ГЕШТАЛЬТ - ТЕРАПИЯ - Клаудио Наранхо

В этой работе, в этом образе мышления чувствуется ни что иное, как внушающее уважение обаяние извечных человеческих усилий к самопознанию, к самовозвышению, к самосотворению.

Не могу скрыть, насколько мне приятно получить возможность написать это вступление. Для меня большое удовольствие поздравить Клаудио Наранхо за вклад в науку и выразить, как высоко ценю я нашу дружбу.

Абрахам Левитски,

Беркли, Калифорния Апрель 1991 года.

Предисловие к английскому изданию

В соответствии с инициативой зарубежных издателей настоящая книга, первая из написанных мной на английском языке, появилась на испанском и итальянском язы- ках. Хотя заглавие, под которым она вышла на испанском, «La Vieja у Novissima Gestalt» было дано с целью передать по возможности эквивалент фразы «старый и всегда молодой Гештальт», многие интерпретировали это как нечто подобное: «Старый Гештальт против Нового Гештальта»,- а меня провозгласили оригинальным новатором Ничто не могло бы быть настолько далеко от моих намерений в этой книге. Верно, что я попытался по-новому отразить трансперсональный аспект Гештальт-терапии и его место в традиционных «путях роста», верно, и что мною создан целый ряд упражнений по Гештальту и что в книгу включена глава о «четвертом пути» характерологии, являющимся результатом моей практической работы и работы моих студентов, однако вернее будет, что книга в основном является эхом того, что я узнал по Гештальту у Фритца Перлса, также как эхом является моя собственная разработка его стиля.

В самом деле, я мог бы назвать этот стиль «калифорнийским Гештальтом», если иметь в виду определение, данное после кончины Фритца Перлса его ранними Нью-Йоркскими соратниками. Выражение это часто использовалось с некоторым неодобрением - как «это лишь Калифорнийский Гештальт», Калифорния-де комбинированно ассоциируется с Новым Поколением и духовным супермаркетом. Однако произносить «Калифорнийский Гештальт» вполне можно с гордостью, поскольку многие из нас верят, что Фритц созрел именно в свои Калифорнийские годы и что вовсе не будет тривиальностью тот факт, что Калифорния стала Меккой и для всемирной культурной волны, и для новых идей Гуманистической-Трансперсональной революции в психологии.

В предисловии к этой книге, написанном пять лет назад, я объяснил, почему я использую «Отношение и Практика» вместо «Теория и Практика» [2]. Не думаю, что могут быть какие-то сомнения в отношении неинтеллигентности стиля Фритца Перлса в его калифорнийские годы, когда его словарь пестрил выражением типа «мозгодер», «бред» или «дерьмо собачье». Безусловно он был достаточно умен, чтобы по достоинству оценить великие идеи своего времени: концепции органичности и холистики вообще и процесса формирования Гештальта в частности. И все же думается, что лучшие теоретические разработки были сделаны им в последние годы, когда он возглашал, что больше не нуждается в концептуальном аппарате для того, чтобы лечить или жить, и пришел к тому, что ему не требуется поддержка из вне - т.е. его сознание - в настоящем. Именно об этом времени можно сказать, что он писал собственной кровью, стоя на своих собственных ногах в самом обнаженном своем виде.

Я мог бы назвать себя теоретиком чего-то подобного духовным наукам и психотерапии, у меня есть книга по вопросам личности, которая должна появиться в печати после этой книги, но в практике Гештальт-терапии я, по крайней мере, столь же атеоретичен, как и Фритц, и не только симпатизирую его позиции, но и заинтересован в полной поддержке, когда большинство гештальтистов боится очных споров с академиками, смотрящими на них свысока из-за того, что у них нет теоретической базы (т.е. соизмеримой по сложности с базой психоаналитиков или бихейвиористов, считающейся просто необходимой для успешной работы). Подобно Фритцу, который в автобиографии поделился с нами мечтой об открытии школ физиков-философов, я никогда не недооценивал интеллектуальный компонент в образовании как врачей, так и простых смертных, в этом отношении я более последователен, чем Фритц, у которого с этим не все в порядке: была в нем некоторая неинтеллигентность и, как мне кажется, интеллектуальная беспечность, часто делающая его насыщенным, и, возможно, породившая его мечту об открытии школ физиков-философов. (Полагаю, что неистовство типа «дерьма собачьего», - это отголоски событий молодости). Его атеоретические позиции были чистейшими и очень здравыми в отношении взгляда, что врачебная деятельность может быть усилена через запрет концептуализации, она может направляться просто интуицией гораздо лучше, чем непоследовательным «просчитыванием». Ни в коем случае здесь не имеется в виду, что врач должен быть невежествен.

