Золотой унитаз - Станислав Мальцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Характер у молодой жены оказался решительным и жёстким, после первых же небольших стычек муж зарёкся спорить с ней – себе дороже. Когда началась свободная торговля Ева Сидоровна поднабрала в разных местах деньжат, взяла в аренду маленький магазинчик, и теперь все её интересы были сосредоточены там.
А вот их дочь, Клео-Клеопатра, получилась ни в мать, ни в отца: высокая, стройная, строго соблюдала все диеты – утром только чашка кофе. Как говорил отец:
– Сплошная дохлятина! – а мать уточняла:
– У тя и подержаться-то не за чё!
Главным богатством Клео были ножки, достаточно длинные сами по себе, она старалась их ещё удлинить. Носила коротенькие брючки в обтяжку, или же разноцветные штанишки-шортики ниже пупа. И туфли – на высоченном каблуке, и даже дома тапочки тоже с каблучками, правда, не такими высокими.
Длинные, светлые волосы лежали на плечах, очаровательные большие, чуть голубенькие, глазки, носик прямой, умеренно-милый курносенький, а вот рот казался маловатым, губки вроде узенькие, хотя на самом деле и рот, и губы были совершенно нормальными. Начала было красить их – ярко-красной помадой, но один из парней насмешливо спросил: «Ты чё? Сырое мясо ела?» И сразу поменяла помаду – выбрала скромную, бледно розовую, и получилось отлично. Ротик стал первый сорт!
Училась Клео в школе без всякого желания, ехала на троечках, четвёрки были редкими гостями. Так по всем предметам, кроме английского языка – там всегда были пятёрки. У нее вдруг обнаружились к нему большие способности – легко запоминала слова, читала свободно и отличным произношением. Учительница только удивлялась и ахала, советовала заниматься ещё больше и готовиться к поступлению в университет, на языковый факультет. Рекомендовала её для участия в областной олимпиаде школьников, говорила, что займет там призовое место. Куда там! Это надо учиться ещё десять лет! Засмеялась и ни на какую олимпиаду не пошла.
Вместе с подружками по классу после девятого кинулась было в медицинское училище, но почти сразу же сбежала на курсы офис-менеджеров, так красиво теперь назывались секретарши, и устроилась в какую-то небольшую контору. В школе занималась в драматическом кружке, пела в хоре, и считала себя певицей не хуже тех, что видела каждый день по ящику, конечно, её поманила Москва, Типкин не возражал, но мать была против…
3
Эти невесёлые мысли Рауля Лукича вдруг перебила громкая, дикая музыка, да такая, что он даже вскочил кресла, распахнул дверь в соседнюю комнату и закричал?
– С ума сошла! Заткни свой патефон!
Музыка стихла, вошла Клео: короткие голубые брючки в обтяжку, тоже короткая, выше пупка, красная кофточка. А в самом пупке… В самом пупке Типкин с ужасом увидел вденутое кольцо! Смотрел на него, открыв рот от удивления, а Клео так и зашлась от смеха?
– Папан! Обалдеть! Ты сверху как аглицкий лорд, а снизу – беглый каторжник! Прикид клёвый! Уписаться можно!
Типкин немного опомнился.
– Чёкнулась совсем со своей музыкой! Ещё бы в нос кольцо воткнула. Чистый негр-людоед!
Клео продолжала так же весело?
– Завтра и вдену! Специально для тебя!
На шум-гам вошла Ева Сидоровна и сразу напала на мужа.
– Не ори на ребёнка! У неё трес!
– Какой ещё, нахрен, трес?
– Овощ, не трожь. Жениха ждёт, вот и трясёт её!
Клео фыркнула:
– Тии ха-ха! Ничё меня не трясёт! Еще из-за всякого дерьма трястись! Как бы!
Типкин поспешил убраться из комнаты, не хотел присутствовать при неизбежном споре-разговоре. Взял со стула пижамную курточку, строго, как мог, глянул на дочь.
– Громко заводишь свою музыку, ухи повредишь, – и вышел.
А Ева Сидоровна продолжала всё своё, наболевшее.
– Брось дурью маяться! Москву какую-то придумала…
– А что? – сразу перебила Клео. – Прикажешь мне тут всю жизнь секретаршей сидеть? Бумажки перебирать да ждать, когда шеф трахнет?
Мать не стала спорить, знала бесполезно, только сказала-попросила:
– Готовься, пожалуйста, сей момент Маргоша жениха приволокет, оденься по-другому, попроще. Жених человек сурьёзный.
– Ха-ха! – снова засмеялась Клео – Всегда готова! Подмылась уже! Будет жених, типа встретим!
Ева Сидоровна пошла к двери, остановилась, оглянулась.
