К началу. История Российской Империи - Михаил Яковлевич Геллер

Две главные причины определяли это отношение. Прежде всего - натуральность раздвижения границ до географических пределов (гор, океанов) и далее. Как паровой каток, двигалось русское государство по гигантской равнине, неся цивилизацию и культуру. Второй причиной было существование могучей империи. Историки рассматривали ее прошлое, исходя из настоящего. Сила, размеры империи давали ей легитимность. И дополнительный стимул для восхваления страны, добившейся замечательных успехов. Могучее государство, как идеальная цель усилий поколений, превратилось - с интенсивностью, неизвестной дореволюционной науке, - в объект культа советских историков. Академик Тарле восторженно писал в 1946 г.; «У человека, который, по счастью нашему, руководит нашей Родиной, среди многих даров есть дар понимания заслуг людей, которые верно послужили народу. Сталинское поколение хорошо понимает, что такое история России, любовь к России»5.

Крушение империи позволяет увидеть в новом ракурсе ее историю, значение и необходимость составлявших ее мастей для метрополии, возможности неимперского существования России. Алиса, попавшая в страну чудес, очень жалела бедную память, которая действует только назад, помнит только прошлое. История иногда помогает вспомнить и будущее.

Глава 1

ИМПЕРИЯ РЮРИКОВИЧЕЙ

Евразия

Вся история Евразии есть последовательный ряд попыток создания евразийского государства.

Победа Красного интернационала - нашей коммунистической партии… историческое проявление евразийского государства.

Мы евразийцы; сохранение союза славян и тюрков, мусульман и православных - суть евразийской идеи.

Евразия, евразийство - понятия, вошедшие в научный и политический словари в 1921 г., когда группа молодых русских ученых, оказавшихся в эмиграции, выпускает сборник «Исход к Востоку». Авторы - историк, философ, богослов, лингвист - свидетели революции, гражданской войны, распада российской империи, катастрофы, напоминающей Смутное время XVII в. «Россия в развалинах. Разбито и растерзано ее державное тело.

Взбудоражена и отравлена, и потрясена русская душа…»1 Нужна надежда. Евразийцы предложили новое издание известной идеи об особом пути развития России, ее миссии. Раскинувшаяся на двух континентах, соединяющая их, но не идентифицирующая себя ни с Европой, ни с Азией, являясь одновременно и Европой и Азией, Россия виделась авторам «Исхода к Востоку» Третьим миром, что было несомненным вариантом Третьего Рима. В год публикации манифеста евразийцев Николай Устрялов, идеолог отказа от борьбы с советской властью, зачинатель движения «Смена вех», видит в Третьем интернационале возможность реализации русской идеи Третьего Рима.

Евразийство, как и все его предшественники, провозглашавшие враждебность Западу, «латинству», настаивало на «третьем» пути между двумя субконтинентами. Но этот путь не проходил точно посредине. Евразийцы определенно склонялись к Востоку. Название сборника было недвусмысленной декларацией. Октябрьская революция показалась им доказательством поражения России на западном пути и знаком необходимого поворота на Восток. Решение Ленина перенести столицу из Петербурга, города, обращенного на Запад, в Москву, воспринималось как свидетельство понимания большевиками евразийского характера страны. Конгресс народов Востока, организованный Коминтерном в Баку в 1920 г. и объявивший «джихад» империализму, было еще одним доказательством евразийства большевиков. «Советская Россия, хотя и окруженная врагами, - объявил представитель Москвы, - может производить оружие, которым в состоянии вооружить не только русских рабочих и крестьян, но может вооружить индусских, персидских и анатолийских крестьян и повести их в совместные бои к общим победам»2.

Историки-евразийцы представляли русскую послереволюционную катастрофу в контексте тысячелетнего колебательного движения народов Евразии - с востока на запад и обратно. Историк Георгий Вернадский утверждал: «Вся история Евразии есть последовательный ряд попыток создания единого евразийского государства. Попытки эти шли с разных сторон - с востока и запада. К этой цели клонились усилия скифов, гуннов, хазар, турко-монголов и славяноруссов. Славяноруссы одолели в этой исторической борьбе»3.

