Том 11. Пьесы. 1878-1888 - Антон Чехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А н н а П е т р о в н а. Здоров он?
Т р и л е ц к и й. Он всегда здоров. Жив курилка!
Входят Г л а г о л ь е в 1 и В о й н и ц е в.
ЯВЛЕНИЕ IIТе же, Г л а г о л ь е в 1 и В о й н и ц е в.
Г л а г о л ь е в 1 (входя). Так-то, милейший Сергей Павлович. В этом отношении мы, заходящие светила, лучше и счастливее вас, восходящих. И мужчина не был, как видите, в проигрыше, и женщина была в выигрыше.
Садятся. Сядемте, а то я утомился… Мы любили женщин, как самые лучшие рыцари, веровали в нее, поклонялись ей, потому что видели в ней лучшего человека… А женщина лучший человек, Сергей Павлович!
А н н а П е т р о в н а. Зачем же мошенничать?
Т р и л е ц к и й. Кто мошенничает?
А н н а П е т р о в н а. А кто эту шашку сюда поставил?
Т р и л е ц к и й. Да вы же сами поставили!
А н н а П е т р о в н а. Ах да… Pardon…
Т р и л е ц к и й. То-то что pardon.
Г л а г о л ь е в 1. У нас были и друзья… Дружба в наше время не была так наивна и так ненужна. В наше время были кружки, арзамасы… За друзей у нас, между прочим, было принято в огонь лазить.
В о й н и ц е в (зевает). Славное было время!
Т р и л е ц к и й. А в наше ужасное время пожарные на то есть, чтоб в огонь лазить за друзьями.
А н н а П е т р о в н а. Глупо, Николя!
Пауза.
Г л а г о л ь е в 1. В прошлую зиму в Москве на опере я видел, как один молодой человек плакал под влиянием хорошей музыки… Ведь это хорошо?
В о й н и ц е в. Пожалуй, что и очень даже хорошо.
Г л а г о л ь е в 1. И я так думаю. Но зачем же, скажите вы мне, пожалуйста, глядя на него, улыбались близь сидящие дамочки и кавалеры? Чему они улыбались? И он сам, заметив, что добрые люди видят его слезы, завертелся на кресле, покраснел, состроил на своем лице скверную улыбочку и потом вышел из театра… В наше время не стыдились хороших слез и не смеялись над ними…
Т р и л е ц к и й (Анне Петровне). Умереть этому медоточивому от меланхолии! Страсть не люблю! Уши режет!
А н н а П е т р о в н а. Тссс…
Г л а г о л ь е в 1. Мы были счастливее вас. В наше время понимающие музыку не выходили из театра, досиживали оперу до конца… Вы зеваете, Сергей Павлович… Я оседлал вас…
В о й н и ц е в. Нет… Подводите же итог, Порфирий Семеныч! Пора…
Г л а г о л ь е в 1. Ну-с… И так далее, и так далее… Если теперь подвести итог всему мною сказанному, то и получится, что в наше время были любящие и ненавидящие, а следовательно, и негодующие и презирающие…
В о й н и ц е в. Прекрасно, а в наше время их нет, что ли?
Г л а г о л ь е в 1. Думаю, что нет.
Войницев встает и идет к окну. Отсутствие этих-то людей и составляет современную чахотку…
Пауза.
В о й н и ц е в. Голословно, Порфирий Семеныч!
А н н а П е т р о в н а. Не могу! От него так несет этими несносными пачулями, что мне даже дурно делается. (Кашляет.) Отодвиньтесь немного назад!
Т р и л е ц к и й (отодвигается). Сама проигрывает, а бедные пачули виноваты. Удивительная женщина!
В о й н и ц е в. Грешно, Порфирий Семенович, бросать в лицо обвинение, основанное на одних только догадках и пристрастии к минувшей молодости!..
Г л а г о л ь е в 1. Может быть, я и ошибаюсь.
В о й н и ц е в. Может быть… В данном случае не должно иметь места это «может быть»… Обвинение не шуточное!
Г л а г о л ь е в 1 (смеется). Но… вы сердиться, милый мой, начинаете… Гм… Одно уж это доказывает, что вы не рыцарь, что вы не умеете относиться с должным уважением к взглядам противника.
В о й н и ц е в. Одно уж это доказывает, что я умею возмущаться.
Г л а г о л ь е в 1. Я не всех, разумеется, поголовно… Есть и исключения, Сергей Павлович!
В о й н и ц е в. Разумеется… (Кланяется.) Покорнейше вас благодарю за уступочку! Вся прелесть ваших приемов заключается в этих уступках. Ну а что если бы наскочил на вас человек неопытный, вас не знающий, верующий в ваше знание? Ведь вам удалось бы убедить его, что мы, то есть я, Николай Иваныч, maman и вообще всё более или менее молодое, не умеем негодовать и презирать…
Г л а г о л ь е в 1. Но… вы уж… Я не говорил…
А н н а П е т р о в н а. Я хочу Порфирия Семеновича слушать. Давайте бросим! Довольно.
Т р и л е ц к и й. Нет, нет… Играйте и слушайте!
А н н а П е т р о в н а. Довольно. (Встает.) Надоело. После доиграем.
Т р и л е ц к и й. Когда проигрываю, она сидит, как приклеенная, а как только начну выигрывать, у нее является желание слушать Порфирия Семеновича! (Глагольеву.) И кто вас просит говорить? Мешаете только! (Анне Петровне.) Извольте сесть и продолжать, в противном же случае я буду считать вас проигравшей!
