Черное правосудие - Владимир Колычев

– Олег.

– Какой Олег? – нахмурился Максим.

– А тот, который с Толиком на «Волге» был.

Он вспомнил, как смотрела Марина на молодого человека в темных очках. Внутри что-то тоскливо сжалось.

Он и Марина любили друг друга. Он хотел жениться на ней, но она к замужеству не стремилась. А ведь им было хорошо вместе.

– Чего это он вдруг тебя подвозить вздумал?

– Я его не просила.

– Да какая разница, просила ты или нет? Я спрашиваю, почему ты едешь с ним?

– Макс, не будь ребенком, – Марина наклонилась к нему и легко коснулась губами его щеки. – Пока!

Максима ослепила вспышка ревности, но он сдержался, не дал воли чувствам. И вообще, его домыслы просто смешны и нелепы. Кроме него, Марине никто не нужен.

На следующий день к нему пришел молодой лейтенант из милиции. Еще совсем сырой, но чуть не лопается от важности. Чего ему надо?

– Вчера вас избил некий гражданин Бугаев. У вас, как я понял, сотрясение мозга.

Легкое сотрясение мозга, хотел поправить его Максим. Но промолчал.

– Налицо факт нанесения телесных повреждений. Если от вас поступит заявление, мы привлечем гражданина Бугаева к уголовной ответственности. Вы будете подавать заявление?

– Нет, – покачал головой Максим. – Я сам во всем виноват, полез на рожон.

– Да? Ну, тогда у меня к вам вопросов нет, – облегченно вздохнул лейтенант.

Видно, не очень-то хотелось ему возиться с «неким гражданином Бугаевым».

В тот же день Толика выпустили из камеры предварительного заключения, но в часть, где он служил, телегу накатали.

Только это было давно и как будто в другой жизни.

– Бугай из отпуска прикатил, – услышал он за спиной голос «деда».

Не все, значит, бросились обниматься с Толиком.

– Везет чуваку, – отозвался второй голос. – На конкурсе первое место взял, домой отпустили. А ведь «замполлитр», мать его за ногу, грозился его дальше ворот КПП не отпускать.

– Ну да, в прошлый раз он в отпуске хрена одного отмудохал. Еле-еле от ментовки отмазался.

Хрен – это он, Максим.

Столпотворение вокруг Толика пошло на убыль.

– Эй! – заорал на Максима кто-то. – Чего остановился? Играй!

– А у нас тут че, музыкант, блин на хрен, нарисовался? – загоготал Толик.

Он был, похоже, навеселе. Дослуживал последние месяцы, ему все можно.

– Да чувак тут один, козырно, бля, играет. Слушай, Бугай, да он же твой зема, гадом буду. Из Грибовска. Точно, из Грибовска!

– Да ну! – Толик подошел к Максиму и в упор посмотрел на него.

Его глаза хищно сузились. Конечно же, он узнал его. Максим даже приготовился отбить удар, если получится.

Толик молчал. В его глазах отразилось тугое напряжение мысли. Наконец он сказал:

– Да это, бля, мой лучший кореш! – Он выхватил из рук Максима гитару, небрежно отбросил в сторону и полез обниматься. – Любого урою, кто хоть пальцем его тронет!

Максим думал, что он придуривается. Пригрел, чтобы больнее потом ужалить. Но нет, Толик на самом деле принял его.

– А ты ничего себе пацан, – сказал он ему, когда они вышли в морозную ночь покурить.

Максим теперь был на особом положении среди себе подобных. Его «крыл» сам Бугай.

– Правильно сделал, что в рыло мне насунул. Зря я тогда Маринку сукой назвал.

Толик невесело вздохнул:

– И заяву ты на меня не накатал. Ценю. Тебе Маринка пишет? – спросил он и как-то странно на него посмотрел.

– Пишет, а что?

Марина писала ему. Но письма стали приходить все реже и реже. А ведь они всего два месяца как в разлуке.

– Да так, ничего.

Максиму показалось, что Толик отвел взгляд.

– Видел я ее, – грустно усмехнулся он. – Привет тебе передавала.

– Она же не могла знать, что мы в одной части, – насторожился Максим.

– Да, точно, не могла. Ну ладно, не передавала. Забудем о ней.

Максим не понял, почему он должен забыть о Марине. Но спрашивать об этом не стал.

– Я через пару-тройку месяцев дембельнусь, – сказал Бугай. – Но ты не ссы, тебя и после этого никто пальцем не тронет. Мои кореша тебя, если вдруг че, прикроют.

Неужели он не будет больше стирать чьи-то портянки и трусы, стоять вместо кого-то в карауле всю ночь напролет?..

– Спасибо.

