День карапузов - Дмитрий Емец

Саша дернул папу за руку.

– Смотрите! – крикнул он, показывая на навес, подходящий к самой воде.

Вдоль моря по пляжу ходил высокий парень с миноискателем и широкими движениями шарил по песку, точно косил невидимую траву. Изредка парень замирал, и его движения становились осторожными, нащупывающими. Когда место было точно найдено, он саперной лопаткой начинал осторожно разгребать песок, что-то из него доставал и иногда отбрасывал, а иногда небрежно опускал в сумку.

– И этот здесь! Куда ни пойдешь – он повсюду торчит! – проворчала Люба, надвигая шапку себе на лоб.

– Кто? – спросила Катя.

– Этот вот! – повторила «мышиная девушка», и по тому, как она это произнесла, Кате все стало ясно.

«Этот» был Покровский, одноклассник Любы, который гонял по городу на велосипеде и завязывал шнурки посреди проезжей части.

– И чего он здесь делает? – спросил Саша.

– Шарит! Отдыхающие летом сережки теряют, кольца, цепочки всякие, их песком заносит, а он ходит и ищет! – сказала Люба.

– Да? – заинтересовался Петя. – И что, находит что-то?

– Кучу ржавых гвоздей! Лучше б на паперти стоял! – нарочито громко сказала «мышиная девушка».

Долговязый парень услышал ее голос, вздрогнул и обернулся.

– Привет! Это ты? – спросил он.

– Представь, я!

– Гуляешь?

Люба громко фыркнула:

– Сам догадался или кто-то подсказал?

Покровский хладнокровно пожал плечами и продолжил шарить. Костя и Саша не могли уже от него отлипнуть и ходили за ним хвостом. Покровский расщедрился и позволил Саше подержать миноискатель. Это была большая неосторожность, потому что Косте, разумеется, тоже сразу захотелось и он вцепился в миноискатель правой рукой. Выдирая миноискатель друг у друга, Костя и Саша побежали непонятно куда и упали в кучу песка.

Покровский кинулся за ними. Он явно беспокоился за свой новенький миноискатель.

– Эй! Не размахивайте! По камням не задевайте! Это вам не дубина! – испуганно вскрикивал он.

Наблюдая за мучениями бывшего одноклассника, «мышиная девушка» злорадно ухмылялась.

Наконец Покровскому удалось отобрать свой миноискатель. Не выпуская его из рук, он присел на камень и вытянул тощие ноги. Саша стоял рядом и, с почтением любуясь миноискателем, жадно спрашивал, находил ли Покровский бомбы. Оказалось, что бомб Покровский пока не находил. В основном он находил пивные крышки и высыпавшуюся из карманов мелочь.

– Ясно! – сказал Саша грустно и без всякого перехода добавил: – А правда, что один человек переложил цикория в кофе и стал пьяницей?

«Мышиная девушка» торжествующе захохотала. Покровский с подозрением покосился на нее, проверяя, не она ли научила Сашу такому бредовому вопросу.

– Не знаю. Это не ко мне. Я кофе не пью. И вообще ничего не пью, – сказал он.

Не получив внятного ответа, Саша с укором покачал головой. Ему не верилось, что такой знающий человек может быть не в курсе такой ерунды.

– А правда, что бензоколонку можно взорвать сотовым телефоном? – продолжал он.

– Как это?

– Как «как»? – поразился Саша. – Ну там же телефон нарисован зачеркнутый! Значит, можно! А какое слово нужно сказать в телефон, чтобы бензин наверняка взорвался?

Стремясь скрыть свое глобальное незнание, Покровский принялся угощать детей батоном, который был уже на треть обгрызен им самим.

Вика от батона отказалась, сказав, что не любит.

– А что ты любишь? – спросил Покровский.

– Она любит лошадей! – охотно сообщила Алена.

Вика покраснела, поскольку любовь к лошадям была ее самым большим секретом.

– Правда? – Покровский сунул руку в сумку, висевшую у него на плече. – Ну раз любишь – тогда дарю! Как раз сегодня нашел! Хотел у себя над дверью повесить!

И он вручил Вике железный полукруг. Вика нерешительно взяла его. Это оказалась тяжелая подкова, с одной стороны ржавая, а с другой отполированная до блеска.

Подарив подкову, Покровский вновь взял миноискатель и, расшвыривая мокрыми кроссовками водоросли, продолжил поиски. Папа Гаврилов ходил рядом с Покровским и расспрашивал его о металлоискателях. Тот авторитетно объяснял. Этот, по его словам, был середнячок, хотя и не совсем.

– Тут такое дело! Военная техника – хорошая, надежная, но дубоватая, и дизайн у нее обычно такой, чтобы враги боялись. Гражданская техника – с кучей милых фигулечек и удобных лампочек, но это не техника. А посередине как раз вот это вот! – и он нежно погладил свой металлоискатель.

