Осень - Олег Фёдорович Силантьев

– Ничто, ничто. А вы копайте. Копайте. Как свою копайте.

А про себя подумала: «Городской вроде, не наш. Откуда всё знает? Эх, вы, тилята».

Новое словечко стиляги, услышанное в городе, она запомнить не смогла и переделала его на свой лад – тилята. Всех, кто своим видом отличался от привычного, она так и звала – тилята.

Она подняла корзину с грибами и пошла к дому. Домик сидел низко, и крыльца, как у других домов, не было. Перед входом лежали два камня и дощечка на них. Этой наскоро сделанной ступеньки вполне хватало, чтобы подняться в сени. Дойдя до входной двери, Настя, так звали эту женщину, почувствовала сильную усталость. Кузов с грибами казался настолько тяжелым, с такой неимоверной силой притягивал к земле, не позволяя зайти в дом, что было совершенно невозможно нести этот груз дальше. Освободив плечи, она поставила кузов рядом с корзиной и села на ступеньку. «Передохну немножко», – подумала она.

Настя… Так звала её старшая сестра – Ольга. Матушка звала Настюшкой. А тятя после того, как в голодный год умер Алешенька и она осталась младшенькой, неизменно звал её Настенька. Она так и запомнила своего отца: сидит он под образами, плетет лапти и зовет её: «Настенька!» В последние годы он целыми днями сидел в переднем углу и плел лапти. Матушка носила их в город и продавала на базаре по тридцать копеек за пару. На вырученные деньги покупала хлеб, а иногда даже пару фунтов сахара. Сахар она делила сама, всем поровну. Тятя за общий стол не садился, так и сидел у себя в углу. Съест, что подадут и опять лапти плетет. Изредка только открывал сундук и доставал оттуда заветный узелок. Подозвав Настеньку к себе, он показывал ей толстую пачку цветных бумажек, на которых был нарисован какой-то дядька в красивом мундире, и рассказывал о том, какой большой каменный дом под железной крышей он хотел построить. Отец так и умер: тихо и незаметно.

Успокоив свои мысли, Настя приподняла голову и вздрогнула, увидев стоящего на почтительном расстоянии Леньку Пышкина, жившего по соседству. Односельчане её уважали, побаивались и ненавидели одновременно. Уважали за то, что, получив казенную бумагу с фронта, она не стала голосить, а просто сказала: «Пропал – не значит погиб. Бог даст, вернется». И продолжила жить, как жила, и воспитывать своих двойняшек. А жила она в строгости и богопочитании. Никто из сельчан даже помыслить не мог о том, что Настя заведет с кем-нибудь шашни. Побаиваться стали после того, как кто-то пустил по селу слух, что глаз у нее тяжелый, ведьмовской и если она кому что пожелает, то так и случится. А ненавидели за то, что жила она единолично и в колхоз не шла ни под каким предлогом.

– Где ж ты была, Настя?

– Да вот, за грибами ходила.

– Тебя председатель в правление требует. Там человек с района приехал. Говорить с тобой хотят.

– Ладно. Сейчас детей посмотрю, грибы определю и приду.

– Да что с ними сделается, с детьми-то? Бегают где-нибудь. У них сейчас работа такая – бегать да хабалить. А я на председательской пролетке тебя сейчас мигом домчу.

– Да хоть грибы приберу, не дай Бог, червяк накинется.

– Не накинется. Куда они денутся, твои грибы? Поди, не украдут. Красть у нас некому.

– Да? – удивилась Настя. – Ну ладно. Поехали.

Забравшись в бричку, Настя подумала, что нехорошо это всё. На председательской повозке подъехал, обратился по полному имени. Ох, не к добру это. Она уже привыкла, что сельчане зовут её просто – Найка. Особенно бабы. Мужики, если по делу что сказать хотят, что-нибудь серьезное, то обращаются по полному имени – Настя. Она, конечно, знала, что есть такое имя – Анастасия, но к себе его почему-то не относила. Доехали быстро, да и ехать-то недалеко. Настя привычно зашла в правление и прошла сразу в большую комнату. Как обычно, в центре комнаты стоял табурет, а за столом вдоль стены восседал весь цвет колхоза. Сразу сходу парторг начал рассказывать, что в стране победившего социализма не должно быть единоличных хозяйств, что победа над фашистской гидрой, ставшая возможной благодаря единению всех советских народов, еще раз доказала правильность социалистического пути развития. Участковый, в свою очередь, добавил, что городская преступность, с которой Советская власть успешно борется, пополняется молодыми неопытными ребятами, не получившими воспитания в коллективе, и она, препятствуя своим детям во вступлении в ряды пионерии, ставит тем самым их на скользкий жизненный путь. Настя слушала их и не слышала. Да и не хотела слышать. Все эти разговоры ей уже порядком надоели. Она молча ждала главных слов.

– В колхоз ты не идешь. Уборщицей в сельсовет ты тоже не пошла.

Настя перевела взгляд от заплеванного лузгой подсолнечника пола на торчащие из-под стола заляпанные ошметками грязи сапоги председателя и утвердительно качнула головой.

– Иван Николаевич сказал мне сегодня, что у них тетя Маша на пенсию просится, на здоровье жалуется. Помочь просил, замену подыскать. За детьми убираться, чай, не побрезгуешь? Зарплату получать будешь деньгами вместе с учителями. Печки протопить дед Игнат поможет, дров натаскает. Он у нас старик крепкий, не смотри, что хромает. Что молчишь? Дурья твоя башка, о детях твоих беспокоюсь. Зима на подходе. Чем детей кормить будешь?

У Насти на языке так и вертелся вопрос: «Ты, когда распорядился картошку мою вырыть, о детях моих беспокоился?» Но, помня о судьбе своей старшей сестры, она решила промолчать.

– Бог даст, проживем, – ответила Настя председателю.

– Бог? Какой такой Бог? – встрепенулся плюгавенький человек, сидящий справа от председателя. – Бога нет, есть Советская власть. И Советская власть в преддверии зимы протягивает тебе руку помощи, несмотря на то, что ты не желаешь вместе со всем народом помочь Советской власти справиться с послевоенной разрухой, а упорно продолжаешь жить единолично. Твой Бог не даст тебе надел земли под огород, твой Бог не даст тебе корову, чтобы у твоих детей было молоко. А Советская власть может. Потому что право собственности на землю и на средства производства – это прерогатива государства. И наше государство – государство рабочих и крестьян, конечно же, может помочь своим активным участникам строительства социализма всем, что необходимо для ведения подсобного хозяйства. Но не единоличникам. Единоличники не могут рассчитывать на помощь государства.

Настя молчала.

Председатель понял, что после пламенной речи полномочного районного представителя