Последний довод павших, или Лепестки жёлтой хризантемы на воде - Александр Плетнёв

Девушка, резко обернувшись, пошатнулась, но он осторожно придержал её. Они заворожено смотрели, как из воды всплыла, потом снова ушла на глубину тёмная, продолговатая туша, медленно двигавшаяся в сторону Манхеттена.

— Подводная лодка? — Молодой человек встретился взглядом с девушкой.

— А может это кит?!! — Восторженно предположила более романтичная собеседница, — помнишь — в новостях, как в Лондоне, в устье Темзы кит забрёл?

— А — а — а, — он неопределённо протянул, — а по-моему это военные чудят!

Молодой человек, наклонившись вниз, пытался ещё что-то рассмотреть в тёмных водах.

— А вдруг, диверсанты? — Подумав, добавил он, — русские?

Девушка вздохнула, спрыгнула с перил и сказала с каким-то срытым женским превосходством:

— Пошли уж!

Дельфины. Видели вы в дельфинарии на представлении, как эти прекрасные млекопитающие высовывают свои улыбающиеся мордочки на край бассейна, стрекоча на своём неведомом языке? Забавные они, правда?

Михаил, некогда Мишка Шевелёв, а через время, минуя вариант Шевелёфф, уже не маскируясь — Шевельсон, стоял на набережной Брайтона и, расслабив брючные запоры, блаженно пополнял воды Атлантики.

К дельфинам у Михаила было своё, особое отношение: целый коктейль, замешанный на фобиях, воспоминаниях и морфеевых выдумках.

А если подробней и не с самого начала, то однажды на Багамских пляжах, лёжа на надувном матрасе, качаемый волнами, справедливо подставляя ультрафиолету вечно обделённые загаром части тела, сиречь — загорая нагишом, он задремал.

Солнце, море и вода — некогда лучшие друзья пионеров, некогда бывшей страны, оказались коварными друзьями, разморив тело, усыпив мозг, а с ним и бдительность, подтвердив чей-то афоризм, что враги нас делают сильней, а друзья расслабляют.

Пробуждение оказалось горьким, солёным и мокрым! Отплёвываясь, барахтаясь в воде, озираясь (за поднявшейся волной ни матраса не видно, ни берега не разглядеть), он ощутил накатившую волну, но уже не морскую, а панического страха. Страха одиночества — на широких просторах, и неизведанного — в глубинах. Словно — в в?ды тёмные, а там змеи и пиявки. А ещё зубатые пираньи, клешнерукие крабы и (о, господи!) акулы. Хотя в океане на цивилизованных пляжах этого добра быть не должно, но поди докажи акулам, что сие место цивилизовано и территория активно помечена венцом природы. К тому же, как уже было сказано — он был абсолютно голым. Наверно именно без привычного, даже минимума одежды, человек чувствует свою полную незащищённость перед природой-матерью.

Темные тени, всплывшие из глубин, подтвердили щедрость этой самой матери (природы) на жизненные формы, её нетерпимость к пустотам и трепетное отношение к сбалансированности пищевой цепочки.

Он видел мелькание длинных, тёмных рыбин, которые носились вокруг него, слегка касаясь, почти незаметно, скорее всего не плавниками, а завихрениями воды.

«Господи! Акулы»! — Цепенел он от ужаса, поминая правильных и выдуманных богов.

Почему-то больше всего он переживал не за болтающиеся ниже ноги, которые вероятней бы всего и откусил морские хищники, а именно за тот маленький обнажённый отросток между ними. Его сердце ухало в район пяток всякий раз, когда очередная тёмная тень приближалась к нему, заставляя то маленькое и беззащитное сморщиваться и становиться ещё меньше.

Паника привела к тому, что он, подняв крик, начал беспорядочно барахтаться, наглотался воды, выбулькивая её вместе самыми плохими словами избранного народа, ругательствами американской повседневности и матом ни как не забываемого могучего и великого. И возможно утонул бы, но подводные чудовища стали легонько выталкивать его на поверхность, не грызя и не кусаясь.

Дельфины! А это оказались именно они! Дельфины высовывали свои, как уже говорилось, весёлые мордочки, но страхи Михаила, вбиравшего расширенными зрачками близкое видео, не уменьшились — улыбающаяся пасть дельфина полна мелких, острых и донельзя жутких зубов. Сразу вспомнило то немногое, что он читал или слышал об этих животных, и теперь на себе ощутил, по крайней мере, один факт — играясь, дельфины тащили его не к берегу, а наоборот.

В конечном итоге его, натерпевшегося страху, подобрал рыбацкий баркас, но в жизни Михаила появился новый кошмарный сон, точнее старый кошмар дополнился новыми подробностями.