– И как? – спросил папа. – Клады обнаруживать приходилось?

Покровский оторвал миноискатель от песка и быстро обернулся, проверяя, не стоит ли кто рядом. Лицо у него стало очень секретным.

– Пока нет, но… – он замолчал и снова уткнулся в песок. Потом быстро повернулся к папе и взял его за пуговицу.

– У нас в Крыму полно кладов! – сказал он звенящим шепотом. – Просто все буквально засеяно кладами!

– Это еще откуда? – усомнился папа.

– Как? Крым был заселен очень давно! Здесь все города ровесники Рима! И это только та история, которую мы знаем! Скифы, греки, генуэзцы, турки, татары, армяне. А сколько тут было купцов! Продавали рабов, ткани, хлеб, вино! Огромные обороты! И каждый уважающий себя купец обязательно имел свой клад, зарытый в горшке в подвале его дома!

– Зачем зарытый? – не понял папа Гаврилов.

На худом лице Покровского вспыхнули пятна.

– А как еще? – поразился он. – Дома горят. Воры подкапывают стены. Банков еще нет. Как купцу сохранить свое золото? А почему в горшке? Да потому что горшки земли не боятся. Деревянный ларец – он сгниет за три года. Про железо я вообще не говорю. Ржавчину пока никто не отменял.

– А почему именно в подвале?

– А где еще? Самое удобное место для клада – подвал, – важно объяснил Покровский. – Мы же говорим не о пиратских нычках на необитаемых островах. Уважающий себя купеческий клад должен быть спрятан так, чтобы им было удобно пользоваться. Взял горсть монет, положил горсть монет – вроде как в сейф. Опять же – пока ты копаешь у себя в подвале, никто тебя не увидит. А идти с деньгами в лес, так вся улица будет кричать: «Почтенный Юсуф, куда вы идете с кувшином монет и лопатой? Не помочь ли вам?»

Папа Гаврилов заинтересованно слушал, шевеля в ботинках замерзшими пальцами.

– И что? Купцы потом не вытаскивали свои клады? – спросил он с сомнением.

– Кто-то, конечно, вытаскивал, тратил или передавал по наследству. А кто-то был одинокий скряга. Или другой вариант. На город напали, купец погиб и не успел ничего никому сказать. Дом сгорел и завалился. Город зарос лесом и травой. А где-то там, под корнями, до сих пор лежит темная двухведерная амфора из-под пшеницы, полная золотых и серебряных монет, – сказал Покровский с такой убежденностью, будто находил такие амфоры десятками. Он даже пальцем по воздуху провел, точно ощупывая длинную трещину в этой самой амфоре.

– Ну а ты-то сам находил? – спросил папа Гаврилов.

– Нет пока! – горько произнес Покровский и с глубокой обидой уставился на свой миноискатель. – Он у меня слабенький, чтобы что-то серьезное искать. Приходится ограничиваться песком… Но и тут немало монет. За все годы кораблей наразбивало в шторма о-го-ого, бухта мелкая, и постепенно монеты вымывает из песка на берег. А уж осколков хлебных амфор – только разгребай. Море вообще исторгает из себя все лишнее, все не свое.

– Костя замерз! Пошли, а? – жалобно крикнула мама, у которой был уже совершенно сизый от холода нос.

Папа впрягся в коляску, и Гавриловы продолжили свое путешествие вдоль моря. Вика держала в руках подкову, разглядывая ее с нерешительной радостью. Они прошли по пляжу метров сто, когда услышали, что их кто-то догоняет. Это был Покровский, несущий в руке нечто извлеченное из сумки.

– Погоди! Это тебе! – крикнул он Любе и положил ей что-то на ладонь. Это было небольшое серебряное солнце, потемневшее от воды.

– Вчера нашел. С цепочки у кого-то сорвалось! Его надо отчистить, и будет отлично!

«Мышиная девушка» посмотрела на солнце, лежащее у нее на ладони:

– Ну так отчисти!

Покровский стал тереть солнце тряпочкой, и тер его до тех пор, пока украшение не засияло.

– Готово? – спросила Люба. – Оно теперь мое? Могу делать все, что захочу?

Покровский кивнул.

– Отлично!

Люба погладила солнце пальцем, шагнула к воде и запустила его блинчиком. Серебряное солнце сверкнуло, дважды отпрыгнуло от воды и исчезло.

– Сам разрешил! Никто тебя за язык не тянул! Мое – значит мое! – сказала Люба.

– Почему? – жалобно спросил Покровский.

– А так просто! – пожала она плечами и пошла дальше, а Покровский с открытым ртом стоял и смотрел ей вслед.

Алена бежала впереди нее, с любопытством заглядывая ей в лицо.

– А это правда, что Покровский когда-то был в тебя влюблен, а потом еще в кого-то влюбился? – спросила она.