И смерть его наследие - Джордж Мартин

— Я хочу обналичить чек, — сказал он кассиру. — Банк в Швейцарии.

Неровным почерком он заполнил страничку в чековой книжке, вырвал ее и протянул служащему.

Брови клерка полезли вверх, когда он увидел цифру.

— Хм-м-м, — пробормотал он. — Мне придется это проверить, сэр. Надеюсь, вы не против. Надеюсь, у вас есть документы, мистер… — Он снова посмотрел на чек. — Мистер Лоуренс.

Де Лорье добродушно улыбнулся.

— Разумеется. Я бы не стал пытаться получить такую сумму, не имея документов.

Через двадцать минут он покинул банк и уверенно зашагал по улице.

Он купил кое-какую одежду, газеты, огромное количество карт, побитую старую машину и целый арсенал: винтовки с оптическим прицелом, пистолеты, боеприпасы. И в конце концов снял номер в отеле, чтобы было где переночевать.

Максимиллиан де Лорье бодрствовал почти всю ночь. Сначала он изучал газеты, которые купил, несколько раз звонил в их информационные службы и тщательно записывал то, что ему отвечали.

Затем он разложил карты и принялся внимательно их изучать — почти до утра. Выбрав те, что ему были нужны, он провел на них толстую черную линию, постоянно сверяясь со своими записями, и красным карандашом обвел название не слишком большого города в Огайо.

А потом сел и принялся приводить в порядок оружие.

Пророк вернулся на Средний Запад, охваченный возбуждением, потому что здесь, более чем где бы то ни было, исключая его родину, он нашел свой народ. Верховные священнослужители, которые преклонялись перед ним, прислали ему доклады, где речь шла об одном и том же: в Иллинойсе все будет прекрасно, в Индиане — еще лучше, там его ждет настоящий успех, в Огайо — просто здорово.

И потому Пророк ездил по Среднему Западу и нес свое Слово тем, кто был готов его услышать, проповедуя американские идеалы в самом сердце Америки.

— Чикаго — мой город, — повторял он, путешествуя по Иллинойсу. — Вы, ребята из Чикаго, умеете обращаться с анархистами и коммунистами. В Чикаго полно разумных, прекрасных, патриотически настроенных парней. Вы не допустите, чтобы террористы отняли город у его законопослушных жителей.

Люди рукоплескали ему, и Борегард повел их строем к полицейскому управлению. Какой-то длинноволосый критикан выкрикнул «Нацист!», но его одинокий голос утонул в восторженных выкриках. Впрочем, замыкавшие колонну два громилы-охранника начали быстро и умело пробираться к нему сквозь толпу.

— Я не расист, — говорил Пророк, перебравшись через границу в северную Индиану. — Я выступаю за права всех добропорядочных американцев, вне зависимости от их расы, вероисповедания и цвета кожи. А еще я уверен, что каждый человек должен работать, как вы и я, вместо того чтобы жить в грязи, невежестве и безнравственности на подачки правительства. И я говорю, в анархистов и бандитов нужно стрелять, как в бешеных псов.

И люди рукоплескали и приветствовали его, а потом повторяли его Слово своим друзьям, родным и соседям. Так количество сторонников Пророка росло с головокружительной скоростью.

Пророк отправился на восток, в Огайо, а мертвец двинулся на запад, ему навстречу.

— Вам подходит эта квартира, мистер Лорел? — спросила худая немолодая женщина, приоткрыв перед ним дверь.

Максимиллиан де Лорье прошел мимо нее и положил чемодан на продавленную двуспальную кровать, стоявшую у стены. Дружелюбно улыбнувшись, он направился к окну, отодвинул штору и выглянул наружу.

— О боже, — пробормотала хозяйка, нервно перебирая ключи, — надеюсь, вы не против того, что тут рядом стадион? В следующую субботу состоится игра, и мальчишки страшно шумят.

И она громко топнула ногой, раздавив таракана, который выбежал из-под ковра.

Де Лорье небрежно махнул рукой.

— Комната меня вполне устраивает, — сказал он. — По правде говоря, я люблю футбол, а отсюда мне все будет прекрасно видно.

— Хорошо, — кивнула женщина и протянула ему ключ. — Плата за неделю вперед, если не возражаете.

Когда она ушла, де Лорье аккуратно закрыл дверь и подтащил стул к окну.

Прекрасный вид, подумал он, просто идеальный. Разумеется, трибуны находятся на другой стороне, так что платформу, скорее всего, поставят лицом к ним. Но это не проблема. Борегард — крупный мужчина, вероятно, его будет отлично видно со спины. А дополнительное освещение окажется очень кстати.

