Альбинос - Борис Ямпольский

- Тише, тише, вы измеряли давление? В это время прибежал метр, стал раскланиваться. Марат равнодушно протянул ему руку.

- Сделайте там шампанское и "табака". Скоро целая делегация белых официантов во главе с черным метром стали приносить вулканические блюда "табака" в кратерах из зелени. Поднялся пиршественный гам. Все потянулись чокаться с Маратом. И, гладя на эту сияющую во главе стола роскошную, словно обесцвеченную в растворе физиономию, странно было слышать, что все его, как мальчика, окликали - Марат, и как-то даже забывалось, что это фамилия великого французского революционера. Марат поднял бокал.

- За тех, кто в море, на вахте и гауптвахте! Интеллектуальная девица, за которой он в последнее время красиво ухаживая и которой было немного стыдно за него, игриво сказала:

- Ах, боюсь, с меня будут снимать оттиски пальцев. Шепотом ей разъяснили:

- С вас будут снимать оттиски е г о пальцев. Много лет после этого я не видел Марата, и вдруг в метро кто-то рядом громко произнес:

- С категорическим приветом! Из суетливой городской толпы отделился Марат. Был он в шубе с бобровым воротником, боярской шапке с бархатным лиловым верхом, какую носили академики, архиереи, лауреаты живописи и разбогатевшие молодые пробойныее поэты, с толстой самшитовой палкой с серебряным набалдашником, придававшей ему особую вальяжность.

- В вашем лице я приветствую ваши щеки, - сказал он придурковатым голосом.

- Как здоровье, Марат?

- Вскрытие покажет, - и он громко захохотал, рот его был избит золотом, как ломбард. Ни о чем не спрашивая, Марат бесцеремонно вынул; у меня изо рта трубку и прочитал на ней: "Главтабак".

- Как пишут в газетах - комментарии излишни, - сказал он. И показал свою массивную, благородно-коричневую, обугленную:

- Бритиш! Дали боцману прокурить в кругосветке, слышишь, пахнет Сингапуром. Он внимательно оглядел меня, пальто, шляпу, шарф, особенно мокасины.

- Суоми? - осведомился он.

- Нет, в ГУМе.

- В переходный период надо иметь своего портного, своего цирюльника, своего дантиста, - сказал Марат. - Между прочим, закройщик-еврей из Варшавы, Гидеон Михайлович,- Могу презентовать. У меня двенадцать костюмов. А что? Я открываю шкаф и спрашиваю: "Костюмы, вы просите кушать? Нет? Висите!" Марат поиграл ключиком зажигания.

- У тебя кара все нет?

- Такси.

- Я вот выпил, оставил машину в гостях, - сообщил он. Потом завистливо взглянул:

- Не женился?. А я вот уже третьей парашют привязываю,

- Что так?

- В каждой семье бывают опусы; - отвлеченно сказал Марат. - Правда, парторг говорит: "Девку имеешь - имей! А семью цементируй. Философ... - Он засмеялся,- Живу пока на орбите, бокс оборудовал, зеркало, античное кресло, открыточки-люкс, принимаю свою солистку в авто, - Марат хохотнул. Калорийная фигура. Мужу семьдесят пять лет, семьдесят пять, повторяю. И он умирает по ней. Умирает - не то слово, посылает хризантемы, шоколадные наборы. Моя любовь! Она красивая - это не то слово. Корифейка! Это явление! Моя болевая точка.- Лицо его затуманилось. - О, рассказать мою жизнь, это роман "тысяча и одна ночь" и "тайны парижских трущоб" Эжена Сю. Я прошел огонь и воду и медные трубы, медные трубы, между прочим, фигурально

- А где ты сейчас работаешь?

- По музыкальной части, - небрежно ответил он.- Мельпомена. Слыхал? Но есть идея перейти в юридическую практику. С точки зрения мирового пульверизатора. Холодильник, между орочим, могу устроить - "Ока". Справку врачебную можешь сделать, что нужен холодильник для лекарства?

- Какого лекарства?

- Матка боска, ну ты вроде хворый.

- Кстати, это бывает.

