Искушение астрологией, или предсказание как искусство - Дэвид Берлински
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я протянул ей такое разрешение с печатью, которым меня снабдил старший библиотекарь. К этой бумажке я присовокупил свой carte de sèjour[4], свидетельство о рождении и последний телефонный счет. Библиотекарша изучила документы чрезвычайно внимательно. Все было в порядке. Она заполнила желтый бланк специального запроса и передала его своему помощнику, юноше с красными глазами и сопливым носом. Тот скрепил бланк подписью, моментально исчез за полками запретной территории и через пять минут вынырнул с томом Роулинсона под мышкой. С величайшей бережностью он положил книгу на стойку. Прикасаться к ней я не имел права. Только библиотекари могли открывать фолиант и перелистывать страницы.
И я понимал их. Книга оказалась здоровенной и внушительной: где-то метр высотой и полметра шириной. Бумага толстая и посеревшая от старости. Это — первая публикация документов, возраст которых перевалил за две с половиной тысячи лет. Оригиналы, высеченные из камня, в прекрасном состоянии хранятся в Британском музее. И наверняка безболезненно протянут еще веков десять. А вот книга с их копиями буквально при смерти. Переплет потрескался, страницы порвались, и почти на каждой подтеки, а на обложке — бесформенные серые пятна. Мне сообщили, что сразу после встречи со мной фолиант отправят в отдел консервации и хранения для особой обработки. «Поздновато спохватились», — подумалось мне.
Я попросил библиотекаршу открыть книгу. Она убрала волосы за уши, натянула розовые хирургические перчатки и стала медленно переворачивать страницы. Я был заворожен, впрочем, как и она сама. Каждая страница разделена на четверти, а эти четверти заполнены сделанными от руки клинописными надписями, волнующими и непонятными одновременно. Уродливые значки напоминают флажки на тонких древках, но при этом настолько притягательны, что от них не отвести глаз. В их форме есть что-то пленительное. В начале книги идет оглавление, растянувшееся на четыре огромные страницы. Названия документов даны по-английски. Дощечка III содержит «Фрагменты надписи о жертвоприношении по обету». Дощечка XLVII более приземленная. На ней изображены «Десять ссудных таблиц». В Древнем мире жизнь шла своим чередом, как и нынче. Ссуды следовало записывать, а долги возвращать. А вот дощечка XLIX намекает на серьезную семейную драму. Это договор о продаже. Набу-Рикту-Азар с сыновьями продал свою дочь, Билат-Хазин, женщине по имени Никте-Сар для ее сына и его жены. И всего за шестнадцать сикелей серебра.
Дощечки LI–LXIV особенно интересны для астрологов. Эти дощечки, сдержанно пишет Роулинсон, заключают «величайшую работу халдеев по астрологии». Всего в данном разделе семьдесят табличек, все вместе называемые «Энума Ану Энлиль». Именно в них впервые цветы астрологии открылись ночной прохладе.
В оригиналах я не мог разобрать ни слова. Просто хотел вдохнуть дух столетий. Наконец я насмотрелся. Библиотекарша очень осторожно закрыла заплесневевший том и попросила меня расписаться на бланке запроса, указав нужную графу. Мне показалось, ей было жаль отпускать меня. Мы вместе пережили какое-то таинство.
Несколько недель спустя я принялся изучать перевод «Энумы» на английский [6]. Меня интересовали астрологические знамения, предостережения и предвестия. Одно предсказание особенно привлекло мое внимание.
Если Звезда Достоинства, Визирь Тиспака, сойдется со Скорпионом, на три года поразят землю жестокий холод, кашель и насморк.
Все абсолютно ясно. На улице стоял жестокий холод, и весь Париж непрерывно кашлял и сморкался. Вот тебе и Звезда Достоинства, и Визирь Тиспака.
Дело происходит за семь веков до Рождества Христова. Ассирийцы — хозяева «благодатного полумесяца»[5]. В их руках заполненные доверху амбары с зерном и согретые солнцем, омываемые рекой поля. Воды текут по воле правителей. Божества правят небесами. Царь, великий Ашшурбанипал, тяжело движется к своему привычному месту в центре мира. Он потомок царей и сам царь, монаршая династия — его династия — царствует долгие годы, пока не достигает величия Саргона II. У Ашшурбанипала кудрявая иссиня-черная борода. В его черных глазах часто мелькает беспокойство. Боец по натуре, он провел много лет в жестоких военных кампаниях, завоевывая и подчиняя народы, выступая порой и против собственных братьев, возмущавшихся его высоким положением и опасавшихся его могущества. Но Ашшурбанипал — не только воин, но и просвещенный правитель, тянущийся к знаниям и мудрости. Он блестящий математик, легко управляющийся с разными формулами; астролог, в молодости учившийся у знаменитых астрологов; лингвист, гордящийся тем, что говорит не только по-ассирийски, но и по-аккадски. Единственный из всех царей своей династии он умеет читать тексты на древнем языке учености, шумерском. Ашшурбанипал несет бремя веков на своих монарших плечах. В те времена на Ближнем Востоке была распространена грамотность. Свидетельства этого встречались повсюду. В каждом государстве были писцы. Они веками напролет царапали что-то на сырой глине. Мир переполняло то, что было сказано, а потом записано.