Я объяснил название книги достаточно пространно, остается только подчеркнуть, что Гештальт не является лишь эмпиризмом через индивидуальный подход, это путь через ощущения, путь, в котором движение вперед стимулировано самим актом ощущения: углублением осознанности и прояснением эмпирического понимания (включая ощущение и понимание его/ее отношения в момент ощущения).

Надеюсь, что подобно наследству Фритца современной психотерапии, которое гораздо шире стимула, повлиявшего на развитие специфической области Гештальт-терапии, эта книга послужит (как говорит Эйб Левитски в своем великолепном предисловии) тем, кому терапия интересна вообще, включая сюда и неспециалистов, и непрофессионалов. В особенности надеюсь, что она стимулирует и воодушевит профессионально занятых в работе по сложной психологической поддержке духовного роста.

Клаудио Наранхо,

Беркли, Калифорния 1992 год

Вступительное слово автора

Как-то в 1966 году на лужайке у Эзален Биг Хауз ко мне подошел Майкл Мерфи с просьбой написать статью о Гештальт-терапии, которую он хотел опубликовать (и опубликовал). До этого он обращался к Фритцу Перлсу, который посоветовал попросить об этом меня. К тому времени я участвовал уже в нескольких курсах Фритца и определенно нравился ему - мне даже назначили постоянную стипендию за усердие в Эзалене. Предложение я принял с удовольствием, в результате появился мой первый опус на английском - сейчас, оглядываясь назад, я принимаю это за благословление, поскольку тогда открыл для себя, что могу выразить себя с большей легкостью, чем мог даже представить.

В то время по Гештальт-терапии почти ничего не печаталось, разве что две разные книги Перлса, несколько его статей и краткое сообщение Ван Дусена, объявлявшего, что Гештальт-терапия - это наиболее совместное терапевтическое приложение к феноменологии. Еще две вещицы, отпечатанные на мимеографе тех дней (я тогда ходил на первые профессиональные курсы Перлса и Симкина в Эзалене), одна Симкина, а другая Джона Энрайта. (Оба автора в хронологическом порядке потом появились вместе со мной в Стефенсонском «Учебнике по Гештальт-терапии») [3].

Поставленную задачу я выполнил с большим удовольствием, так как понимал, насколько трудно разобраться в Гештальт-терапии по ранним двум книгам Перлса. По капризу судьбы я был одним из первых читателей «Гештальт-терапии…», напечатанной Джулиан Пресс в пятидесятые, так получилось, что издатель ее прислал моему дяде Бену Кохену, одному из основателей ООН, жившему, ну конечно же, в Нью-Йорке. Дядя, будучи вторым секретарем по прессе и информации, постоянно получал книги из разных источников, а те, что, по его мнению, представляли бы интерес для меня, направлялись мне. Так и вышло, что одна такая книжица оказала известное влияние на мои профессиональные занятия - но не как на терапевта, а исследователя и преподавателя; должен сказать, что в своей работе Перлс представлялся мне (несмотря на упражнения, данные в начале книги) скорее этаким юным интеллектуалом, чем умудренным эмпириком, точно также я был далек от представления об истинной Гештальт-терапии. Теперь мне понятно, что Фритц был гением лечебного процесса, но у него не было ни особого дара, ни известной подготовки в теории, в начале же ему приходилось очень много ссылаться на склонных к теоретизированию мэтров, чтобы как-то продвинуть свои исследования, когда в академическом мире царил психоанализ. Думается, что Гештальт всегда вылезал за рамки теоретических формулировок, когда настоящий вид он обрел во времена Фритца, когда тот, уже под конец жизни, освободился от всей этой «шелухи» и от необходимости предания законности практики академическими мудрствованиями.

Мне кажется, что Фритц по-настоящему увидел свою работу в отражении ее в моей книге, никогда раньше я не видел его таким счастливым, как в тот день, когда он рассказывал, как ему понравилась книга, это был триумф, несравнимый даже с победой над Масловым на достопамятной встрече в Эзалене, где от него здорово досталось Эйбу.