Томка и рассвет мертвецов - Роман Грачёв

… и неспешно бредет к далеким огням. Ему нужно домой, через ночной город, на холоде и ветру. Через пару километров он начнет трезветь, сможет закурить, и жизнь потихоньку станет обретать контуры.

В общем, вперед.

Апатия

Я лежал на диване. Я пребывал в тоске. Мне ничего не хотелось. Сложив руки на пузе, глядел то в потолок, то в телевизор. С телевизором тоже мрак. Забыл, как эта болезнь называется, когда ты лениво переключаешь каналы, задерживаясь на каждом не более десяти секунд и не вникая в суть происходящего. Щелкал, щелкал и остановился на «Энимал плэнет». Там какие-то забавные мишки лазали по деревьям. Медлительные такие, ленивые. Как и я.

Не могу сказать, что на меня часто нападают подобные приступы хандры, и уж ни в коем случае не провожу параллели с Шерлоком Холмсом, который физически и морально страдал без интересного преступления. Дел в моем детективном агентстве «Данилов» вполне хватает — и интересных, и не очень, и глупых, и грустных. На одних только слежках за супругами и детьми я мог бы месяцами спокойно делать план, выделяя сотрудникам деньги на кофе и пончики. А ведь у нас случаются и поиски пропавших людей, и проверка контрагентов, и даже телохранителей иногда заказывают. Скучать некогда, так что не в загруженности проблема.

А в чем? В том, что суббота?

Не знаю.

Тоска периодически берет меня в свои крепкие объятия и не отпускает. День-два может держать. В такие дни я ощущаю себя чистым листом (рисуй что хочешь, хоть пейзажи, хоть порнографические картинки), или, например, пустым сосудом. Вроде благо, наполняй любой жидкостью, но я все больше склоняюсь к мысли, что сосуд этот — не девственный кувшин, а пустая банка из-под пива, валяющаяся на балконе.

В детской комнате грохотала игрушками Томка. Когда папа в тоске, она уходит к себе и может целый час перебирать свои монетки, фигурки из «Макдональдса», мягкие игрушки, выигранные в автомате ближайшего супермаркета. Она знает, что папе лучше не мешать, когда он в таком состоянии, а то обругает.

В конце концов, незаметно для себя я заснул. Потолок поплыл перед глазами, а потом — плюх, полуденная нирвана.

Проснулся я от тычка в бок. Не знаю, сколько прошло времени. Когда вот так проваливаешься в дрему, может пройти сколько угодно — и час, и пять минут. Проснувшись, обнаружил, что Томка улеглась рядом. Диван слишком узкий для двоих, но она умудрилась закрепиться.

— Дочь, погуляй, я не в духе.

— Ты в духе, пап. Ты просто ленишься.

— Знаю.

— Можно, я полежу рядом?

— Зачем?

— Будем лениться вместе.

— Не надо. Лучше займись полезным делом.

— Угу, значит, я должна заняться делом, а ты будешь лениться?

— Да.

— А почему так?

— Потому что я большой и взрослый.

— А я тоже большая.

— Нет, ты еще сопля.

— Сопля тоже имеет право голоса!

— Нет, сопля не имеет права голоса.

— А что может сопля?

— Вылетать из носа в раковину.

— Нет, я все-таки полежу рядом!

Томка не уступала. Несмотря на мои попытки скинуть ее с дивана, она вгрызлась намертво, как русский солдат в мерзлую землю на безымянной высоте. И тоже глядела в потолок, копируя мое выражение лица.

Прошло пять минут.

— Пап, а чего мы лежим?

— Мы ленимся.

— А долго мы будем лениться?

— Не знаю. У папы апатия.

— А у меня?

— У тебя не бывает апатии. У тебя есть дела.

— Какие?

— Сейчас придумаю.

— Нет, не надо. Давай я лучше буду с тобой тут лежать.

— Валяй.

Прошло еще пять минут. Томка слишком энергична, чтобы впустую тратить время с безвольным отцом.

— Какая скучная у тебя эта апатия, пап! Пойду лучше кино смотреть.

— Какое?

— «Рассвет мертвецов». Что-то давно я их не смотрела.

— Может, «Смешариков»?

— Сам смотри «Смешариков», раз у тебя апатия. А у меня апатии нет.

