Кошки Дремучего леса - Чарльз де Линт

Так тетушка называла самую старую, уже одичавшую, яблоню в их саду. Дерево росло почти на самой вершине, откуда хорошо был виден луг с мелкими пятнышками полевых цветов, ульями и другими яблонями.

– Почему ты так называешь его? – спросила Лилиан, впервые услышав про Яблоневого Человека. – Там что, правда человек внутри?

Если человек, то, наверное, очень скрюченный – иначе в таком корявом дереве не усидишь. Яблоневый Человек был героем ее грез, как и фейри. Иногда, задремав в тени старой яблони, Лилиан будто слышала далекий голос. Он рассказывал разные истории, но, проснувшись, девочка не могла припомнить ни одной.

– Не знаю, откуда пошло, мы всегда так называли старую яблоню. Правда, кормить ее не додумались. – Тетушка покачала головой. – Имей в виду, всё съедают белки да еноты.

Лилиан так не думала – вот еще! Яблоневый Человек существовал на самом деле, так же как фейри и волшебные кошки. Просто он был скрытный. Стеснялся, наверное. В один прекрасный день все духи Дремучего леса поймут, что Лилиан не причинит им вреда, и тогда покажутся и непременно подружатся с ней.

Угостив Яблоневого Человека, девочка спустилась в лощину и побрела вверх по течению. От каменной переправы она добралась до того места, где ручей кувыркался вниз по лесенке из валунов. Ей нравилось перебегать из тени на солнышко и обратно – коже становилось то прохладно, то жарко. На гладких камнях и мокрых лишайниках не очень-то удержишься. Кое-как сохраняя равновесие, Лилиан палкой подталкивала сверкающую на солнце гальку под струи водопада. И тут девочка почувствовала чей-то взгляд.

Подняв глаза, она почти нос к носу столкнулась с белохвостым красавцем-оленем.

Олень ничуть не хуже фейри! По крайней мере, Лилиан так считала.

– Привет-привет! – радостно воскликнула она.

Отпрянув, олень стремглав понесся прочь. Лилиан помчалась вдогонку. Она вовсе не собиралась пугать или ловить его, просто здорово же побегать наперегонки!

Так они и мчались – сначала вниз, через чащу орехов-гикори и желтой березы, через луг и хлещущие по ногам травы, потом вверх по каменистому склону, темному от мха и папоротника, и снова вниз, в лощину, где ручей бежал с ними бок о бок. Они неслись все вперед и вперед. Олень скакал изящно, Лилиан больше карабкалась и прыгала, но при этом ничуть не отставала.

Несколько раз девочка едва не коснулась зверя. Порой она почти теряла красавца из виду, только белый хвостик маячил впереди. Тогда олень останавливался, будто бы перевести дух, но стоило девочке приблизиться, он тут же уносился прочь.

Они бежали через знакомые луга и поля, но иной раз оказывались в местах, где Лилиан бывать не доводилось. Деревья здесь выглядели старше, а кусты росли гуще – олень их непринужденно перепрыгивал, а ей приходилось пробираться ползком.

Так она оказалась под старым буком на тайной поляне. Олень ускакал по своим делам, а девочка упала без сил в густую траву под перепутанными ветвями и крепко уснула.

Вот тут-то ее и ужалила змея.

Это была кошмарная, ужасная змея. Совсем как та, из старинной песенки, которую напевала тетушка. Лилиан и не подозревала, что змея затаилась совсем рядом, пока зверюга не нанесла удар.

Змея спала под деревом, свернувшись клубком. Лилиан плюхнулась в траву, едва не задев змеиный нос, и заснула. Девочке снилось, будто она со всей силы пинает кочан салата, – Лилиан дернула ногой, и змея очнулась от дремоты. Боль от первого укуса разбудила девочку. Слишком поздно. Змея ужалила второй раз, третий. Лилиан попыталась встать, позвать на помощь тетушку, но яд лишил ее сил. Лежа на земле, она дрожала от холода.

Она понимала, что сейчас умрет. Совсем как несчастная малютка из тетушкиной песни.

Туман боли заволакивал глаза. Лилиан уже не видела выходящих из высокой травы кошек. Кое-кого она узнала бы – старые знакомцы, что приходили по утрам за молоком. Тех, кто жил очень-очень далеко в лесу, Лилиан никогда не встречала, но и они ведали, что эта тощая полудикая девочка добра к их сородичам.

