Девять правил соблазнения - Сара Маклейн

— Да уж, ваше платье просто бросается в глаза.

Калли не смогла сдержать улыбки.

— Очень дипломатично, но согласитесь: я в нем слишком похожа на абрикос.

На этот раз маркиз рассмеялся в голос.

— Удачное сравнение. — Элегантным жестом он предложил девушке вновь занять место на скамье, и после некоторого колебания Калли села.

— Пожалуй, — ответила она и широко улыбнулась, удивляясь, что вовсе не чувствует неловкости. Наоборот, Калли почувствовала себя свободнее. — Моя матушка... Ей отчаянно хочется нарядить свою дочь, как фарфоровую куколку. Печально, но я для этого совершенно не подхожу. И просто мечтаю о том, чтобы моя сестра начала выезжать, — тогда, надеюсь, графиня оставит меня в покое. Правда, сейчас сестренке только восемь.

Маркиз присел рядом с девушкой и, весело улыбнувшись, сказал:

— Да. Вам придется немного подождать.

— Это мягко сказано. — Она взглянула на усыпанное звездами небо. — К тому времени, когда состоится ее первый выезд, я буду считаться старой девой.

— Откуда такая уверенность, что вы засидитесь в девицах?

Калли, чуть нахмурившись, посмотрела на него.

— Я ценю ваше благородство, милорд, но это притворное недоумение оскорбительно для нас обоих. — Он не нашелся что ответить, Калли опустила взгляд на свои руки и произнесла: — Мой выбор весьма ограничен.

— Что вы имеете в виду?

— Похоже, среди претендентов на мою руку будут только разорившиеся шалопаи, престарелые ловеласы и убийственные зануды, — пояснила Калли, загибая пальцы по мере перечисления категорий возможных женихов.

Маркиз усмехнулся:

— В это трудно поверить.

— О, это правда. К сожалению, я не отношусь к числу тех молодых леди, на танец с которыми джентльмены занимают очередь. Это видно каждому, у кого есть глаза.

— У меня есть глаза. И ничего подобного я не вижу.

Его голос, нежный и мягкий как бархат, проникал прямо в душу, маркиз протянул руку и осторожно погладил девушку по щеке. Мощная теплая волна прокатилась по ее телу, и Калли непроизвольно задержала дыхание.

Не в силах противиться самой себе, она подалась навстречу его ласке, и мужчина приподнял пальцами ее подбородок.

— Как вас зовут, юная леди? — тихо спросил маркиз.

Калли поморщилась, зная, что за этим последует.

— Кальпурния.

Она вновь закрыла глаза, в очередной раз смутившись своего экстравагантного имени, — имени, которое могла дать своему ребенку только экзальтированная мамаша, сходившая с ума от Шекспира.

— Кальпурния. — Он попробовал ее имя на язык. — Как жену Цезаря?

Калли покраснела еще больше и кивнула.

Маркиз улыбнулся:

— Смелое имя, ничего не скажешь.

— Ужасное имя.

— Чепуха. Кальпурния была императрицей Рима. Сильная, красивая, умная, гораздо умнее окружавших ее мужчин. Она видела будущее, выстояла перед обвинениями своего мужа. У тебя просто замечательная тезка.

С этими словами Ралстон ласково, но решительно приподнял ее подбородок.

Калли молчала, не зная, что ответить на его пылкую тираду, но он не ждал от нее ответа и потому продолжил:

— Мне пора уходить. А вы, леди Кальпурния, должны вернуться в бальный зал с высоко поднятой головой. Сможете?

Он еще раз легко вздернул ее подбородок и встал. Совершенно потрясенная, Калли тоже встала и кивнула, глядя на него сияющими глазами.

— Да, милорд.

— Вот и умница, — прошептал он, так низко склонившись над ней, что его дыхание шевелило волоски у нее на затылке и согревало в этот холодный апрельский вечер. — Помни: ты императрица. Держись как императрица, и окружающим придется видеть тебя такой. Я именно такой тебя и вижу. — Он помолчал, а Калли затаила дыхание, ожидая продолжения. — Ваше высочество.

С этими словами маркиз повернулся и моментально исчез в зеленом лабиринте, а Калли еще несколько секунд стояла с недоуменно-мечтательной улыбкой на губах. Потом, словно опомнившись, она последовала за маркизом — так ей хотелось быть рядом с ним. В этот момент она готова была пойти за ним куда угодно. Последовать за этим принцем, появившемся среди простолюдинов, который заметил ее — не ее приданое и не ее ужасное платье, а ее!

«Если я императрица, то он единственный мужчина, достойный быть моим императором».

Ей не пришлось долго разыскивать его. После очередного поворота лабиринт вывел ее к большому сверкающему фонтану, украшенному фигурками херувимов. Возле него, купаясь в серебряном свете луны, стоял ее принц. Увидев его, Калли едва не задохнулась от восторга. Его фигура, широкоплечая и длинноногая, настолько четко вырисовывалась на фоне темного сада, словно сам он был высечен из великолепного мрамора.

И тут она заметила женщину, которую Ралстон обнимал, закрывая своей широкой спиной. Калли беззвучно ахнула, быстро прикрыв рот ладошкой. Широко раскрыв глаза, она смотрела на то, что открылось ее взору. За все свои семнадцать лет она никогда не видела ничего столь... прекрасно грешного.

В полумраке светлые волосы его возлюбленной, освещенные лишь слабым лунным сиянием, казались совершенно белыми, а платье представлялось сотканным из тончайшей паутины. Калли отступила в тень, но продолжала осторожно выглядывать из-за изгороди, отчасти сожалея о том, что последовала за маркизом, и в то же время совершенно не в силах отвести взгляд от обнимающейся пары. Боже, как они целовались!

Томление, возникшее глубоко внизу живота, сменилось медленно разгорающейся ревностью. Впервые в жизни ей до дрожи захотелось быть рядом с этим мужчиной. На мгновение Калли представила себе, что это она сейчас тает в его объятиях; это она своими изящными пальцами перебирает темные блестящие пряди его волос; эго ее тело гладят сильные мужские руки, и это ее стоны раздаются в ночном воздухе, когда он, целуя, слегка покусывает ее губы.

Затаив дыхание, Калли из своего укрытия смотрела на любовников, представляя, что это его рука касается ее тела, и чувствуя, как твердеет сосок под шелком платья.

— Ралстон...

Имя, произнесенное женщиной сквозь сдавленный стон, неожиданно громко разнеслось над лужайкой, вырвав Калли из грез. Очнувшись, она нервно отдернула руку от собственной груди и бросилась прочь от той сцены, невольной свидетельницей которой довелось стать. Она бежала по лабиринту, отчаянно желая выбросить из памяти все еще стоявшую перед глазами картину, и остановилась только тогда, когда вновь оказалась у мраморной скамьи, где началось ее ночное путешествие. Тяжело дыша, она опустилась на скамейку и постаралась успокоиться, мысленно ругая себя за столь неподобающее поведение. Леди не подслушивают. И уж точно не подглядывают, спрятавшись в кустах.