Джоконда улыбается ворам - Евгений Сухов

Улыбка у официанта выглядела плотоядной. Луи Дюбретон невольно задержал взгляд на крупных зубах гарсона, которыми впору переламывать косточки заключенным.

– Вот что, милейший… – Луи Дюбретон перевел взгляд на меню. От обилия наименований невольно разыгрался аппетит, он вдруг почувствовал, что невероятно голоден и в один присест способен слопать половину блюд меню. – Принеси мне для начала утиную грудку с гарниром из фиг.

– У вас хороший вкус, месье, – одобрительно закивал официант, широко чиркнув карандашом в раскрытом блокноте. – Хочу вам сказать по секрету, утка у нас сегодня отменная.

– Очень надеюсь… За такую-то цену! – буркнул Луи. – И еще вот что, принеси мне трюфели.

– О-о! – восторженно протянул официант, подняв глаза к сводчатому потолку. – Очень хорошо понимаю ваш выбор. Трюфели доставили на нашу кухню всего лишь несколько часов назад. Уверяю вас, вы не разочаруетесь.

– Насчет трюфелей не уверен, но вот кофе здесь и вправду замечательный. Так что принесите мне чашечку, пока я буду дожидаться своего заказа.

– Уверяю вас, месье, вам не придется долго ждать, – заверил официант и, махнув полами сюртука, быстро удалился.

За соседним столиком сидела привлекательная девушка в голубом платье и шляпке, делавшей ее облик еще более женственным, и крохотной серебряной ложечкой ковырялась в растаявшем мороженом. Не столь часто можно встретить женщину сидящей в полнейшем одиночестве, а уж со столь изящным профилем – тем более. Такие женщины встречаются лишь в сопровождении кавалеров и толпы неугомонных поклонников. Здесь же, на глубине средневекового подвала, она выглядела экзотической райской птахой, случайно запорхнувшей в убогую клетку.

Подняв голову, девушка уверенно встретила взгляд Луи Дюбретона.

– Извините меня, мадемуазель, мне не хотелось бы выглядеть навязчивым, но такая красивая девушка, как вы, не должна сидеть в одиночестве.

Отведав очередную ложечку мороженого, мадемуазель равнодушно ответила:

– Вы хотите сказать, что это неприлично?

– Ну-у…

– И что сидеть в одиночестве может только девушка легкого поведения? – голос прозвучал столь же безучастно.

– Не подумайте чего-нибудь плохого, мадемуазель, но наше общество весьма консервативно.

– А разве по мне не видно, что я не из того разряда женщин и пришла сюда только для того, чтобы отведать мороженого, оно здесь невероятно вкусное.

– Ваше одиночество просто бросается в глаза окружающим, вас могут не так понять. Например, вот те молодые люди, что стоят у входа, – слегка кивнул Луи Дюбретон на двух мужчин в коротких пальто, – они весьма заинтересованно посматривают в вашу сторону. Вы позволите мне оградить вас от нежелательного знакомства?

Красивая головка чуть качнулась:

– Вы очень настойчивы. Впрочем, пожалуйста, место не куплено.

Луи Дюбретон расположился напротив девушки. Теперь, оказавшись на расстоянии вытянутой руки, она казалась ему еще привлекательнее. Весьма выразительными были крупные миндалевидные глаза, взиравшие с откровенным любопытством. Но что самое удивительное, они были разного цвета: правый светло-зеленый глаз взирал внимательно и выглядел невероятно серьезным, зато левый, с голубым оттенком, был бесшабашно вызывающим.

– Вы позволите мне один вопрос? – спросил Луи Дюбретон, понимая, что всецело угодил под гипноз необычных глаз.

– Разумеется, если он, конечно, не будет бестактным.

– Чем может заниматься такая красивая девушка?

– Вполне мужским занятием – журналистикой.

– О! Не так часто приходится встречать женщину-журналиста или репортера.

– Вы правы! Но со временем нас будет больше.

– Уверен, что журналистика от этого только выиграет, у женщин очень цепкий взгляд. Они все подмечают и ничего не упускают из вида.

Подошел официант и, не выражая удивления, выложил на стол заказ. Трюфели аппетитно благоухали, вызывая зависть у клиентов, сидящих за соседними столиками.

– А вы гурман, – констатировала незнакомка.

– Не без того, – согласился Луи Дюбретон, вооружившись вилкой и ножом. – Не люблю себе отказывать в удовольствиях. – Если желаете, я могу вам заказать порцию. Официант мне по секрету сказал, что на кухню их доставили сегодня утром.

– Мне не нравится марсельская кухня, – поморщилась девушка.

– А я как раз от нее в восторге!.. Простите, я не представился, меня зовут Луи Дюбретон.

– А меня Жаклин Ле Корбюзье. А чем вы занимаетесь, господин Дюбретон?