- Тогда две справки. Схватываешь? Прощаясь, он вдруг печально сказал:

- Это, между прочим, правильная наука - диалектика, все течет, все изменяется. Салют! Соединимся по бильдаппарату. После этого Марат нанес мне визит. Звонок был, словно горит дом. Только я открыл двери:

- А какие у вас потолки - два семьдесят? Паркет югославский? И, еще не сняв па^то, в шапке прошел по комнатам, заглянул на кухню, открыл дверь в ванную:

- А плитку надо бы розовую или голубую, унитаз же изысканно черный. Сориентировался? Главное, друг, декорум. Через десять минут он уже принимал ванну, и слышно было, как он под шум воды мурлыкал: "На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы"... Я пошел в гастроном, а когда вернулся, Марат, завернутый в мохнатую простыню, стоял на кухне у открытого холодильника и жадно пил молоко прямо из бутылки. У меня было ощущение, что это я пришел к нему в гости. Закурив кубинскую сигару и пуская фигурно дым кольцами, Марат в моем халате и шлепанцах отправился осматривать книжные полки.

- Толстой, Гоголь, Салтыков-Щедрин, все классики. Наивно. Мельком он взглянул на фотографию Чехова в 1900 году и заметил, что тот в новом хорошем костюме в полоску и сидит в плюшевом кресле.

- Жили, не жаловались. Увидев альбом Ренуара, Марат возликовал.

- А, Ренуарчик? Крутые бабец, правда? Фламандская полнотелость, а? Потом подршел к столу:

- Что на станке? И, взглянув прялло мне в глаза, медленно произнес:

- Каждый врет на своем участке? Потом, выпив и закусив, развалившись в кресле, он меня учил:

- Есть три ставки - хватай высшую! Есть три девки - валяй лучшую! Теперь он меня мучил каждое утро, ровно в восемь трезвонил телефон.

- Ну как, стимулы есть? - бодро спрашивали из утренних пространств, -Ну, не буду мешать тебе работать, рубай! Иногда он предлагал;

- Кооперируемся. Хрюкну в девятнадцать ноль-ноль по среднеевропейскому, устроим небольшой фестивальчик. А может, варфоломеевскую ночку? В ответ на бормотанье он говорил:

- Хочешь быть моральнее других? Но понемногу и Марат стал линять, появилась одышка, косолапость. Недавно при встрече еще издали за- кричал:

- Как пуяьс? Голова свинцовая? Вот тут, в затылке, давит, да? допытывался он.

- Да вроде нет.

- А где же, в висках? Так это мигрень. - Он был разочарован, будто я его обманул. - Я больше не верю врачам. Я плюнуд на врачей. Я дошел до Анохина, академика, он мне сказал: "Живите, как хотите, входите в свой стереотип жизни, уговорите себя, что у вас нет давления, и его не будет. Запрограммируйте себе давление сами!" Теперь, я волнуюсь по квадратам, разъяснил Марат.- Вот надо менять права- я волнуюсь по этому квадрату, оптом надо делать путевку в Карловы Вары - я перехожу на этот квадрат, а если одновременно волноваться по всем площадям - инфаркт миокарда!

Марат оценочно звглнул на меня.

- Бегаешь от инфаркта?

- Ну, минут десять, - лениво сказал я.

- Десять? Бонжур с приветом! - Он захохотал. Я только десять минут стою на голове по системе йогов. Чудесно. Амброзия!

А потом открытый бассейн "Москва". Пощупай, - , он согнул руку, надувая бицепсы, - пловецкие мускулы! Вот только не сплю, - грустно заметил он. Жизнь уже сделана игра сделана, ставок нет. Марат неожиданно вытащил из кармана флакончик фиолетовой жидкости.

- Цюрих, Швейцария. Смазываешь волосы, седина нежно уходит и серебрится, все цесарочки сходят с ума. В последний раз я встретил Марата на похоронах. Он опоздал на гражданскую панихиду и пришел, когда под музыку выносили гроб. Толстый, облезлый, в замшевой дубленке и "иван-царевиче" из нерпы, которая, казалось, фосфоресцировала, с бутылками шампанского, рассованного по карманам, он сказал бурно и радостно:

- Старуха бьет по нашему квадрату. Подошел потом к другой группе, и так же радостно:

- Идет бомбардировка, бомбы ложатся все ближе к нашему сектору.

И потом еще радостнее:

- Идем к финишу!