Мусью Ларкс - Ф Монд

Перво-наперво Мусью поставил изгородь, окружив ею всю расчищенную от леса площадку, в центре которой громоздились его ящики. Это я точно знаю, потому как сам наблюдал за ним из нашего патио. Оно располагалось на довольно высоком месте, оттуда хорошо было видно, хотя до вершины горы по прямой корделей* четыреста будет. На всю изгородь у Мусью ушло меньше одного дня! Вы, конечно, знаете, крестьяне встают рано. Так вот, когда я вылез из гамака и вышел в патио, солнце еще толькоосветило гребень горы. Я поднял глаза и сразу же приметил Мусью: он стоял на вершине в такой позе, будто копал яму. Потом я увидел, как он ставит кол, прямехонький, как свеча. После этого, отмерив пять или шесть шагов, он воткнул второй кол. Я еще удивился, где он ухитрился нарубить таких прямых и черных, как уголь, кольев, пока не заметил, что Мусью вынимает их из ящика, причем не из самого большого, хотя колья эти на добрые три пяди возвышались над его головой, а росту в Мусью было самое малое шесть футов.

Часа через три все колья были поставлены. Я смотрел и глазам своим не верил: получился круг, а колья все были одной высоты и на одинаковом расстоянии один от другого. Дядя Фико, который на своем веку поставил немало

* Кордель - мера длины, равная 20,35 метра.

изгородей, только головой покачал, когда пришел вечером к нам и увидел этот круг из кольев, опоясанный десятью рядами проволоки. Один из склонов горы, по которому, как я вам говорил, проложили дорогу, был пологий, зато остальные - почти отвесные, и взобраться по ним, я думаю, не под силу и ящерице. Так для чего же, скажите на милость, строить ограду на краю пропасти? Пошли слухи, что Мусью собирается устроить загон для -скота, но о каком, черт возьми, загоне можно говорить, если там не только лошадям, но и козе негде было разгуляться. И вот что еще любопытно: на восходе солнца и перед закатом эта проволока блестела так, словно была из чистого серебра, даже глазам становилось больно на нее смотреть. Только в одном месте ничего не блестело - там, где был вход. И дядя Фико считал, что здесь Мусью навесит калитку. Но вся штука в том, что никакой калитки так и не появилось.

А теперь посудите сами: какой прок от изгороди, пусть даже такой замечательной, если вместо калитки в ней пустой проем, через который любой может войти и выйти, не спрашивая разрешения? Однако все оказалось не а так просто, как мы думали. И первыми, кто убедился в этом на собственной шкуре, были сыновья Хуаны Лоло, известные на всю округу разбойники. Они промышляли тем, что воровали у бедных крестьян скотину, продавали ее испанцам, а вырученные деньги безнаказанно пропивали в лавке Пепе Иераса.

Прошла неделя или чуть больше с того дня, как Мусью начал строить дом, когда он спустился в лавку за провизией. Жители хутора Бьяхакас от мала до велика высыпали на улицу поглазеть на него. Рассказывают, когда Мусью вошел в лавку, даже мухи перестали жужжать. Один из сыновей Лоло тоже был там и не спускал с Мусью глаз. А тот прямиком направился к Пепе, словно век был с ним знаком, вынул из кармана бумажку и протянул лавочнику.

- Сложите все, что там перечислено, вот сюда, - сказал он и положил на стойку свою переметную суму.

Пепе прочел список и уже хотел возразить, что мешок ячменя не влезет в суму, но Мусью опередил его:

- Все товары вы погрузите на мою лошадь, которую я оставляю здесь. Кстати, ее надо перековать. Чтобы мешок с ячменем не свалился, привяжите его получше к седлу и переметные сумы тоже, а после отпустите лошадь, она сама найдет дорогу. Я не могу ждать, у меня много дел.

Он выложил на стойку десять золотых.

- Этого хватит?

- И еще останется, мусью... - Его имя всем давалось с трудом.

- ...Ларкс, - помог чужеземец.

Больше он ничего не сказал и только бросил пристальный взгляд на Тите, сына Хуаны Лоло, который, хоть и сидел у другого конца стойки, прекрасно слышал, как звякнули монеты. Слух у этого бандита был почище, чем у лесного оленя, особенно когда дело касалось денег.

Мусью вышел из лавки, но и после его ухода людям долгое время было как-то не по себе, и даже мухи не сразу снова начали свое круженье.

Я видел его издалека в это утро. Он шел по направлению к горе, двигаясь на удивление быстро, хотя держал руки в карманах. На нем была все та же широкополая шляпа, что и в тот день, когда он дал мне монету, и тот же сюртук, только теперь он был распахнут, и золотая цепочка от часов поблескивала на солнце. Подойдя к подножию горы, Мусью огляделся по сторонам, словно желал убедиться, что его никто не видит. Я притаился в высокой траве за раскидистой сейбой и внимательно следил за каждым его движением, уверенный, что сейчас Мусью полезет вверх по склону. По-моему, он уже сделал несколько шагов по дороге, но в этот момент меня укусил в ногу муравей, и я отвлекся. Когда спустя какую-то секунду я вновь поискал Мусью глазами, на дороге его не оказалось. И тут же на вершине мелькнула и сразу пропала его шляпа. Клянусь вам, это был не сон и не мальчишеские выдумки. За то время, что понадобилось мне, чтобы почесать лодыжку, этот человек успел взобраться на вершину горы! Даже преследуемый собаками заяц, и тот не смог бы взбежать на гору с такой скоростью. Я не стал никому рассказывать об этом случае, потому что меня наверняка посчитали бы обманщиком, а обмана моя матушка, да будет земля ей пухом, не прощала.

В тот же самый день с хутора исчезли все трое сыновей Хуаны Лоло: Тите, Кано и Ремихио. Никого это особенно не удивило, люди наперед знали, что они скоро вернутся, чтобы пропить награбленное. Вернуться-то они вернулись, да не так, как обычно.

Рассказывают, что спустя два дня старая Хуана услыхала в полночь собачий лай на дворе, а затем окрик Ремихио, после чего собаки замолчали. Она зажгла коптилку и встала открыть задвижку, а когда открыла, чуть не упала в обморок: Ремихио и Кано с выпученными от страха глазами волокли под руки Тите. Голова у него свешивалась на грудь, ноги чертили борозды в пыли, а из ушей текли струйки крови.

Оказывается, Тите задумал ограбить Мусью, увидев, как тот доставал из кармана пригоршню золотых монет. Ремихио рассказывал потом, что затея брата сразу пришлась ему не по нутру: он уже был наслышан о Мусью и не желал связываться с таким загадочным человеком, но в конце концов братья уговорили его. Все пройдет без сучка, без задоринки, уверяли они, Мусью живет один, собак у него нет, и поэтому застать его врасплох под покровом ночи - плевое дело. Надо только выследить, где он спит.

Сказано - сделано. Под вечер братья отправились к горе. Подняться на нее можно было только со стороны дороги, которая петляла по склону и приводила к самому входу во владения Мусью. И вот они пошли вверх, а возле последнего поворота свернули в сторону, спрятались за старым раскидистым дубом и стали ждать, пока рассветет.