальству молодежные дела в ВУЗе были уже глубоко по фигу. Оно суматошно зарабатывало себе денежки во всевозможных фондах, кооперативах и финансовых компаниях, числясь там консультантами. Но, рядовые университетские комсомольцы об этом ничего не знали и после вялых споров остановились на том, что пора расходиться.

— Товарищи комсомольцы! — взволнованно воскликнула секретарь собрания Леночка Пухова — А как же Волков?

— Так, сами же говорите, что еще один выговор нельзя?!

Выход нашел Юра Розенблюм. Он предложил прежние взыскания с Волкова снять и уж, затем наложить новое взыскание.

— Да, но в повестке сегодняшнего собрания у нас как раз стоит пункт о наказании комсомольца Волкова, а не о снятии прежних его взысканий?! — заявила подлая секретарь собрания

— Ничего, — ответил тёртый в протокольных делах Юра. — Снятие взыскания мы оформим прошлым собранием, а новое взыскание — сегодняшним.

'За' снятие взысканий, борясь с сонной одурью, проголосовали все, а за новый выговор уже никто голосовать не стал. Тогда измученный председатель собрания, предложил, хотя бы, 'поставить ему на вид'. За 'поставить на вид' быстренько проголосовали все. Студенты — народ грамотный и 'Поставить на вид' на одной чаше весов и 'Антисоветская пропаганда, путем сочинительства стихов пасквильного характера' — на другой чаше, еще лет пять назад были в разных весовых категориях. И ехал бы сейчас новоявленный антисоветчик Михаил Волков в синей фуфайке, — собственности министерства Юстиции в крытом вагоне на лесоповал далекой Сибири.