Глубокая охота - Михаил Александрович Лапиков

Жаль, сюда патрули не заходят, далеко…

Дверца машины звонко лязгнула, выпуская наружу что-то темное, длинное… и слегка сутулое. Водитель сделал два шага вперед, так что в конус фар попали ноги, край темно-синего пальто… выше, на лице тонко блеснули стекла, а под ними смутно белел… шарф?!

– Ю-ю?! Юрка?

Пожалуй, если бы в него все же выстрелили, фон Хартманн удивился бы меньше. Но Ю-ю, в своих узких очочках и с непременным шарфом, который он таскал почти в любую погоду, огребая одно замечание за другим… словно пробоина, в которую потоком хлынули воспоминания о той, прошлой жизни. Где было жаркое тропическое солнце над головой, солёный ветер в лицо, яркая зелень пальм на крохотных островках…

…и перечеркнутые делениями силуэты в перископе.

– В десятку, командир! – Крейсер-капитан Юсимура сделал еще шаг, сойдя с тротуара, и встал, заслоняя одну из фар. – Ты тоже почти не изменился.

Он протянул руку в перчатке, и Ярослав едва не пожал её по новообретенной привычке, лишь в последний миг спохватившись и перехватив «локоть к локтю», старое приветствие подплава, «для тех, кто нырял в одном стальном гробу».

– Давно не виделись. Год?

– Больше, – Юрий на миг задумался, – с прошлого лета. Последний раз мы виделись на церемонии прощания с Гансом Варензой.

Казенно-канцелярское «церемония прощания» для фон Хартманна прозвучало как гвоздь по стеклу. Похороны без мертвеца, зачем-то придуманный имперскими чинушами ритуал для тех, у кого никогда не будет могилы на суше.

– Не помню. Я в тот день был не в лучшей форме.

Особенно вечером. Кому он тогда порывался набить морду? Этой адмиральской гниде Генриху, за то, что посмел явиться? Или все-таки врезал пару раз? Мундир наутро был в пятнах крови, это факт…

– Это для нас всех был тяжелый день, – дипломатично согласился Юсимура. – Сядешь в машину? Есть разговор.

В щеку словно кольнуло ледяной иголкой. Ярослав оглянулся – так и есть, по лужам начали расплываться круги. Осенний дождь – та еще дрянь, особенно на проспекте Спящих Героев после аллеи. Там ветер несет эти брызги почти параллельно земле, даже зонтик не спасает, а уж офицерский берет и вовсе. Словно бы само небо подталкивало к нужному решению.

А в машине действительно было тепло и сухо.

– Твоя?

– Служебная, – быстро, словно извиняясь, сказал Юсимура. – Старая, конечно, но у нас в гараже хороший механик. Новых легковых у нас сейчас почти не делают, все производство занято под армейские вездеходы. Те красавицы, что бегают по центру, это по большей части экспорт, и там пошлина как бы не больше цены…

– Красиво жить не запретишь, – фыркнул Ярослав. – Точнее, запретить-то можно, но тогда начнется поиск обходных лазеек и всякое такое. Впрочем, эти новые, зализанные, мне лично не очень. В этих старых каретах на колёсах еще была душа мастера, а не просто кузовная штамповка.

– Да, что-то такое чувствуется, – Юрий нежно провел рукой по лакированной панели. – Куда поедем? К тебе, ко мне?

– А почему не в ресторан? Я хоть и не симпатичная курсистка, но сейчас бы от горячего не отказался.

– В заведение никак, – отрицательно мотнул головой крейсер-капитан. – Разговор серьёзный, Хан Глубины. Без чужих ушей в округе.

* * *

Человеку невежественному и необразованному полезно листать книги хотя бы ради мудрости эпиграфов.

Уинстон Черчилль

Администратор

Ответственный администратор Конфедерации, Исаак Стиллман, «Великий непоколебимый», спал в маленькой комнате отдыха при рабочем кабинете – с подушкой на ухе и скомканным одеялом под головой.

Где-то за стенами билось политическое сердце Конфедерации. В пулемётном темпе долбили в офисах печатные машинки и телетайпы. Выли на высоких оборотах барабаны скоростных электромеханических дешифровщиков. Щёлкали конвейерами подачи катушек и семафорами бюро дорогущие, как хороший бомбардировщик, гипертекстовые картотеки «мемо-максов» аналитического отдела.

Исаак Стиллман упрямо спал. Как в любой иной день за все пять лет войны, перед выходом на вторую, уже вечернюю, рабочую смену. Прерывать час дневного сна он дозволил только в том случае, если нога имперского десантника ступит на исконные земли отцов нации.

Пока что этого не случилось.

Пока.

Лёгкий ужин подали через пятнадцать минут. Как раз вовремя, чтобы скинуть дремоту и привести себя в рабочий вид.

Ответственный администратор посмотрел в тарелку, усмехнулся, поправил салфетку и принялся за морской салат. Как он сказал той ехидной журналистке? «Легко и необременительно служить примером умеренности в еде, когда вопросами питания вместо твоего повара начинает заниматься твой врач».

Экономика сухопутного тыла Конфедерации трещала по швам который уже год. Нехитрую шутку сожрали быстрей горячего расстегая с визигой. Народ смеялся. А значит, страна всё ещё оставалась на стороне бессменного ответственного администратора. Даже сейчас, четверть века спустя, когда он всё ещё мог перебирать сорта кофе, а им всё чаще приходилось выбирать между «вроде бы кофе» и цикорием.

Конечно, всех ответственных администраторов, при ком началась большая война, переизбрали на очередной срок. Но вот после него? И после того, что за ним? Какое чудо оставит на верховном посту Конфедерации человека в ответе за очередную войну, когда та идёт вот уже пятый год?

Да, люди познали магию. Да, люди заменили её наукой. Да, они узнавали всё больше и про то, и про другое на дороге к неминуемой сингулярности, когда наука и магия сольются настолько, что окончательно перестанут отличаться друг от друга, а люди смогут всё.

Но лишь политику доступно подлинное чудо – остаться у руля там, куда почти четверть века назад он пришёл безымянным временщиком, отбыть короткий номер и кануть в политическое небытие.

Увы, даже у этого чуда есть свои границы. И в последние годы они напоминали о себе всё чаще.

Тарелки пропали, едва лишь ответственный администратор отставил их в сторону. Пропали… чтобы немедленно вернуться. Молчаливые тени-прислуги без единого лишнего звука сервировали гостевой столик на одного посетителя. Самовар, фарфор, блюдечки с маковыми баранками…

«Ну да, – вспомнил Стиллман. – Какая-то молодёжная патриотическая организация. Явится очередная сушёная вобла из медной сотни и будет просить денег на бессмысленные парады. И как только согласование прошла?»

Чуть слышный шум за массивными створками гостевой двери кабинета заставил его изменить это мнение.

– Я договаривалась! – Скандал на таких оборотах в приёмной без хотя бы одной пары орденоносных командиров суперлинкоров из двух разных боярских родов казался чем-то небывалым. Тем не менее именно это там и происходило.

– Сам дурак!

Левая бровь Стиллмана чуть заметно дрогнула. В его приёмной оказывались разные гостьи, но такие откровенные в общении с непоколебимым паном Гжегожем, пожалуй, впервые.