– Всё смешки строишь! Не торопись коза в лес – все волки там твои будут! – и ушла, дверью не хлопнула, но прикрыла её достаточно громко. Клео не обратила внимания ни на её слова и даже на то, что матери нет в комнате. Включила громко плеер, и под музыку начала небыстро плясать-приплясывать, петь что-то неразборчивое и непонятное. Так танцевала и пела минут пять, но вот раздался стук в дверь…
4
Клео остановилась, пригладила рукой волосы и весело сказала:
– Ага! Никак женишок прорезался! – крикнула громко – Эй, ты, заходь! Жду не дождусь!
Дверь открылась и на пороге появился совсем ещё молодой человек, точнее сказать – парень студенческого возраста. Через плечо у него висела большая, почти квадратная, сумка, в руке нес ещё одну, поменьше. А на шее болтались два фотоаппарата в черных футлярах. Клео с некоторым удивлением разглядывала его пару минут, потом спросила:
– Это ты жених? Чё-то на него не тянешь…
Парень опустил обе сумки на пол, улыбнулся немного робко.
– Что вы! Какой жених? Я фотохудожник.
Клео ничего не понимала и спросила опять:
– Откуда ты взялся?
Теперь уже удивился и парень.
– Как откуда? Вы же давали в газете объявление – приглашали фотографа. Это я и есть, фотохудожник высшего класса!
Она заулыбалась, всё стало понятно.
– Ты фотограф! Так бы сразу и сказал. Точно, давала объяву. Мне надо классные фотки сделать, и побольше. Чтобы все сразу упали кверху лапками. Тебя как зовут-то?
– Федя, – ответил фотохудожник и широко улыбнулся, Клео ему сразу понравилась.
– Это хрень, а не имя для тебя, будешь Теодором, фотомастер Теодор! Совсем другое кино! Звучит!
Теодор, бывший Федя, снова улыбнулся.
– Согласен! Сделаем фотосессию – тридцать снимков! Не просто фотографии, а произведения искусства!
– Клёво! – она даже хлопнула ладошками. – Фотосессия, это клёво!
– Но дорого.
– Шуруй живее, бабки не проблема!
Тот не стал спорить, вынул из футляров оба фотоаппарата, сказал серьёзно!
– Стойте прямо, ручки поднимите, сделайте весёлую улыбку, изобразите радость.
Послушно изобразила, высоко вскинула руки над головой, Теодор снимал её со всех сторон, даже лег на пол и снизу, сделал чуть ли не сотню снимков.
– Вы очень фотогеничны, просто премиум-класе! Пошлём эти снимки во все журналы. На обложку! Но надо сделать ещё и «ню».
Несмотря на то, что Клее считала себя девушкой, знающей всё, такое слово ей было незнакомо.
– Какую ещё нахрен «ню»? Зачем она? Снимай меня одну!
– «Ню» – это обнажённая натура.
– Голой, чё ли? – немного удивилась.
– Обязательно и непременно, без «ню» фотосессии не бывает.
Раздевайтесь быстро совсем, а я отвернусь.
– He торопись вертеться, погляди сюда – сложила из пальчиков кукиш, дунула на него. – Видишь, какой красивый и большой. Фигу тебе, голышом сниматься не буду! – подумала и добавила. – Пока. Фотки свои предъявишь, и посмотрим.
Фотохудожник Теодор, он же просто Федя, только огорчённо вздохнул – привык к капризам своих клиентов.
– Тогда хотя бы в купальнике… Надо! В ваших же интересах!
Не стала спорить, в купальнике – пожалуйста, сколько угодно. Медленно стащила кофточку – нарочно не спешила, лифчик оказался узкой полоской, сверху наполовину открытый, такие специально покупала за немаленькие денежки. Ладошками приподняла груди – крупные твердые яблоки, и с усмешкой взглянула на фотомастера, тот стоял столбом, только что не облизывался и слюни не пускал.
Тоже неторопясь стащила и брючки, трусишки узкие и маленькие, как плавки. И они, и лифчик, одинаково голубенькие с маленькими красными цветочками. Кинула всё на стул, снова взглянула на Федю-Теодора – тот всё так же глаз с неё не сводил. Была очень довольна собой – нравилось вот так заводить парней. Зачем это делала, сама не знала, просто так, для смеха, чтобы у них трусы трещали.
Теодор, он же Федя, глядел на всё это приоткрыв рот, Клео засмеялась.
– Ротик закрой – птичка какнет! Дальше чё? С тобой уписаться можно!
Следует сказать, что это выражение, совершенно безобидное и даже просто детское, было у неё любимым, употребляла его часто и как попало. И в школе, и в училище, и даже в конторе, её так и звали «Клео – уписаться можно».
Фотохудожник закрыл рот и схватился за камеру с длинным объективом.
– Ложитесь на диван, на бочок, верхнюю ножку чуть приподнять. Послушно легла и приподняла, трусики сразу спустились, почти полностью открыв то, что было под ними. Знала это и спросила ехидно:
