Суперинтендант и его заботы - Анна Викторовна Дашевская

Даже не две квартиры, а три, потому что первый этаж занимала консьержка, она же домоправительница и немножко кухарка. За отдельную плату, разумеется.

После того, как Марджори восхитилась шахматной клеткой пола, статуями, люстрой и прочими красотами холла, они поднялись на второй этаж. Дверь слева, над которой парили нарисованные купидоны, вела в предоставленные им апартаменты.

– Есть ли какие-то пожелания касательно завтрака? – деловито спросила синьора Тессани.

– Никаких, – быстро ответила Лавиния. – Спасибо, синьора.

И в руку консьержки скользнула монета.

Спальня окнами на Рио делла Весте досталась Марджори. Госпожа коммандер махнула на это рукой, решив позволить подруге наслаждаться поездкой на всю катушку.

Её комната была чуть темновата, поскольку окна почти впритык смотрели на соседнее здание, их разделял лишь узенький канал, метра два шириной. Зато в этой спальне не было ни одного красного или пурпурного предмета, только спокойные голубые и зеленоватые тона.

Лавиния отодвинула тяжёлую штору. В окне напротив горел яркий магический фонарик, и при его свете хорошенькая девушка красилась перед зеркалом. Заметив незнакомку, она весело помахала рукой и задёрнула занавеси.

Ужинать дамы отправились в таверну, хорошо знакомую госпоже Редфилд со времени прошлых поездок. Хозяин, синьор Джованни, с толстым животом, обтянутым белоснежным фартуком, с пышными усами, соперничавшими с фартуком белизною, проводил их к столику рядом с окном.

– Ваш любимый столик, синьора! – провозгласил он, отодвигая стул. – Аперитив? Просекко?

Как все венецианцы, он слегка шепелявил и выговаривал «прошекко», что ужасно рассмешило Марджори. Когда толстяк отошёл, она спросила:

– Он что, тебя помнит?

– Вполне возможно.

– Ты сюда часто ходила?

– Ну, раз пять или шесть была точно… – Лавиния пожала плечами. – Понимаешь, это город, где все носят маски. Поэтому трактирщики, гондольеры и продавцы научились опознавать знакомых не по лицу, оно же закрыто. По движениям. По манере говорить или, вот как ты, дёргать себя за левую мочку. Кстати, это куда сложнее изменить, чем черты лица.

– Ну да, конечно…

Джованни принёс сардины, маринованные с изюмом и орешками пинии, потом пасту с ракушками вонголе. Всё это время Марджори молчала, переваривая сказанное, наконец, над тарелкой с телячьей печенью спросила с горечью:

– Это что ж, все про всех всё знают? И я, заглядывая в антикварную лавку и здороваясь с мадам Мишо, укладываюсь в её… картотеку?

– Так это же взаимно, – пожала плечами Лавиния. – В твоей картотеке мадам Мишо тоже занимает свой ящичек, где-то между обувщиком и книготорговцем, и тебя это вполне устраивает. Удобно ведь! Десерт будешь?

От десерта Марджори отказалась в пользу сладкого Vinsanto, которое и смаковала, глядя в тёмную воду канала и о чём-то размышляя.

Тем временем Лавиния попросила у трактирщика лист бумаги и перо, быстро написала записку, сложила её и запечатала значком со своими инициалами. Потом спросила:

– Синьор Джованни, ваш внук ведь по-прежнему работает с вами?

– Нет, госпожа Редфилд, – лицо толстяка страдальчески сморщилось. – Мальчик не захотел гробить свою жизнь на грязные тарелки, нанялся в Легион… Вот уже полгода служит. А что вам, нужны быстрые ноги?

– И хорошая голова, синьор Джованни! – засмеялась она.

– Ну, тогда осмелюсь рекомендовать внучатую племянницу. Кьяра!

Девочка лет четырнадцати, коротко стриженая, в белой рубашке, замотанная в длинный фартук, такой же белоснежный, как и у деда, моментально подскочила к столику.