Их главарем был огромный, почти как рысь, кот с коричневатой, словно у лисы, шерстью. Лилиан назвала его Большой Рыжик. Он бросился на змею и мгновенно откусил ей голову – хрясь! – и готово. Черная Нэсси отшвырнула голову прочь ловким движением лапы. Парочка котят кровожадно вцепилась в извивающееся тело. Урча, они рвали и кусали его, но поверженный противник и так уже бился в предсмертных судорогах. Теперь змея была совершенно безвредна.

Остальные кошки расселись кружком под старым буком. Только им было уже не до кошачьих грез. В середине круга лежала умирающая девочка.

Лилиан не сознавала всего этого. Она падала в светящийся туннель – такое странное чувство, никогда ей не приходилось испытывать ничего подобного. Бывает же!

Ей не было страшно, да и больно тоже не было. Вот если бы только умолкли голоса, а они все звучат и звучат. Не пускают ее в светящийся туннель.

– Мы должны спасти ее.

– Не получится. Слишком поздно.

– Если только…

– Если только превратить ее в кого-то, кто сейчас не умирает.

– Но Прародитель запретил нам…

– Тогда пусть гнев Прародителя падет на меня.

– На всех нас.

– Мы сделаем ее одной из нашего рода – он не рассердится.

– Рассердился же, когда мы приделали мышам крылья.

– Здесь совсем другое.

– Ведь сейчас мы спасаем друга.

Они разом посмотрели на Лилиан. Кошачья магия пробудилась и ожила под сенью старого бука. Сначала кошки ритмично раскачивались туда-обратно, затем одновременно подали голоса, и словно в каморке заиграл ансамбль из расстроенных скрипок, но расстроенных не настолько, чтобы резать слух. Было в их стройной мелодии что-то ершистое. Кошки пели, и над ними поднималось золотое сияние, самый воздух вокруг светился золотом. Сияние повисело над кошачьим хором, а потом двинулось по кругу от одного певца к другому.

Обойдя кошек трижды, сияние остановилось в центре круга, прямо над умирающей девочкой. Кошки подняли головы: над ними, среди ветвей старого бука, парила душа Лилиан. Скрипучая песня неслась все выше, а вместе с ней и сияние устремилось за душой. Золотой петлей свет опутал душу и притянул ее назад, к телу.

Кошки умолкли. Они смотрели на девочку. Лилиан вдохнула и выдохнула, а ее спасители обменялись довольными взглядами. Но тут, внезапно вспомнив о Прародителе, они встревожились и поспешно удалились в лес.

Глава вторая

Девочка, которая проснулась кошкой

Лилиан открыла глаза и лениво потянулась. Такой странный сон ей привиделся. Она подняла лапу, облизала ее и уже начала было умывать мордочку… как вдруг внезапно поняла, что делает. Она вытянула конечность перед собой. Это определенно была лапа – с шерстью и без всякого намека на большой палец. Куда подевалась ее рука?

Лилиан попыталась осмотреть себя. Она видела тело трехцветной кошки – такое же тощее и долговязое, как ее собственное, но на этом сходство заканчивалось.

– И кто я теперь? – спросила она.

– Ты котенок, – ответил голос откуда-то сверху.

Лилиан задрала голову: с ветвей бука на нее смотрела белка. Похоже, она посмеивалась.

– Я не котенок. Я девочка, – возразила Лилиан.

– Ага, а я старый пес, – хмыкнула белка и заголосила, подражая унылому собачьему вою.

– Да нет же, я девочка, – настойчиво повторила Лилиан.

Но белка уже скрылась в ветвях.

Лилиан попыталась встать и неловко повалилась на траву: слишком много у нее теперь было ног.

– По крайней мере, я была девочкой.

Она повторила попытку, на этот раз более осторожно. И тут ей стало ясно: нужно двигаться так, будто она по-прежнему девочка. Кошачье тело само разберется, что ему делать.

Оглядевшись, Лилиан обнаружила останки растерзанной змеи – она отпрянула, шерсть на загривке встала дыбом. Значит, это был не сон.

Лилиан ужалила змея. Она умирала. А потом… Что было потом? Она помнила лишь светящийся туннель и голоса.

Фейри. Это фейри явились, чтобы спасти ее.

– Белка! – завопила она, задрав голову. – Ты видела фейри? Ты видела мое превращение?

Никто не ответил.

– Кажется, мне не очень-то нравится быть кошкой, – пробормотала Лилиан.

Вот уж теперь ей действительно были нужны фейри.

Лилиан успела освоиться с новым телом, пока бежала до ручья, но легче ей от этого не стало. Никакие фейри ей, как обычно, не встретились. И что теперь прикажете делать? Не может же она всю жизнь оставаться кошкой.