Традиционная периодизация русской истории делила прошлое на время правления князей или царей, в зависимости от места пребывания столицы государства (Киев, Москва, Петербург). Марксисты добавили свою, классовую, периодизацию. Георгий Вернадский предложил «евразийскую» хронологию, положив в основу периодизации отношения между степью и лесом в русской истории. Попытки объединения степи и леса, причем он употребляет эти понятия не в почвенно-ботаническом значении, а в совокупности их природного и историко-культурного смысла, Вернадский кладет в основу русского исторического процесса. Историк отмечает колебательное движение с юга и востока на север и северо-восток, конечная цель которого - объединение леса и степи, или, иначе, распространение российского государства почти до естественных пределов Евразии.

В определении Г.В. Вернадским смысла исторического процесса в евразийском пространстве обращает на себя внимание выражение - «единое евразийское государство». Единство как условие мощи представляется историку необходимым условием, главной целью.

Евразийцы обратились на новом, послереволюционном витке русской истории к старым, надо бы сказать вечным, русским вопросам: Запад и Восток, демократия и самодержавие. Поворот к Востоку означал не только утверждение оптимистического взгляда на будущее, но и выбор новой модели для возрожденной России.

Философ и поэт Владимир Соловьев (1853-1900), горячий сторонник сближения православия и католичества, констатируя в конце XIX в. увлечение «Востоком», спрашивал Россию. «Каким же хочешь быть Востоком: Востоком Ксеркса иль Христа?» Четверть века спустя евразийцы ответили: над Россией встает «тень великого Чингисхана, объединителя Евразии». Отвергнув традиционную византийскую модель, евразийцы выбрали в качестве образца монгольскую империю Чингиса и его потомков - языческую, деспотическую, подчиняющую всех обитателей интересам государства.

Евразийская концепция истории России - детище кризиса. В поэтическом исступлении Александр Блок кричал в 1918 г.: «Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы, с раскосыми и жадными очами!» В апреле 1941 г., подписав договор о ненападении с Японией, довольный Сталин уверял японского министра иностранных дел Мацуоку: «Мы с вами - азиаты». Близилась пугавшая Сталина война с Германией. В 1992 г. вновь раздается крик: «мы - евразийцы!» Как не один раз в прошлом, российское государство, теряя территории на Западе, надеется, уйдя на Восток, отлежаться, набрать новые силы, и вернуться к прежним границам. К началу 80-х гг. XX в. границы советской империи на Западе вышли далеко за пределы рубежей российской империи, за пределы Евразии, границы которой никогда не были достаточно точно установлены. Возможно, поэтому откат будет особенно сильным. Но это волновое движение происходило и происходит на территории, естественные границы которой задерживаются Тихим океаном на Востоке, пустынями на юге, Балтикой на Западе.

Время и место

Эти безграничные равнины были предназначены для политического единства.

Степи российские являются продолжением степей азиатских и сливаются со степями венгерскими. Степной материк - от Желтого моря до озера Балатон - был заселен кочевыми народами, которые с доисторических времен преодолевали в поисках пастбищ огромные дистанции. Волны нашествий, зарождаясь в глубинах Азии, накатывались на степь: пришельцы оттесняли прежних обитателей, которые, в свою очередь, занимали пастбища более слабых народов. Отец истории Геродот, посетивший в V в. до н.э. греческую колонию Ольвию, расположенную на правом берегу Буга, оставил основные сведения о первоначальных обитателях пространства, которые позднее станут называть южнорусскими степями.

Киммерийцы, первый - по сообщению Геродота - народ, обитавший на берегах Черного моря на рубеже II-I тысячелетия до н.э., оставил после себя немного следов. Пришедшие потом скифы известны значительно лучше; они оставили обнаруженные в погребениях великолепные памятники материальной культуры: золотые украшения, утварь, оружие. Сохранилась и память о скифах - воинственных наездниках, господствовавших на территории между Доном и Дунаем, совершавших набеги в район Кавказа и дальше. Образ скифа - свободного всадника, не знающего над собой никакой власти - воспламенил воображение поколения, пережившего захват власти большевиками в 1917 г. и настаивавшего на родстве русских и древних степных воинов.