Любовный квадрат - Клаудиа Кроуфорд

Прежде, чем заклеить конверты, она каждой набросала несколько строчек, приглашая в Лондон в качестве личной гостьи, с оплатой всех расходов, включая перелет первым классом.

«Пожалуйста, скажи «да». Будет ужасно весело, обещаю! Ты нужна мне».

К тому времени, когда появился, напевая, взъерошенный Ник, они уже опоздали на коктейль в испанское посольство и к Хейварду на вернисаж.

– Нужно извиняться перед Шейлой и Филом за отмену ужина? – спросила она.

– Ты хочешь сказать, что не собираешься пилить меня?

Она улыбнулась ему с нежностью, удивившей обоих.

– А почему я должна делать это?

– Я опоздал и надрался.

– Главное, ты здесь. Слезы наполнили его глаза.

– Ты единственная женщина, которая, действительно, когда-либо любила меня. Я обещаю любить тебя всем сердцем всегда, вечно.

Она верила, что он искренен в каждом слове, и в эти мгновения была довольна своей жизнью. Вот только бы исчезло тоскливое предчувствие. В кошмарных снах о приближающейся свадьбе она видела себя Джен Эйр, венчающейся с мистером Рочестером, когда Ричард Мейсон[2] останавливает церемонию. Если что-нибудь непредвиденное помешает ей выйти замуж за Ника Элбета, она хочет, чтобы Мона и Эми были с ней и помогли смягчить этот удар.

Вот для чего нужны друзья.

«Трамвай «Желание»,[3] сцена одиннадцатая.

Бланш: Кто бы ты ни был, я всегда зависела от доброты незнакомцев.

Ударение на «незнакомцев»? Мона так много раз повторяла эту строчку, что фраза стала звучать, как тарабарщина. Финальный монолог Бланш так же трудно читать, как и гамлетовское «Быть или не быть». Публика знала его наизусть, встречала как последний вздох поруганной невинности, и повторяла вместе с актрисой.

На вечерней репетиции Билл Нел подбадривал: «Попробуй по-иному, киска. Прибавь выразительности. Еще куча времени для экспериментов». Это его дебют в Нью-Йорке в качестве режиссера и продюссера. С ним она чувствовала себя совершенно раскованно и была благодарна за дружбу, которая возвращала их, спустя двадцать лет, к студенческим дням в Лондоне. Австралиец гордился, что открыл ее вокальные способности на драматических занятиях. Как агент, менеджер, а сейчас и продюсер, он занимался ее карьерой и поддерживал во время личных и профессиональных взлетов и падений.

Как самоназначенный лучший друг, брат, отец и палочка-выручалочка, он провел ее сквозь безумие с Ником Элбетом, брак с Брентом Вильсоном, жестокость Джона Саймона, почти смертельную пластическую операцию. И вот теперь добыл деньги на собственную постановку «Трамвая». Следуя в том же духе, он, возможно, создал для своей протеже нового любовника в лице главного американского «ангела», Сиднея Самуэльса, удалившегося от дел магната, страстного поклонника театра и, к тому же, по воле Провидения, вдовца.

– Я всегда зависела от доброты незнакомцев.

Так лучше? Или, возможно, слишком провинциально?

Роль Бланш Дюбуа была большим шансом для Моны Девидсон вырваться из «мыльных опер» и радио-постановок и, наконец-то, оказаться замеченной, как серьезная актриса.

«Я всегда зависела от доброты…»? Доброта, вот ключ. Внимательно рассматривая себя в зеркале спальни, она упала на пол, сражаясь с невидимой смирительной рубашкой в финальной сцене сумасшествия Бланш. Связанное тело беспомощно извивалось, волосы растрепались, в глазах застыли мольба и паника. Лицо Бланш, ужасающее видение, смотрело на нее из зеркала. Черные ручейки туши струились по белым, как мел, щекам, которые она напудрила, чтобы лучше вжиться в образ. Кроваво-красная дешевая помада умышленно намазана за естественные контуры рта, придавая губам форму лука Купидона.

Призывая все свои эмоциональные силы, Мона медленно изменяла выражение глаз: в них появлялась то животная паника, то благодарная покорность и, наконец, темный омут безумия. Слезы, жгучие и соленые, катились по лицу Моны. Рыдания сотрясали грудь. Она прорвалась сквозь преграды и проникла в самую душу Бланш Дюбуа. До премьеры оставалось всего два месяца репетиций. Все ее будущее зависело от этого спектакля. Она должна быть готова.

Случайный взгляд в зеркало застал ее врасплох. Отражение этой женщины сводило на нет актерскую работу. Кого она обманывает? У нее чертовски цветущий вид; слишком здоровый для Бланш Дюбуа. Та была хрупким листком, подхваченным порывом ветра. Мона же выглядит способной поднять Стенли и размазать его по стенке, если тот откроет рот.

Внезапная подавляющая неуверенность потребовала срочной калорийной поддержки. Она откусила три больших куска от огромной плитки шоколада и доела половину коробки ванильно-шоколадного мороженого, оставшегося после завтрака. В дверь позвонили, мелодичная трель известила о доставленной утренней почте.

Толстая резиновая лента, обмотанная вокруг увесистой связки, внезапно развязалась и, словно управляемая торпеда, выстрелила ей в голову, пролетев в миллиметре от левого глаза. Это Господь пытался привлечь ее внимание. Господь советовал ей стать лучше, пересмотреть приоритеты и решить, какое отношение имеет Бланш Дюбуа к ее детям и Сиднею, занимающему все большее место в жизни Моны. А главное, Бог напоминал, какая удача и счастье, что она жива, здорова, имеет успех, как прекрасно ее существование во вселенском мироздании. Пора прекратить хныкать, что она не Мерил Стрип. Пока.

Освободившись от резиновых пут, почта рассыпалась по столику в холле. «Ну вот, снова все то же», – подумала она, пробегая глазами по ежедневному вороху информационных изданий, их разнообразие и напористость поражали. Каталоги. Журналы. Свободный отдых во Флориде. Фильмы для взрослых. Образцовое питание для домашних любимцев. Предложения для тех, у кого мало времени? Никто не должен напоминать, что ее время ограничено. Ей уже тридцать девять, даже, если по фотографии дают двадцать девять, она все еще надеется добиться, чтобы ее воспринимали серьезно. Как женщину, актрису и, да поможет Господь Бог, мать. Время неумолимо убегает. Сорокалетие не за горами. С новой карьерой и новым мужем она должна совершить переход к солидной зрелости, к более практичному стилю жизни. Она должна подняться, возродиться, как птица-феникс, после страданий Бланш Дюбуа, окруженная продюсерами, нуждающимися в ее услугах. Она должна выйти замуж за Сиднея, хотя он и скучен, нечто вроде вентилятора, потому что… почему? Потому что он любит ее и считает звездой, обожает ее детей, богат, мил и, самое главное, живя скучной жизнью бизнесмена, он ослеплен ее миром и благодарен за возможность приблизиться к нему.

А Ник Элбет – нет.

Ладно, завяжем с Ником Элбетом.