– Да, дедушка?

– Вот, у госпожи Редфилд к тебе есть поручение…

– Минутку!

И в самом деле, прошло не больше минуты, как она вернулась, сняв фартук и пригладив волосы.

– Кьяра, ты знаешь, где живёт монсиньор Гвискарди?

– Конечно, синьора. В Ка’Тре Фонтани.

– Вот эту записку нужно отнести ему. Можно не отдавать в руки, а попросить лакея передать. Скажи на словах, что я приехала Secundum pactum и буду ждать ответа в своей квартире.

– Да, синьора.

И она исчезла, словно растворилась в воздухе.

Джованни убрал грязную посуду, принёс маленький графинчик с золотистой домашней граппой, и обе женщины сидели молча, слушая плеск и запах воды.

– Почему ты не стала отправлять магвестник? – спросила вдруг Марджори.

– Ты не поверишь, но в Венеции у меня они получаются через раз, – неловко усмехнулась Лавиния. – Кругом вода, одновременно текучая и стоячая, и она вроде как размывает магию. Мою, во всяком случае. Вот те, кто здесь родился, в ней себя чувствуют… как рыбы в воде.

Девочка вернулась очень быстро, минут через двадцать. Распечатывая ответную записку, Лавиния в который раз подумала, что скрытые умения местных жителей куда больше, чем то, о чём известно Совету магов, Службе магбезопасности и прочим заинтересованным. До дворца монсиньора Гвискарди пятнадцать минут пешком и десять – на лодке. В одну сторону! Плюс пока письмо донесут до самого прелата, да пока он напишет ответ… То есть, впечатление такое, что Кьяра вышла из дверей траттории и порталом переместилась прямо к входу в Ка’Тре Фонтани. И расспрашивать её о чём-то бесполезно…

Монсиньор Гвискарди приглашал синьору Редфилд присоединиться к нему за вторым завтраком в одиннадцать часов утра. К благодарности коммандер присовокупила пару монет, которые девочка приняла без тени смущения. Гондола уже ждала их возле входа, и вскоре отчаянно зевающая Марджори отправилась спать. Коммандер подошла к окну, отодвинула штору и глянула в окно дома напротив. Там горел свет, и по полупрозрачной шторе двигались две тени, мужчины и женщины. Судя по жестикуляции, они о чём-то спорили. Тщательно задёрнув свои занавески, Лавиния вытряхнула их из головы и легла.

Без пяти одиннадцать гондола причалила у каменных львов, охраняющих водный подъезд Ка’Тре Фонтани. Лавиния погладила их по мраморным затылкам, кивнула терпеливо ожидавшему секретарю и прошла внутрь.

– Монсиньор ожидает вас в малой столовой, – догнал её шелестящий шепот.

– В малой столовой! – хмыкала она про себя, следуя за очередной фигурой в ливрее. – Малой! Это значит, есть и большая? А ещё, наверное, пиршественный зал?

Спина в ливрее нервно дёргалась, слыша столь неприличное для этого места хихиканье.

Монсиньор Паоло Гвискарди как раз усаживался за стол, нетерпеливо потирая пухлые розовые ладошки.

– Госпожа Редфилд! Как я рад вас видеть! – воскликнул он. – Прошу вас, садитесь напротив меня, и не будем отвлекаться от того, что нынче приготовил для нас мэтр Клеричи.

Завтрак оказался почти скромным: свежий хлеб, масло, ещё плачущее слезами пахты, копчёный лосось, рикотта и мёд. Перед каждым из сотрапезников стояла большая фарфоровая чашка с капучино, на поверхности пышной молочной пены было нарисовано шоколадное сердечко. Лавиния ревниво покосилась в чашку монсиньора и с удовлетворённой улыбкой убедилась, что там изображена пальмовая ветвь. Посмотрела в хитрые глаза Гвискарди и расхохоталась.

Когда была выцежена последняя капля капучино, прелат спросил:

– Желаете ещё чего-нибудь?