Земля Великого змея - Кирилл Кириллов

Альварадо дал знак одному из суетившихся внизу кубинцев. Тот поколдовал над свертком и потянул в сторону уголок ткани. Генерал отшатнулся. Со дна прямо на него глядели мертвые глаза одного из рабов-эфиопов, которых привезли с собой люди Нарваэса, так бездарно провалившего свое задание. Но не темные зрачки, окруженные посиневшим белком, напугали бесстрашного предводителя конкисты, а многочисленные язвы, покрывающие эбеново-черное лицо.

— Чума? — выдохнул он.

— Лекарь сказал, что оспа, — вполголоса ответил Альварадо. — Но это вряд ли лучше. Если тела не сжечь немедля, вмести с теми, кто их сюда оттаскивал, через две недели мы недосчитаемся половины отряда.

— Сеньор Бог, за что ты посылаешь нам такие… — начал замысловатую тираду капитан-генерал, но осекся. Лицо его нахмурилось, усы встопорщились по-кошачьи, а рука потянулась к эфесу висящего на боку меча. Но вдруг Кортес просветлел. Он повернулся к Альварадо и хлопнул его по раненому плечу, отчего капитан скривился и присел.

— А ведь это… — пробормотал капитан-генерал себе под нос, но мысль не закончил.

Рабы-кубинцы разделывали большими ножами тело умершего раба. Брали эти куски и разносили по округе. Разбрасывали на дорогах, развешивали по ветвям. Несколько особо крупных частей скинули в колодцы, около которых изможденная армия Кортеса останавливалась прошлой ночью. Мелкие ошметки покидали в тянущиеся к озеру Тескоко ручейки. Наконец от могучего эфиопа остался только дочиста ободранный, а может, и обглоданный костяк — рабам выделяли не очень много еды из скудных армейских запасов.

Покончив с мясом, они расселись вокруг скелета на корточках и затянули погребальную песню. Как бы ни кончил свою жизнь человек, его надлежало похоронить с почестями, чтоб его дух упокоился и не приходил мстить тем, кто столь странно проводил его в последний путь.

Глухо ударила в ложе арбалетная тетива, потом еще и еще одна. Толстые болты с чавкающим стуком пронзили обнаженные тела. Двое вскочили на ноги и зайцами кинулись в лес, но стрелы настигли и их.

— Все, уходим, — донесся из-за кустов командирский басок.

— Один жив, кажется. Может, добьем? И стрелы бы надо собрать, — неуверенно спросил юношеский ломающийся голос. — И может, золотишко какое осталось. Пошарим?

— Капитан сказал, кто дотронется до эфиопа или тех, кто до него дотрагивался, — убивать. Рядом с ними лечь хочешь? — посуровел голос командира.

Только удаляющийся шорох листьев под ногами стрелков был ему ответом.

Жаркое солнце мгновенно иссушало влагу, проступавшую на спинах мешикских воинов, посланных для поимки испанцев. Частички соли кололи кожу, вызывая по всему телу неприятный зуд, от чего они чесались и скреблись, как шелудивые псы. Касик Тенокоталь высвистел из серебряной дудочки команду на привал и первым спустился в прохладную балку, окруженную невысокими раскидистыми деревьями. Присев на корточки, он облокотился спиной о пузатый ствол невысокого дерева и потряс флягу. Сухое нутро выдолбленной тыквы ответило неприятным шорохом отколовшихся частичек. Вода закончилась. Он пососал распухший, не помещающийся во рту язык в попытке набрать немного слюны. Тщетно. Надо отправить кого-то наполнить опустевшие сосуды. И за листьями дерева тухутесоко, приложить к зудящим язвам на шее и подбородке. Но сначала воды. Воды.

— Дрыхнешь? — буркнул воин в своей обычной манере, словно сгустившись из воздуха перед затуманенными очами молодого человека.

— Нет, задумался чего-то, — ответил Ромка, украдкой смаргивая предательскую слезу.

— Ты не думай, а зри и слушай. Враги кругом.

— Как там оно? — спросил Ромка, махнув головой в сторону, откуда появился Мирослав.

— Как везде, — пожал плечами воин. — Мешикские дозоры по всем дорогам. На развилках посты. В каждом дюжина, а иногда и поболе. Допрежь кричали много, костры жгли. Не прятались.

Но командир толковый, видать, сыскался, научил уму-разуму. Теперь тихо сидят, как росомахи в засаде. Я в одну чуть не попался с разгону.

— И чего? — спросил Ромка, оглядывая его одежду — не появилось ли новых прорех и следов крови. При случае Мирослав не задумываясь пускал в дело свои многочисленные ножи.

— Ничего, — ответил воин, поймав его взгляд и улыбнувшись понимающе. — Отполз. Много их там, связываться себе дороже.

— Так что делать-то?

— Не ведаю. В лесу не отсидимся. Что ни день, то они выгоняют все больше народу на прочес. Уже и крестьян с окрестных деревень сгонять стали. Ставят через сажень по человеку и пускают цепью. Тех, кто от основных сил отбился, как сетью гребут.

