Концерт на Корвете - Роман Шебалин

Хм, кстати, да, о ребенке! Был и ребенок, но Антон... Вертинский, опаленный ореолами славы и революции, уехал на юг; а на улицах столицы уже косил оголтелых от большевистской свободы люмпенов безумствующий мор, точно медленно взрывалась Москва, и выкореживались уже страхи из чернооких домов, из гулких пустых подворотен: там - зашевелилась уже, горбатя улочки, дома разламывая, порою в молчаливых окнах, парадных тускло мерцая чешуею своею, - Змей-Pыба, порою грузно вставал изгиб тулова ее над водою и тогда - грохотали волны, трещали мосты, а тяжелые брызги долетали до башенок и Новодевичьего, и Красноуспьего; осень семнадцатого.

...Но Антон все-таки нянчил, может, даже и не своего ребенка (не случилось, видимо, своего!) и радовался новым переменам и в личной своей жизни, и в жизни молодой, вырождающейся из нави, страны. А, кстати, очень даже может быть, что - своего. Где-то в начале двадцатых "вопрос о рождении" был снят раз и навсегда... Впрочем, Антон хотел спиться, бросится с моста в реку, удавиться, сойти с ума, но - сын... Сын его спас.

Схоронив жену, чахоточный, но живучий, Тахеев пришел наконец-то к нормальной жизни обыкновенного пролеткультовского художника, рисовал для Окон РОСТА, позже посылал что-то в "Еж и Чиж", жил понемногу, отдав маленького Костю в "Шкоюнку", где мальчик и учился, и ел, и спал - так было легче; и проще: девять лет Антон Тахеев словно ждал, когда сын чуть повзрослеет; оставшись один, художник наш запил, что называется, по-черному.

И сгорел однажды - все в том же старом подвальчике Пятого дома, что на Большой Кусановке; и все тот же голубоглазый Турбинс приезжал с солдатами - Седьмой дом и стоящий поодаль Суфагоpский предстояло снести.

Глава вторая.

Вертеп и Мертвец.

- Как Ритка твоя, поступать будет?

- Да куды денется! вот найду ее...

- Опять сбежала?

- А, девке восемнадцать, что с нее взять, набегается

- вернется, сами бегали, а, Потап?

- Дело твое, а что - Валя?

- А что Валя, с Вузовского своего не вылазит, что мне

- Валя, дочь проглядела, что - Валя?

- Будет, Уся, тебе! вот пьесу посмотрим...

- А, это Ритка билеты вчера притащила, сходи, говорит, а сама и пропала, ничего, вернется - всыплю.

- Ясно, решила тебя в театралы записать, а, Уся?

- Да иди ты...

Свернули на Дульскую слободу.

- Вот, как раз: без трех.

Действие Первое. без названия

Вот - Театр, где происходим. А вот мы, происходим которые. Мне страшно иногда в театре быть, потому что сжатый падугами, оглушенный сумраком кулис, мирок в нас выплескивается, словно ежесекундно кристалл взрывается, что-то происходит: в кристалле фигурки живут, умирают, говорят слова разные дивные, фигурки преломляются в гранях, тени бросают на грани, грозятся грани разбить, куда им, мертвеньким! Живите так...

Мы приходим тихо, не произносим не звука, движения наши плавны, бессвязны, мягкие кресла нас ждут, мы погружаемся в пыльную небыль (видно, как пыль порхает в лучике ясного света, что вырвался из дырки в кулисах), и вот мы нащупываем себя тихо-тихо, чтобы не чувствовать, но ведь чувствовать только, только ждать, закрывая глаза, но - только лишь глаз пугаясь своих, потому что: выявлять из кристалла себя - страшно.

И: во тьму. Чтобы из разверзнутого в конце-концов занавеса на нас все же - грянул кристалл, фигурками кипя, нас - развращая в мороморохах мирка своего маленького, вынавьинь театра ожил: жизнь схлынула с зала, на сцене мятелясь, зрит в темноте ослепленная: кладбище.