Молодые люди, с интересом прежде поглядывавшие на молодую журналистку, прошли в соседний зал в надежде отыскать новый предмет обожания. Однако место для этого они выбрали не самое подходящее.

Луи Дюбретон чувствовал себя охотником, сумевшим изловить жар-птицу. Вот только не обжечься бы!

– Я художник.

– И что вы рисуете?

– Например, сейчас я копирую «Мону Лизу».

– Вот как, весьма интересно. И ваше занятие приносит вам прибыль?

Трюфели и в самом деле оказались необыкновенно вкусными. В это заведение следует заглядывать почаще.

– Да, у меня кое-что получается. Надеюсь, что со временем я преуспею. Сейчас я как раз над этим работаю.

Крохотными глотками девушка поглощала кофе, с откровенным интересом наблюдая за тем, как Луи Дюбретон разделывался с утиными грудками. Луи не опасался за манеры, швейцар-гувернер, проживавший в их доме, прививал ему правила этикета тоненьким прутиком, настоянным на соляном растворе. Так что наука пошла впрок и даже в самом изысканном аристократическом обществе он чувствовал себя весьма комфортно. Но сейчас, находясь под прицелом девичьих глаз, Луи Дюбретон испытал некоторую робость и очень опасался, что столовые приборы могут выскользнуть из его пальцев.

– Настолько удачно, что вы можете позволить себе трюфели?

С утиными грудками было покончено, и теперь косточки аккуратной кучкой лежали на краю тарелки. Настала очередь ароматного кофе. Собственно, ради этого он и явился в ресторан «Галеон».

Отпив маленький глоток, Луи равнодушно произнес:

– Просто мне иногда везет.

– Вы играете в рулетку?

– Что-то вроде того… Вот сейчас встретил вас. И мне почему-то кажется, что наше знакомство будет продолжительным.

– Вы так считаете? – пожала плечами Жаклин. – А вот мне думается, что напрасно. Знаете, мне нужно идти, я сюда зашла всего-то на полчаса.

– Позвольте проводить вас. Все-таки в наше время и одной…

– Хорошо, – согласилась Жаклин, вставая из-за стола. – Вы очень убедительны. Но не хотела бы вас обнадеживать, у вас нет никаких шансов.

Луи Дюбретон поднялся следом. Разговор принимал неприятный оборот. Следовало спасать положение.

– Неужели я так плох?

– Вовсе нет! Просто вы не в моем вкусе.

Приподняв длинными тонкими пальчиками край платья, девушка ступила на лестницу.

– Дайте мне шанс убедить вас в противоположном! – в отчаянии воскликнул Луи Дюбретон. – У меня получится! А потом – вкусы меняются.

– Не уверена.

– Неужели мы с вами никогда не увидимся?

– Возможно, что как-нибудь случайно.

– Ради вас я готов совершить невозможное.

Поднимавшаяся по лестнице девушка приостановилась и внимательно посмотрела на Луи.

– Вот как? Вы говорите «невозможное»?

– Именно так.

– Два часа назад я была на пресс-конференции директора музея Лувра господина Омоля Теофиля, и он нам сказал, что украсть «Мону Лизу» столь же невозможно, как украсть колокольню собора Парижской Богоматери.

– Очень смелое заявление.

– Мне тоже так показалось. Он весьма остроумен, – сдержанно высказалась Жаклин. – Так вы способны на невозможное?

– Что вы имеете в виду? Чтобы я украл колокольню собора Парижской Богоматери или «Мону Лизу»? – невольно удивился художник.

– Вы меня так и не поняли. Я начинаю даже жалеть, что эта наша встреча последняя.

– А если я все-таки сумею сделать для вас нечто невозможное?

– В таком случае приходите в редакцию «Пари-Журналь». И прошу вас, не провожайте меня! Здесь недалеко, я доберусь сама.

Близость красивой женщины кружила голову, от нее пахло ароматом лесных цветов. Интересно, она знает о том, насколько она хороша? Подозревает ли она о своей власти над мужчинами?

– Как скажете, но я уверен, что мы не расстанемся надолго.

Женщина едва улыбнулась и быстрой походкой, насколько ей позволяло зауженное книзу платье, направилась к угловому зданию с вывеской «Пари-Журналь».

Глава 3

15 апреля 1452 года, Винчи. Я назову его Леонардо

Роженица лежала на узкой деревянной кровати подле высокого узкого оконца, укрытая тонким холщовым одеялом. Лицо бледное, измученное, на высоком широком лбу обильно проступали бисеринки пота. Прикрыв отяжелевшие веки, женщина протяжно застонала, а две свечи, стоявшие в изголовье, пустили под самый потолок облачко копоти.

– За доктором послали? – строго спросила тощая старуха с высушенным желтым лицом у хозяйки дома – крепкой черноволосой женщины.