В Вера Крус бы, да туда дорога заказана, ее особо охраняют. Заслоны стоят по сотне человек каждый да патрули. У прибрежных городов, что за Кортеса стояли, помощи искать не с руки. Они запуганы сейчас до смерти, а ну как мешики вспомнят, что те испанцам помогали? Чтоб их гнев от себя отвести, скрутят и выдадут Куаутемоку: вот, мол, прими в дар и более на нас не серчай. А там и до жертвенного камня рукой подать. Можно попробовать уцелевший отряд нагнать, он на Талашкалу двинулся, не иначе. Это отсюда сильно восточнее. Но это самый наипоследний вариант.

— Почему? — изумился Ромка.

— Да нехорошее у меня с капитан-генералом случились. Повздорили.

— Ну я поговорю как твой сеньор. Объясню, принесу извинения. Кортес ко мне тепло относится. Извинит.

— Не извинит, — покачал головой Мирослав. — Такое не извиняют.

— Да что у вас вышло-то?!

— Из-за женщины поспорили.

— Из-за какой? Из-за доньи Марины?! Ну ты даешь! — присвистнул Ромка. — Она же…

— Ладно, хватит, — оборвал его воин, пружинисто вставая. — Идти пора.

— Куда?!

— Да в Талашкалу, вестимо, — грустно проговорил Мирослав. — К испанцам твоим. Вместе сподручнее.

— Они такие же мои, как твои, — угрюмо ответил Ромка, вставая с теплой сырой земли.

— Да нет, не такие. Меня они в капитаны не производили, долю в золотой добыче не выделяли, да и… Эх… — Он развернулся и не оглядываясь заскользил меж деревьями. Ромка заспешил следом, придерживая рукой шпагу, последнее не утраченное в передрягах имущество.

Минут двадцать они пробирались сквозь буераки тропического леса в полном молчании. Стремясь заглушить неведомую горечь, Мирослав задал такую скорость, что Ромка с трудом за ним поспевал. В конце концов, окончательно обессилев, он было хотел молить воина о пощаде и привале, но тот остановился сам. Присел у куста, выглянул из-под развесистой кроны и втянул голову обратно. Задумчиво почесал бровь.

— Что такое? Мирослав! — потормошил его присевший рядом молодой человек. Ему непривычно было видеть спутника в рассеянности и задумчивости.

— Странно. Час назад тут мешики стояли. В той вот балочке. Полсотни, не меньше. С мечами своими стеклянными да дубинками. Да на косогоре с луками десятка два. Там, где две дороги встречаются, проезжая да окольная, что в городок ведет. А теперь ни души.

— Так хорошо! — вскричал Ромка. — Пойдем к городу, авось по окраинам пошарим, одежды какой найдем да поесть чего? — Он потер ладонью урчащий от голода живот.

— Глупый ты, — покачал головой Мирослав. — Такие посты просто так не бросают. Либо испанцы сдались и войне конец, либо что хуже стряслось.

— Да что хуже-то стрястись может? — изумился Ромка.

— Вот и я не представляю. Ладно, двинем. Сначала я. Добегу к тому стволу, что на бутыль смахивает. Там залягу и следить стану. А ты сразу опосля, вон в ту ямку. Потом я до косогору. Как подойду — ты вот туда, к елке кривой. Ежели никого, рукой махни, я к дороге спущусь, а ежели кто есть — пальцами кажи, сколько человек. Да за край балки не суйся, вдруг не все оттуда убрались. Понял?

— Si, mi capitin![2] — съерничал Ромка, молодцевато бросив руку к виску.

Мирослав укоризненно покачал головой и беззвучно нырнул в траву, а вынырнул из нее уже около намеченной канавы. Пересек ее одним прыжком. Перебежал дорогу и упал за стволом дерева. На все про все ушло не более десяти секунд.

Ромка только покачал головой. Его молодое тело никак не могло поспеть за сноровкой бывалого воина. Хоть умом он и понимал, что далось то годами повторений, но сердце все равно завистливо сжималось, когда он видел Мирослава в деле.

Теперь пора. Молодой человек вскочил и, шлепая отваливающейся подошвой, побежал к указанном месту. На заду съехал в неглубокую воронку и выставил из нее голову, как суслик.

Внимательно следивший за ним Мирослав надавил на воздух ладонью, пригни, мол, кочан, и стал карабкаться на песчаный откос. Скользкие корни и ползущий под ногами песок не смогли замедлить его движения. Скрылся за косогором. Ромкина очередь.

Оттолкнувшись руками, молодой человек пробкой вскочил из ямы и побежал, забирая влево, как было сказано. А вот и балочка. На дне что-то виднеется. Мирослав не велел. А… Была не была. Ромка немного изменил курс и выглянул за край. На дне различались четкие следы недавней стоянки. Сырая земля, вспаханная ногами, несколько пустых тыквенных фляг. Щепки. Обрывки веревки. Несколько тонких стволов невдалеке белели свежими сломами. Ромка проскочил дальше, завалился под широколистные ветви с большими красными плодами и замер, стараясь расслышать что-то сквозь стук рвущегося наружу сердца.