Удовлетворенно кивнув, он вернул стул на место. Затем устроился поудобнее, чтобы привести в порядок оружие.

На улице стояла холодная погода, но стадион был забит до отказа. Трибуны не смогли вместить всех желающих, и потому людям разрешили сесть на траву поля вплоть до самого подножия платформы, задрапированной красной, белой и голубой материей.

Американские флаги, поднятые на шесты по обеим сторонам платформы, трепетали на ветру, а между ними находилась трибуна оратора. Два ослепительно белых прожектора проливали свое сияние на трибуну, добавляя мощи огням, освещавшим стадион; микрофоны были не один раз проверены. Хорошо, что они прекрасно работали, потому что оглушительный рев, который приветствовал Пророка, когда тот вышел на трибуну, смолк, только когда он заговорил. Наступила полная тишина, и первый же призыв оратора прозвучал как взрыв.

Время не приглушило огня, который полыхал в душе Пророка, и его слова, пронизанные верой и гневом, были обжигающе горячи. Они слетали с платформы, громкие, исполненные вызова, эхом отражались от трибун и далеко разносились в холодном воздухе спустившейся на город ночи.

Они добрались и до жалкой квартирки, где из удобств имелась лишь холодная вода и где Максимиллиан де Лорье сидел в полном одиночестве, глядя в окно. Он удобно устроился на стуле, держа в руках тщательно вычищенную крупнокалиберную винтовку с оптическим прицелом.

Пророк, стоящий на возвышении, обращался к патриотам и тем, в чьих сердцах поселился страх. Он говорил об американских идеалах, и его слова, словно кнут, хлестали коммунистов, анархистов и длинноволосых террористов, которые заполнили города страны.

— Да, добропорядочные жители Огайо! Когда я обрету власть, по улицам наших городов можно будет ходить без опаски. Я развяжу руки нашим полицейским и позабочусь о том, чтобы они следовали букве закона и преподали террористам и преступникам парочку серьезных уроков.

«Парочку уроков, — подумал де Лорье. — Да, да, все сходится. Полиция и армия будут учить граждан, как им следует жить. А это очень умелые учителя. Ведь в качестве средств обучения они применяют дубинки и пистолеты. О, мистер Борегард, как же здорово все укладывается в схему!»

— …И я говорю, что, когда наши юноши, наша прекрасная молодежь из Миссисипи, и Огайо, и из других штатов сражается и умирает за океаном за наш флаг, здесь, дома, мы должны оказывать им самую мощную поддержку, на какую только способны, включая необходимость разбить головы жалким предателям, которые оскорбляют наш флаг и призывают к победе врага, а также, выступают против войны. Я говорю, пришла пора показать им, что делают патриотично настроенные истинные американцы с государственными преступниками.

«Государственная измена… Да, тот, другой, много лет назад тоже говорил о государственной измене. Он сказал, что избавится от предателей, засевших в правительстве, предателей, ставших причиной поражения и унижения нации».

Максимиллиан де Лорье медленно отодвинул стул, опустился на одно колено и прижал винтовку к плечу.

— …Я не расист, но я говорю, что эти люди должны…

Лицо де Лорье покрылось смертельной бледностью, руки, державшие винтовку, слегка дрожали.

— Он болен. — Хриплое бормотание нарушило тишину. — Как же опасно он болен! Но имею ли я право? Если он то, что им нужно, могу ли я пойти против них ради победы здравого смысла?

Его начало отчаянно трясти, все тело покрылось холодным потом, несмотря на ветерок, который дул с улицы.

Слова Пророка окружали его со всех сторон, но он больше не слышал их. Его мысли вернулись в прошлое, и де Лорье увидел другого Пророка и землю обетованную, в которую он повел свой народ. Он вспомнил эхо шагов огромной армии на марше, вой ракет и бомбардировщиков, разрывающий ночь. Он вспомнил запах гари, повисший над полем боя, и ужас который испытал, услышав стук в дверь.

А еще он вспомнил газовые камеры, приготовленные для представителей низшей расы. И руки у него больше не дрожали.

— Если бы он умер раньше, — сказал Максимиллиан де Лорье самому себе в кромешной темноте, — как бы они узнали, чего им удалось избежать?

Он навел перекрестье прицела на затылок Пророка, его палец на курке напрягся.

И винтовка выплюнула смерть.

Норвел Арлингтон Борегард, который вознес над головой кулак, вдруг резко дернулся и повалился с платформы вперед, прямо в толпу, собравшуюся внизу. В следующую секунду ночь разорвали пронзительные вопли, а люди из секретной службы, отчаянно ругаясь, бросились к поверженному Пророку.