Несмотря на все свои знания, Ашшурбанипал был человеком величайшей меланхолии, мучимым вечными загадками бытия и бессмысленностью человеческой жизни. Подобно шекспировскому Ричарду II, он имел привычку сиживать на земле и рассказывать печальные истории о судьбе царей [7]. «Царю, нашему Господину, от твоего слуги Баласи, — написал какой-то астролог. — Да здравствует Царь, наш Господин!» А дальше — разоблачающий вопрос: «Разве одного дня Царю не достаточно, чтобы предаваться хандре и отказываться от еды?»
Где-то в VII веке до н. э. Ашшурбанипал задумал собрать тексты, надписи, кодексы законов, надгробные речи, стихи и предсказания по звездам, сделанные астрологами всего Древнего мира. Правитель Вавилона решил создать царскую библиотеку. И вот уже по его приказанию писцы, бумагомаратели и придворные ученые, без сомнения сопровождаемые свитой охранников, покидают столицу, дабы прочесать и ограбить частные библиотеки месопотамского мира. Наверняка Ашшурбанипала посетило видение, в котором свет, исходивший от этих центров учености, сливался в единое светило, сверкавшее подобно самому царю. Огромные повозки, груженные глиняными табличками, потекли из разных уголков империи в Ниневию. На дорогах и проселках стоит пыль. Широкоплечие крестьяне, забыв о своих деревянных плугах, дивятся на бесконечные вереницы медленно двигающихся повозок со штабелями глиняных табличек. Повозки тяжелые, и волы сердито фыркают бархатными носами.
Проходят годы и десятилетия. Библиотека наконец собрана. Холодный мрамор ее стен хранит таблички с надписями на всех языках Древнего мира — живые голоса далекого прошлого, они связывают с умершими цивилизациями. Центральный зал, куда приходят посетители библиотеки, украшен эффектным фризом, изображающим охоту на льва. Ученые не умеют читать про себя, и потому зал заполняет гул, невнятное бормотание. К нему примешивается другой звук: хлопки по чему-то вязкому и сырому. Как и современным исследователям, тогдашним ученым в библиотеке иногда требовалось что-то записать, и каждый приносил запас сырой глины в ящике: увидев интересующее его место, он опускал руку в ящик, зачерпывал глины и шмякал ее на ровную поверхность, а потом разравнивал, написав нужные слова на глине с помощью палочки. Затем оставалось только дать табличке высохнуть. Несмотря на гул и хлопки, здесь повсюду царит забота о сохранности библиотечного фонда. Строгое предупреждение Ашшурбанипала стоит почти на каждой табличке:
Да проклянут боги любого, кто разобьет, испортит или унесет эту табличку, таким проклятьем, что нельзя снять, проклятьем ужасным и беспощадным, от которого имя его и семя исчезнут из нашей земли, а плоть попадет в пасть псов [8].
Где-то в четвертом или пятом десятилетии VII века Ашшурбанипал просто зачах и исчез, а от какого недуга — неизвестно. «Царю, моему Господину, от твоего слуги Урад-Нанны», — пишет астролог. А дальше — обычная формулировка: «Да пошлют боги Нунутра и Гула счастье и здравие Царю, моему Господину». А потом астролог переходит к сути дела: «Царь, мой Господин, твердит мне: „Отчего не определишь ты природу болезни моей и не дашь мне лекарства от нее?“» [9] А больше — ничего. Придворные историки и летописцы не откровенны.
Но, несмотря ни на что, пылкая страсть Ашшурбанипала преодолела века и обожгла наши души.
Сокровище царской библиотеки — «Энума Ану Энлиль». Это один из величайших документов человечества, не стареющий, как ящерица, и, подобно всем документам такого рода, неохотно открывающий свои смыслы. «Энума» состоит из семидесяти каменных табличек и помнит более тысячи лет догадок и комментариев. Тут собрана ассирийская кодификация бесчисленных астрологических традиций, существовавших в древних царствах Ближнего Востока. В некоторых отрывках «Энумы» говорится о еще более древней астрологической традиции, устанавливающей связь с легендарной Шумерской империей, первой грамотной цивилизацией в мировой истории, исчезнувшей за полтора тысячелетия до того, как лекари Ашшурбанипала забеспокоились о его меланхолии. «Энума» — это скорее непрерывная летопись наблюдений и предсказаний, чем религиозный художественный трактат. В ней отражена тяга древних людей к изучению линий человеческих судеб и вопросов благополучия, начертанных на ночном небе. Разумеется, время раскололо таблички. Терпение и знания потребовались для того, чтобы собрать осколки воедино. Часть этой коллекции хранится в Британском музее, но тысячи фрагментов по-прежнему лежат в песках, никем не найденные, и по-прежнему их грызут столетия и покусывают вечные ветра пустыни.