– Вот и отлично. На гражданке, я так думаю, мы друг другу понадобимся. – Бугай думал о чем-то своем. – Ты это, здесь, типа, времени даром не теряй. В рукопашке надрачивайся, со стволов палить учись, мины там всякие, фугасы. Из тебя, если ты этого очень захочешь, суперпрофи заделают, без базара. Короче, чтобы все было ништяк.

Максим не знал, зачем ему становиться каким-то суперпрофи. Тем более зачем это нужно Толику. Но он знал, что обучение у него идет туго.

Бегал он не ахти, всегда прибегал последним. На перекладине подтягивался на двойку. В рукопашном бою не делал ровно никаких успехов. И стрелял неважно, мягко говоря. Как ни старался, не мог продвинуться вперед ни на шаг. Как будто заговорил его кто.

Командир взвода пригрозил ему сегодня, что переведет его в другое подразделение. Туда, где меньше гоняют. Он бы вроде и не прочь, да обидно будет до слез, если ему под зад коленкой. Нет, он будет бороться до последнего.

Подполковник Желудев принимал батальон под свое командование, с ходу стараясь вникнуть во все дела.

Двадцать лет он отдал армии. Закончил Рязанское десантное училище, принял взвод, через год роту, еще через два – дорос до начальника штаба батальона. Старший лейтенант на майорской должности – отличный старт для блестящей карьеры. Но, увы, прошло восемь лет, а он все оставался начальником штаба. И служил ведь неплохо, в отличниках боевой и политической подготовки числился. В 1986-м его отправили в Афганистан. И только там он принял батальон, разведывательный. Через два года вернулся на Родину с тремя орденами. И снова батальон. Сейчас он принимает новую должность, и снова батальон. А ведь он и академию закончил, правда, заочно.

Ладно, пусть будет батальон, тем более отдельный, да еще особого назначения. Тем более в Ленинграде, на окраине которого дислоцировалась часть, ему светила квартира. А пока пристанищем ему служила трехкомнатная служебная квартира на территории части. Очень даже ничего для семьи из трех человек: он, жена и дочь Ольга. Девчонка совсем большая, шестнадцатый год, учится в десятом классе. И школа, кстати, неподалеку от расположения части есть. Будем считать, что устроился неплохо.

Прежний командир держал батальон в кулаке. Много заслуг на его счету. Боевую подготовку в особенности поднял на высоту. Только вот с неуставными взаимоотношениями не больно-то боролся. Но ничего, разгребем.

– Разрешите, товарищ подполковник? – К нему в кабинет, постучавшись, вошел командир второй роты.

– Проходите, садитесь, – Желудев показал капитану на стул.

– Да я ненадолго.

– Какие проблемы?

– Да так, пустяк. Боец у меня один есть. Рядовой Катанов, первого года службы. Три месяца всего у меня в роте, а вот уже где у меня сидит! – Ротный провел ребром ладони по горлу.

Достал беднягу солдат.

– Что, дисциплина?

– Да если бы! Отстающий он. Проверку за зимний период обучения на одни двойки сдал. Показатели сбивает.

– Учить надо.

– Да что я только не делал. Индивидуально занимался с ним, старослужащих на него натравливал – и ничего. Да он, кстати, и сам переживает. Из сил выбивается, не хуже других хочет быть. Только не получается у него. Слишком сложная для него программа.

– Что вы «дедов» на первогодка натравливали, это вам, капитан Чеботарев, в упрек, – Желудев наморщил лоб. – Дедовщину вы у себя в роте развели… Но это уже другой разговор. Итак, что вы предлагаете делать с рядовым Катановым?

– Перевести его нужно куда-нибудь в другую часть. Я уже старому командиру предлагал. Да он не соглашался.

– И правильно делал. Как у этого Катанова со здоровьем?

– Здоров как бык. У нас других и не держат.

– Это верно… Лишь бы солдат был здоров, а воина из него сделаем. Не можешь – научим. Или не так?

– Да вроде так.

– Это позор для нас, если мы от двоечников избавляться будем. Давайте сюда вашего Катанова, я с ним поговорю.

Где-то через час Желудев разговаривал с Катановым.

Солдат был достаточно высокого роста, метр восемьдесят, не меньше. В плечах, правда, не очень широк, но и не задохлик какой-нибудь.

– Капитан Чеботарев на вас жалуется, товарищ рядовой. Чем вы это объясните? – без предисловий начал подполковник.

– Не знаю, – обреченно вздохнул боец.

Но не смутился, не застеснялся, не покраснел. Ничего будет мужик, хоть и похож красотой на девушку.

– А кто знает?

– Да я, товарищ подполковник, чего только не делаю, чтобы не быть отстающим. Но только не могу я бегать, и тридцать раз подтянуться не могу, и стреляю слабо. А ведь я стараюсь. Видно, рожденный ползать – летать не может.

– Если ему не приделать крылья.