В изначальном страшном сне (это отдельно) он винил своих родителей, которые плотно вбивали в его голову: «Миша! Сынок! Надо закрывать на ночь входную дверь, а не то проберётся гой какой, али вор»!

Эх, ты — прекрасное солнечное, беззаботное детство и, ох! — Извечные исторические страхи выживания всеопекающих родителей!

С тех пор ему регулярно снилось, как ночью медленно открывается входная дверь, появляется рука человека, а он (Мишенька!) такой маленький, совсем один дома, встаёт с ночного горшка, хватается за защёлку замка, а она (О, УЖАС!) отваливается! И дверь никак не закрыть, а тот «ужасный» давит, давит, пытаясь проникнуть в дом. И если раньше он просыпался так и не увидев страшное лицо, то теперь из-за двери появляется зубатая, ухмыляющаяся дельфинья пасть, а он только встал с горшка и совсем голенький, а морда тянется, тянется, норовит схватить и откусить!

Действие душепроникающих речей психологов длилось недолго — максимум полгода. Михаил и не заметил, как стал лечиться сам, прибегая к лучшему заменителю психоаналитиков — алкоголю.

Этим вечером он очередной раз поругался со своей «благоверной» и домой ему идти совсем не хотелось. Да и какой это собственно его дом?

Познакомившись с молоденькой, светлоголовой и ясноглазой студенткой, он откровенно запал на неё, но как уже рекомендательно комментировали умные люди, именно из таких вырастают законченные стервы.

А начиналось всё классически: с цветов, ухаживаний и серенад под окном со всеми симптомами инверсии доминирования!

Инверсия доминирования — это такая поведенческая мотивация, возникающая у самцов в период ухаживания в преддверии спаривания. В такие периоды самец переходит в подчинённое положение и демонстрирует самке, что он очень мил, послушен и вообще герой-рыцарь в доспехах, да на белом коне, а луна — «вон она, щас враз достану, и вместе со всем миром к ногам твоим преподнесу!». А цель — не спугнуть её (самку родимую), чтобы избежать агрессии с ее стороны и иметь возможность вступить с ней в вожделенную половую связь.

Что ж! Не спугнул! Вступил! Но выступить не смог — завяз! И вляпался!

Потом была пафосная, торжественная свадьба (он ещё раз убедился, что все эти свадьбы устраиваются только ради невесты, для остальных же центральных участников торжества, это лишь куча растраченных нервов).

Жить они переехали в её дом, который достался ей по наследству. Софочка (ясноглазая, светлоголовая и такая рассудительная) не была бы Софочкой, если бы не видела, что Луну с орбиты не сорвать, а рыцарь вовсе не герой, да и внешний лоск доспехов как-то поблек, и не очень-то отливает гордой сталью.

У Софочки и так было всё, кроме, пожалуй, подходящего носителя ошейника, поводок которого цепко держали её нежные ручонки.

После нескольких счастливых месяцев, милое создание показало свои коготки, и жизнь превратилась в сплошную головомойку. Подчинённое положение Михаила из классификации «инверсия» — превратилось в норму, загоняя несчастного супруга в ранг подкаблучника.

Не итог, конечно, но как то вот так всё и пошло, затянув жизнь обыденностью.

И ещё что мог посоветовать в свои «сорок пять» смирившийся Михаил: мужчины, женихи, кобели — называйте себя, как желаете, но не переезжайте жить в дом женщины! Уж мать-природа так повела, что самцы приводят в свой дом самку, а не наоборот. Поэтому, когда доходит до: «видеть тебя не могу» и «выметайся из моего дома», мужчины, в силу наработанного природой естества, поступают, как правило, если не более достойно, то как минимум, сводя свою логику к определенным и более благородным правилам. Женщины же в этом отношении похожи на дорвавшегося до власти раба — становятся жуткими деспотами, вынуждая подстраиваться под частую смену её настроений, по сути, ведя бой без правил.

О, да! Есть исключения, но заметьте — это исключения!

А может краски сгущены, и именно ему просто не повезло…?

Так вот, под утро ноги сами вытащили Михаила в Бруклин. Окинув хмельным взором район, узрев дом супруги, и под словесный аккомпанемент: «сука», бросив в урну неизвестно какую по счёту банку пива, всё же решил спуститься к набережной — было там у него излюбленное местечко. Встряхнув полупустым целлофановым пакетом и решив не тащить с собой ещё не оприходованные ёмкости, решил припрятать всё хозяйство у какой-нибудь клумбы (где потемнее), намереваясь на обратном пути прихватить свой неоприходованный груз.