Время волков - Алексей Ворон

Потом темный разрыв, отдельные видения — улицы разрушенного Рима, обугленные руины, перекошенные ужасом лица людей, их предсмертные крики, окровавленные тела. И еще — пыльные серые дороги, по которым я бреду, волоча по земле Меч, а понурый угас плетется сзади, жалобно сопя. И нам троим: мне. Мечу и угасу — одинаково плохо и одиноко, мы голодные, усталые, больные.

Сознание медленно выползало из плена черного туннеля. Сначала я уловил запах, первыми всегда приходят запахи. Острый запах морской воды, свежего ветра, мокрого просмоленного дерева, человеческого пота, и множество других подозрительных, незнакомых ароматов.

Голой спиной я ощутил мокрые, неошкуренные доски, и тут же подступила тошнота — пол подо мной качался. Я понял, что нахожусь на корабле. От одной этой мысли содержимое моего желудка с хлюпаньем вырвалось наружу. Тут же я услышал возмущенные и насмешливые голоса и открыл глаза.

Я опять был на корабле, самом неприютном для волка месте. Второй приступ тошноты не заставил себя долго ждать. Тело мое раздирала боль, внутренности рвались наружу, в голове мутилось. Надо мной склонился человек. Но в глазах у меня все плыло, и я не мог как следует рассмотреть его. К тому же солнце было у него за головой, слепило меня, и он казался мне лишь черным силуэтом на фоне ослепительно голубого неба. От незнакомца пахло мускатом, морем и ароматами каких-то приправ, неизвестных мне.

«Я тебя съем», — мысленно сказал я ему, сил говорить вслух у меня не было.

«Дурак ты, хоть и волк», — прозвучал в моей голове насмешливый голос незнакомца.

Он ответил мне на тайном языке жрецов. Был этот язык доступен лишь магам и друидам, да в той или иной степени оборотням. Я бы непременно почуял волколака, и если мое обоняние не предупредило меня, значит, передо мной был маг. Я дернулся, мое плечо пронзила чудовищная боль, и я снова начал терять сознание.

«Гвир, дай мне, Гвир, магическую клятву волка, или ты умрешь от своих страшных ран, — вновь прозвучал у меня в голове голос незнакомца. — Ты умираешь, волк, а я могу отогнать смерть, излечить тебя, если ты отдашь мне свою волю!»

— Никогда, — прошептал я и почувствовал, как потрескались мои губы, когда я пошевелил ими.

«Ты умрешь, стоит мне приказать моим слугам, и ты умрешь страшной, мучительной смертью!» — снова раздался голос внутри меня.

Смерти или беспамятства жаждал я в тот момент больше всего. Но ни то, ни другое не пришло ко мне. Наоборот, разум погрузился в новое видение, вызванное из глубин памяти угрозой незнакомца убить меня. Видение, хуже которого еще не доводилось мне видеть. Мой собственный крик, полный ужаса и страха, оглушил меня.

Я вспомнил ощерившуюся пасть Римской Волчицы.

Склонившийся надо мной человек отпрянул, я услышал его восклицания. Проникнув в мои воспоминания, он стонал и хрипел, содрогаясь от ужаса, вместе со мной.

Мой бесславный поход против римлян был прерван бесцеремонно и неожиданно той силой, которой никто не может противостоять. Ночуя за пределами Рима под какой-то кочкой, я проснулся от невероятной тяжести в груди. Кто-то давил на меня, душил, мешал мне дышать.

Мой избалованный угас по имени Мохх имел дурную привычку класть мне голову на грудь, когда я сплю. Я отчаянно боролся с его приступами нежности, поскольку голова этого чудовища весом была почти с человека. Я открыл глаза, намереваясь врезать кулаком по нахальной морде, другого способа убедить чешуйчатого наглеца что-нибудь сделать не существовало.

Первое, что я увидел над собой, это горящие, налитые кровью глаза. Глаза не драконьи — волчьи. Надо мной склонилась огромная волчица, поставив передние лапы мне на грудь. С клыков ощерившейся волчьей морды капала мне на лицо слюна. Конечно, я не отношусь к тем, кого может напугать волк, хотя в тот момент я и находился в человеческом обличье. Но волчица эта была огромной, я бы даже сказал, гигантской, раза в два крупнее меня. От нее исходил ужасный смрад, к тому же ее злобные глаза не предвещали мне ничего хорошего. И самым неприятным было то, что она придавила меня к земле с невероятной силой, и я не мог даже пошевелиться, казалось, моя грудная клетка вот-вот проломится под ее тяжестью. Волчица, не мигая, смотрела на меня.

— Что тебе нужно? — прохрипел я.

— Уходи! — ответила мне Волчица низким голосом.

— Как же я уйду, если ты придавила меня к земле, — сказал я абсолютно серьезно, но мой ответ привел Волчицу в ярость.

— Не смей со мной шутить! — взревела Волчица и вонзила мне в грудь свои когти, прямо у моей щеки лязгнули острые, словно кинжалы, клыки.

Я застонал, отупев от боли, и наконец почувствовал страх. Казалось бы, нет ничего необычного: когти, клыки, горящие глаза. Я видел это с детства в друзьях и врагах. Это могло напугать, но не должно было приводить в ужас.

Однако грудь моя холодела от страха, я задыхался суеверным ужасом, от которого можно было сойти с ума.

— Кто ты? — простонал я.

— Я — Древняя! — сказала Волчица. — Я — Древняя, я пришла сюда миллионы лет назад, я родилась вместе с этим миром. Я — Волчица! Это моя земля! Уходи! Ты, жалкий оборванец, охваченный бешенством, убирайся из моих земель!

— А если я не уйду? — поинтересовался я из духа противоречия.

Волчица переступила лапами, поставила одну из них мне на плечо, раненное в битве у Апеннинских отрогов, когда погиб Бренн. Волчица надавила на старую рану и начала рвать ее когтями, причиняя мне нестерпимую боль. Я не выдержал и завыл.

— Я не могу убить тебя, но все равно заставлю уйти, — прорычала мне в лицо Волчица.

— Почему ты не можешь убить меня? — поинтересовался я.

От этого вопроса зверюга так рассвирепела, что казалось, сейчас она растерзает меня. Она довольно убедительно выдрала кусок мяса из моего плеча и смачно сожрала, заливая мне лицо слюной и моей собственной кровью.

— Я уйду, — охотно пообещал я, и думаю, это обещание сопровождалось моими рыданиями, — я выполнил свою клятву. Что же ты раньше не защищала свои земли, когда здесь были наши армии, разоряли твои города, убивали твоих людей?

— Вы все для меня лишь дети, жалкие игрушки, ничего не стоящие, ни на что не годные. Мне нет дела до городов, мне нет дела до людей, — ответила Волчица. — Мне нет дела ни до кого, но мне не нравится, когда в моей земле начинает властвовать другой волк.

С этими словами Волчица отрыгнула мне на лицо содержимое своего желудка, среди которого был и кусок моего плеча. Думаю, в тот момент я потерял сознание. Что было дальше, я уже не помню. Но мое нахождение на корабле означало, что Волчица была достаточно убедительна, и я покинул ее землю.