Политическое животное - Александр Евгеньевич Христофоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какие дела, Феликс? – поигрывая ключами от машины, спросил я.
– Решился! – торжественно заключил он.
Я отдал «Роллей» и несколько роликов пленки за пять сотен и по узким улочкам помчал на условленное место. Ровно к назначенному часу подошел невысокий человек с папкой в руках и спросил, от кого я. Мой ответ удовлетворил его, он спрятал деньги в свой мятый костюм и открыл папку.
– Подпишите здесь, вот ваши ключи. – Из мятого костюма человек извлек мятый конверт. В нем и в самом деле был ключ, на бирке был написан адрес, номер 7Б.
– Благодарю, – сказал я мятому человеку и немного успокоился.
Еще когда я повернул на означенную улицу, нехорошее предчувствие кольнуло меня. Номера, написанного на ключе, не было. Шестой, седьмой, восьмой – были. А седьмого «Б» – не было. «А» – тоже. Я все-таки набрал номер «агента», но телефон был отключен. Я набрал ее.
– Я так и знала, что ты будешь звонить! Скажи, когда быть у тебя в новом доме и цвет белья!
– Подожди, детка, скажи, где ты взяла номер своего агента.
– Ммм. – Я прямо почувствовал, как она надула губки. – Тебе не нравится квартира?
– Квартира ничего, – соврал я.
– Номер нашла в бесплатной газете, в почтовом ящике по пятницам. Я поняла – когда освободишься, набирай. Я помогу убрать! Целую! – И, не дожидаясь ответа, положила трубку.
Найти квартиру за двести было сложной задачей. Просто невозможной задачей. Я зашел в ближайшее заведение с интернетом и заказал пива. После часа поисков по городскому форуму мое внимание привлекла пользователь Клякса. Судя по многочисленным темам, она располагала пятью – семью квартирами, которые сдавала всем желающим. Самым приемлемым вариантом был центр города, улица с булыжником, двести пятьдесят за месяц. Если считать мое пиво и легкий перекус, то не хватало уже почти шестидесяти. Я позвонил – трубку сняли сразу и произнесли что-то неразборчиво.
– Здравствуйте, вы сдаете квартиру? – спросил я и услышал крики и ругань.
– Да, есть квартира, но перезвоните позже, – ответил взволнованный женский голос, и разговор оборвался. Я заказал еще пива. Вот теперь не хватало ровно шестидесяти. Что-то подсказывало мне, что нужно позвонить еще раз. Я набрал тот же номер.
– Алло, – сказала Клякса.
– У вас все в порядке? – спросил я.
– А кто это? – все так же взволнованно спросила она.
– Я только что звонил вам по поводу квартиры. У вас в порядке? Такие звуки, будто вы ведете репортаж из горячей точки.
Спустя пару минут я уже выяснил, что Клякса – счастливый обладатель огромной, старой, совсем не женской машины. Клякса оставила ее на той самой улице с булыжником, и дорожная инспекция посчитала, что драндулет мешает движению. А крики и ругань на фоне – попытки Кляксы забрать машину со штрафплощадки.
– Сейчас буду, – сказал я.
– Хорошо, – удивленно протянула она.
Клякса оказалась невысокой женщиной лет тридцати пяти без гроша в кармане. Чтоб забрать машину со штрафплощадки, нужны были деньги. Ровно сто девяносто. Из будочки охранника я вышел с ключом в руках и передал его Кляксе.
– Вы… Вы хотели снять квартиру? – спросила моя новая знакомая.
– Да. Мне спать негде, – улыбнулся я.
– У меня сейчас есть ключи от квартиры – я как раз убирала там, когда забрали мой драндулет. Сколько вы потратили? Я не уверена, что эта квартира подойдет вам. – Клякса достала длинный ключ и протянула его мне. – Может, вы сначала посмотрите, квартира не слишком хороша…
– Знаете, не в моем положении перебирать. – И я забрал ключ. На нем не было никаких бирок, но адрес я нашел быстро.
Булыжник, темная подворотня и разбитые светильники привели меня во двор, где, казалось, обитали только голуби и заброшенный фургон. По скрипучей лестнице я поднялся на террасу, идущую вдоль двора. Терраса привела в темный коридор, и я подошел ко второй двери. Замок открылся легко, я включил свет. Нагнул голову и вошел. Наверное, эта квартира и в самом деле не слишком подходила мне – кривой пол, туалет от кухни отделяет ширма, почти нет света. Слышу, о чем говорят соседи. Я принес из машины кое-какие вещи, расстелил свой плед на диване и свалился спать.
Проснулся я в шесть утра от воркования и шарканья голубей по карнизу. Оказалось, что стекла в окнах разбиты, было слышно все, что происходит на улице. Я лежал и слушал, как просыпается город – шины шуршали по булыжнику. Одна машина, две… Зубной пасты не было, воды в кране тоже. Зазвонил телефон.
– Алло, я знаю, что рано, но по пути на работу могу заехать к тебе. Скажешь точный адрес?
Я сказал. Оказывается, она уже была в дороге, и спустя полчаса моя новая квартира наполнилась запахом мятной зубной пасты, горячих булочек и легких духов.
– Ну, до вечера. Будем убирать здесь. – Она провела пальцем по полке шкафа и демонстративно вытянула его в мою сторону. На пальце осталась пыль. – До вечера! – Она чмокнула меня в нос, и я почувствовал, как пахнут ее волосы. Хлопнула дверь, а я остался сидеть на диване – допивал кофе и жевал последнюю булочку.
Художнице повезло – один денежный мешок решил издать каталог ее работ. Это означало, во-первых, повышение ее статуса, а значит, и стоимости картин, поскольку журнал распространялся по библиотекам и полотна становились «каталожными», во-вторых, именно она решала, кто выполнит этот внушительный заказ на фотосъемку картин, верстку каталога и его печать. Победа в ее личном конкурсе на лучшего фотографа по умолчанию была за мной. Поэтому я уже битый час переставлял свет по комнате, поправлял картины и нажимал кнопки. Она лежала на подоконнике и, положив голову на сложенные руки, мечтательно смотрела на невысокий собор под хмурым небом. «Бамм-бамм-бамм-бамм», – сказал собор.
– Четыре, – сказала художница.
Я почувствовал себя дома. Несколько ночей в квартире на булыжниково-голубиной улице еще не позволили мне отвыкнуть от этих звуков и запахов. Я машинально мотал пленку и нажимал на спуск.
– И как тебе в новой квартире?
Тогда пришлось рассказать ей о своих бытовых сложностях и о том, что совершенно невозможно принимать гостей. Она вскинула брови кверху, но ничего не сказала.
Еще до того, как началась верстка каталога, окна и стены моей новой булыжниковой квартиры были затянуты и завешаны репродукциями картин. Я сотни раз видел эти работы вживую, переставлял их, помогал развешивать в выставочных залах – даже в моей комнате был небольшой склад из ее картин. И хотя на смену звукам собора пришли голубиные разговоры, я будто оставался там же