Так тихо, что - кладбище.

Действие Второе.

"Солдат спасает детей."

Туман на Волоколамском. Медленно ползут фашистские танки. Далекие взрывы. Раздавленная землянка, чудом сохранившая жизнь девочке и двум мальчикам; прижавшись друг к другу, дети тихо плачут.

В маленьком земляном окошке появляется голова.

- Ребятки, привет, я спасу вас.

- Ой, кто там?

- Дядя Лева я, я спасу вас.

- А мы тут видим много незнакомых дяденек и тетенек, а кто они?

Потап (Устину). А кто автор?

Устин (шурша программкой). Не знаю, какой-то Тудымов.

- Как вас угораздило? - лопаткою разгребая землю.

- Отец Зуп спрятал, а потом засыпало...

- Засыпало нас...

- Танки стреляли...

- А-а!

- Тише, фашисты кругом, - просыпалась земля к ногам детей, вслед спрыгнул дядя Лева.

- Ну вот, ребятки, теперь все будет хорошо, переждем атаку - и в тыл, здесь и лазарет рядом.

- А где отец Зуп?

- Чей? да вы же голодные, у меня есть хлеб, - дядя Лева из вещмешка вытащил краюху, нож, - перекусим? - подмигнул.

- Мне страшно.

- Тише, тиши, это танки, они вас не достанут.

Потап (Устину). А режиссер?

Устин. Отстань.

- Дядя Лева, а Вы в Бога верите?

- Да нет как-то, а что?

- А вот отец Зуп говорит, те, кто не верит, им плохо.

- Э, ребятки, так вы несознательные, а я-то думаю, что это вы такие непохожие, так Зуп не отец ваш, а поп!

- Нет, дядя Лева, отец Зуп, он добрый, только он сейчас ушел...

- А хотите, он и вас окрестит?

- Это еще зачем? я солдат. О, опять танки пошли.

- На Москву?

- .

- А вот отец Зуп говорит, что нет никакой Москвы.

- Я вообще-то из Минска, а впрочем, живу... жил во Владимире, у спуска, сейчас там кино новое построили и клуб у вокзала... А в Москве был, зря вы так, ребятки, хороший город, - рассмеялся, - на трамваях кататься любил.

- А метро Вам наше нравиться?

- Так вы все из Москвы?

- Да...

- Ну, что, ребятки, приглашайте тогда в гости, кто первый?

- Я!

- Как звать-то тебя.

- Павел.

- Можно войти?

- Конечно, пожалуйста!

- А что, Павлик, мне разуться? - паркет натопчу.

- Ой, не надо, проходите в большую комнату, отцу Зупу сахар принесли, чай будем пить.

- А у нас - картошка, и вот: тебе леденец.

- Я леденец лучше Марии отдам, она их страсть как любит.

- А, Маша здравствуй; э, и ты, бpат, здесь.

- И я здесь.

- Ну извини, забыл как тебя зовут.

- Иосиф.

- Молодец, вырастешь, будешь таким же красивым и умным, как товарищ Сталин.

- А вот отец Зуп говорит...

- Говорит, что у товарища Сталина мозгов совсем нет.

- Глупости этот ваш Зуп говорит!

Потап (Устину). Вообще, надолго?

Устин (пожимая плечами). Хрен его знает.

Зрительское окружение. Т-ш-ш-ш!

Потам (Устину, очень тихо). Пора сваливать.

Устин. (пожимая плечами). Пожалуй да.

Зрительское окружение. Т-ш-ш-ш!

- Дядя Лева, а Солнышко уже взошло?

- Солнце? что вы, ребятки, туман вокруг.

- Дядя Лева, давайте еще во что поиграем.

- Хорошо, только чур, больше никакой несознательности.

- Нам бы домой...

Потап (Устину) Глянь, не мы одни, - уходят.

Устин. Пошли, пошли; программка у тебя?

Потам. Нет.

Устин (нагибаясь под кресло). Потерял, значит.