Одни неприятности с персоналом - Зигберт Гюнцель

— Бэ-эт!

— Да, милый?

— У тебя есть минутка?

— Сожалею, Алек, но я должна переодеться. Мы идем в оперу.

Алек был поражен.

— Ты мне ничего об этом не говорила. Что ж, я рад. Но что мы будем слушать?

— Ты тоже хочешь пойти? Не выйдет, у меня только два билета. Стив будет меня сопровождать. Это будет чудесный вечер.

Алек поперхнулся.

— Я… в этом не сомневаюсь. Но что ты наденешь поинтереснее? Я на днях видел норковое манто, которое тебе наверняка приглянулось бы.

Словно молния, Элизабет появилась в комнате. «Норковое манто?» Глаза ее округлились.

— О, милый, ты чудо! Норковое манто! Мечта моей жизни!

— Да… только одна-единственная трудность…

Она недоверчиво глядела на него.

— Да. Знаешь, у меня чуть-чуть не хватает денег. Но хватит, если мы отдадим Стива… тогда, я полагаю…

— Я так и думала, что за твоим великодушием спрятано какое-нибудь мошенничество. Говорю в последний раз: Стив останется здесь! Можешь хоть на голове ходить.

— Но, Бэт! Поговорим разумно. Я не могу больше видеть, как он меня оттесняет с моего места… — Алек с трудом выговаривал слова. — Я кажусь себе… этим… этим.

— Марионеткой! — помогла Бэтси. — Что же, может, ты действительно таков. Стив, идем! Я не хочу пропустить увертюру! — Элизабет вышла с поднятой головой.

— Ты, я тебе покажу, марионетка я или нет! — крикнул он вслед ей яростно. Потом бессильно опустился в кресло.

То, чего опасался Алек, свершилось. Между роботами возник спор.

Джон, хотя в нем и не было запрограммировано высокоразвитое восприятие искусства, считал пение Стива Лесли нагрузкой, которую нормально развитый человеческий слух вынести не в силах. Своим монотонным голосом он однажды обратил внимание Лесли на расстроенные нервы хозяина.

В ответ он услышал:

— У вас, наверное, холодная пайка, а? Я пожалуюсь на вас мадам. Бракованный фабрикат!

У Джона от такого нахальства сразу пробило несколько конденсаторов. Целый день он бормотал себе под нос: «Холодная пайка… Бракованный фабрикат…»

Что-то должно было случиться. Чаша была переполнена. Или робот-меломан должен был сниматься с якоря, или Алек должен был взять Джона за металлическую руку и идти с ним куда глаза глядят.

Джон натолкнул его на гениальную идею. Каждое утро робот информировал своего хозяина о важнейших сообщениях печати. Даже чтение газет было для Алека слишком расточительным.

— «Таймс», страница первая. «Забастовка в Бирмингеме сорвана с помощью роботов — профсоюзы требуют принятия закона об охране рабочих от угрозы конкуренции со стороны механических людей. Спикер палаты представителей заявляет: близорукая экономическая политика растит материал для социальных конфликтов…»

Алек дал знак Джону пропустить эту тему. Целую неделю газетчики, кажется, только и знают, что пишут о роботах-штрейкбрехерах. Джон продолжал обзор газет:

— «Сенсация!» «„Робот Уоркс Лимитед“ предлагает: роботы-звезды женского пола, новинка года! Компания отобрала сто шестьдесят типов, от Гэлори Маклин до Лиз Райян. Наши представители охотно свяжутся с вами. Достаточно телефонного звонка!»

Алек вскочил. Примерно со скоростью звука он достиг телефона, Вот оно! Укусы змеи лечат змеиным ядом!

Весь день он загадочно улыбался, не скрывая этого. Даже когда прислуживавший за обедом Стив сделал замечание, что за границей картофель, в том числе и синтетический, не режут ножом, а раздавливают вилкой, улыбка с его лица не исчезла. Вежливым кивком он поблагодарил робота за науку.

На следующее утро порог дома переступила пышная рыжевато-белокурая молодая дама. Модель «Глория Чепман» в роскошном исполнении. Алек лишь с беспокойством заметил, что взгляд у нее не такой уж холодный, как можно было ждать. И только мысль о ее неестественном происхождении предохраняла его от действий, не подходящих мужчине его возраста и положения.

Глория была просто идеалом: у нее для него всегда был дружеский взгляд, который тысячекратно вознаграждал его за хмурое лицо супруги. Она сопровождала его в прогулках по Сити, отвозила его на машине из фирмы домой или в клуб, во время совещаний не отходила от него, короче, она все время была полезной. Алек приготовился к длительной немой супружеской битве. И она разразилась.

Бэтси села на кушетку напротив мужа и попросила сигарету. Вдыхая дым, она оценивающе разглядывала Алека. Он сидел, смущенный, глубоко вдавившись в кресло. Она видела его беспомощность, которая ей раньше так нравилась в нем. Что-то вроде сочувствия просыпалось в ней, но она резко подавила его в себе.

— Мне надо с тобой поговорить, — сказала наконец Элизабет.

— Да, пожалуйста.

— Ты знаешь, речь пойдет о Глории… О, только не думай, что меня это задевает, нисколько. Но я думаю о нашем престиже. По крайней мере один из нас должен об этом побеспокоиться. Да, мой милый Алек, наше реноме очень пострадало. — Элизабет с грустью опустила голову. — Что ты надумал делать?

Алек выпрямился. Голос его звучал хрипло:

— Я верну Глорию обратно…

— Я знала, что в конечном счете могу положиться на тебя.

— М-минутку! Ты не дала мне договорить. — Алека прошиб пот, он провел рукой по лицу. — Я верну Глорию, если ты…

— Ты спятил? — Элизабет вскочила с кушетки.

— Я хозяин в доме, и я тебе приказываю. Беспрекословно! — Он откашлялся.

— Ты получишь к тому же норковое манто, — добавил он еле слышно. Подняв голову, он умоляюще взглянул на нее… — И новое вечернее платье.

Она улыбнулась.

— Хорошо. Не хочу упорствовать. Нужно когда-то и уступить. Кстати, мне определенно понадобится еще и красивая цепочка.

В голове у Алека гудело от напряжения. Он доказал! «Я мужчина, — думал он. — Я мужчина!»

Так, несмотря на свою несравнимую полезность, Глория не пробыла у Алека и восьми дней. На следующее утро, задолго до окончания испытательного срока, она покинула дом в сопровождении имитации певца Стива Лесли. Немного грустные глядели муж и жена роботам вслед.

С той поры старый Джон со скрипящими суставами снова в полном одиночестве ведет работы по дому, к радости своего хозяина, при молчаливом терпении хозяйки.