А н н а П е т р о в н а. Считайте! (Садится против Глагольева.)
ЯВЛЕНИЕ IIIТе же и В е н г е р о в и ч 1.
В е н г е р о в и ч 1 (входит). Жарко! Эта жара напоминает мне, жиду, Палестину. (Садится у рояли и перебирает клавиши.) Там, говорят, очень жарко!
Т р и л е ц к и й (встает). Так и запишем. (Вынимает из кармана записную книжку.) Так и запишем-с, добрая женщина! (Записывает.) За генеральшей… за генеральшей три рубля… Итого с прежними - десять. Эге! Когда я буду иметь честь получить с вас эту сумму?
Г л а г о л ь е в 1. Эх, господа, господа! Не видали вы прошлого! Другое бы запели… Поняли бы… (Вздыхает.) Не понять вам!
В о й н и ц е в. Литература и история имеет, кажется, более прав на нашу веру… Мы не видели, Порфирий Семеныч, прошлого, но чувствуем его. Оно у нас очень часто вот тут чувствуется… (Бьет себя по затылку.) Вот вы так не видите и не чувствуете настоящего.
Т р и л е ц к и й. Прикажете считать за вами, votre excellence, или сейчас заплатите?
А н н а П е т р о в н а. Перестаньте! Вы не даете слушать!
Т р и л е ц к и й. Да зачем вы их слушаете? Они до вечера будут говорить!
А н н а П е т р о в н а. Сержель, дай этому юродивому десять рублей!
В о й н и ц е в. Десять? (Вынимает бумажник.) Давайте-ка, Порфирий Семенович, переменим разговор…
Г л а г о л ь е в 1. Давайте, если он вам не нравится.
В о й н и ц е в. Люблю вас слушать, но не люблю слушать то, что отзывается клеветой… (Подает Трилецкому десять рублей.)
Т р и л е ц к и й. Merci. (Бьет по плечу Венгеровича.) Вот как нужно жить на этом свете! Посадил беззащитную женщину за шахматы да и обчистил ее без зазрения совести на десять целкачей. Каково? Похвально?
В е н г е р о в и ч 1. Похвально. Вы, доктор, настоящий иерусалимский дворянин!
А н н а П е т р о в н а. Перестаньте же, Трилецкий! (Глагольеву.) Так женщина лучший человек, Порфирий Семенович?
Г л а г о л ь е в 1. Лучший.
А н н а П е т р о в н а. Гм… По-видимому, вы большой женолюбец, Порфирий Семенович!
Г л а г о л ь е в 1. Да, я люблю женщин. Я им поклоняюсь, Анна Петровна. Я вижу в них отчасти всё то, что я люблю: и сердце, и…
А н н а П е т р о в н а. Вы им поклоняетесь… Ну а стоят они ваших поклонов?
Г л а г о л ь е в 1. Стоят.
А н н а П е т р о в н а. Вы убеждены в этом? Сильно убеждены или только заставляете себя так думать?
Трилецкий берет скрипку и водит по ней смычком.
Г л а г о л ь е в 1. Сильно убежден. Достаточно знать мне одну только вас, чтобы быть убежденным в этом…
А н н а П е т р о в н а. Серьезно? В вас какая-то особенная закваска.
В о й н и ц е в. Он романтик.
Г л а г о л ь е в 1. Может быть… Что ж? Романтизм вещь не безусловно дурная. Вы изгнали романтизм… Хорошо сделали, но боюсь, что вы изгнали вместе с ним что-то другое…
А н н а П е т р о в н а. Не сводите, друг мой, на полемику. Не умею спорить. Изгнали или не изгнали, но во всяком случае умней стали, слава богу! Ведь умней, Порфирий Семеныч? А это главное… (Смеется.) Были бы умные люди, да умнели бы, а остальное само собой приложится… Ах! Не рипите, Николай Иваныч! Положите скрипку!
Т р и л е ц к и й (вешает скрипку). Хороший инструмент.
Г л а г о л ь е в 1. Удачно однажды выразился Платонов… Мы, сказал он, поумнели по части женщин, а поумнеть по части женщин значит втоптать самого себя и женщину в грязь…
Т р и л е ц к и й (хохочет). Должно быть, именинником был… Хватил лишнее…
А н н а П е т р о в н а. Это он сказал? (Смеется.) Да, он любит иногда отпускать такие изреченьица… Но да ведь он для красного словца… Кстати, к слову пришлось… Кто такой, что за человек, на ваш взгляд, этот Платонов? Герой или не герой?
Г л а г о л ь е в 1. Как вам сказать? Платонов, по-моему, есть лучший выразитель современной неопределенности… Это герой лучшего, еще, к сожалению, ненаписанного, современного романа… (Смеется.) Под неопределенностью я разумею современное состояние нашего общества: русский беллетрист чувствует эту неопределенность. Он стал в тупик, теряется, не знает, на чем остановиться, не понимает… Трудно понять ведь этих господ! (Указывает на Войницева.) Романы донельзя плохи, натянуты, мелочны… и немудрено! Всё крайне неопределенно, непонятно… Всё смешалось до крайности, перепуталось… Вот этой-то неопределенности, по моему мнению, и является выразителем наш умнейший Платонов. Он здоров?