Она свалилась на пол, но тут же шустро вскочила на ноги и помчалась в мой кабинет. Там у меня оборудован кинотеатр с большим телевизором, и Томка неплохо управляется со всей этой техникой и дисками. Впрочем, есть надежда, что «Рассвет мертвецов» она не найдет, потому что он хранится на компьютерном носителе. Я этот фильмец из интернета скачал.

Я лежал и слушал звуки, доносившиеся из кабинета. Так, телевизор включен, плейер блю-рей тоже, усилитель и акустика запустились. Слышно невнятное сосредоточенное бормотание дочери. Она часто говорит сама с собой. Сперва меня это напрягало (особенно если вспомнить наши визиты к психологу в одном семейном центре), но, прислушавшись к речам, я успокоился: дочь всего лишь сочиняет истории и проговаривает их сама себе. Будущий писатель. Или актриса.

Так, пошла заставка фильма — «Юниверсал», тревожная, да еще и на приличной громкости. Сомнения отпали: Томка справилась с навигацией по содержимому жесткого диска и откопала «Рассвет». Вот пошли сцены в больнице. Вот главная героиня, медсестра, вернулась домой к своему парню по имени Луис. Вот уже раннее утро, и инфицированная соседская девочка Вивьен врывается в спальню и вгрызается в Луиса, как в кусок говядины. Тот, разумеется, спустя пару минут воскресает в виде монстра и нападает на собственную подружку. Маленький городок стоит на ушах. А вот и открывающие титры под Джонни Кэша и его роскошную «Man Comes Around»! Кстати, очень классные титры, стильные, вызывающие. Да и вообще фильм удачный, хоть и римейк на классику Джорджа Ромеро…

Ладно, пора заканчивать этот киноманский выпендреж. В первый раз Томка проглотила «Рассвет мертвецов», как иные дети глотают шоколадные батончики. Но это было год назад. Сейчас ей шесть с хвостиком, и она уже начинает понимать происходящее на экране. Мне ее бессонные ночи и лишние неврозы ни к чему, каким бы продвинутым папой я ни был.

Я со вздохом поднялся с дивана и направился в кабинет. Мои выводы оказались верны: Томыч не сидела перед телевизором, а пряталась за дверью, держась за косяк. Все первые сцены фильма она просмотрела из укрытия.

Взрослеет девочка.

Я выключил фильм.

— Милая, все-таки подумай насчет «Смешариков». Ну, или «Историю игрушек» возьми.

Она вздохнула, но согласилась. Впрочем, не без ремарки:

— Все равно кровь не настоящая. Я же знаю, это грим, а мертвецы — живые актеры.

— Да, родная, это кино. Все ненастоящее. Только какой же смысл в том, чтобы включать фильм и прятаться за дверью?

— Смысл в том, чтобы бояться.

Апатия не прошла. Я слонялся по квартире, перебирал какие-то старые документы. Зашел на кухню, выпил воды. Высосал полный стакан, посмотрел на него, наполнил снова и выпил до дна. Забрел в ванную комнату, засунул голову под холодный душ. С минуту стоял над ванной, смотрел на стекающую с меня воду.

Черт знает что.

Я не устаю завидовать своей шестилетней дочурке. Непотопляемый утенок. Несгибаемый человечек. Оптимистка и чертенок. Болтушка. Вертихвостка. У нее всегда хорошее настроение (а может, я просто иногда подслеповат на оба глаза?). Если она грустит, то так же искренне и с полной самоотдачей, как и радуется. Не помню полного штиля.

Как бы у нее научиться?

Из коматозного состояния меня не вытащил даже звонок матери.

— Привет, мой хороший! — ласково проворковала бывшая учительница физики Софья Андреевна Данилова. — Томка с тобой?

— Где же ей быть в субботу утром?

— Уже три часа, какое утро.

— Три?!

Я бросил взгляд на настенные часы гостиной. Действительно, десять минут четвертого. Где я проторчал весь сегодняшний день?!

— Если Томыч с тобой, может, приедете в гости? — предложила мама.

— Борщик будет?

— Будут отбивные.

— Неплохо.

Мама взяла небольшую паузу, но я был слишком измотан бездельем, чтобы уловить смысл. Впрочем, гадать особо не пришлось.

— И еще у меня к тебе дело… если ты не очень занят.

— По счастливой случайности, не занят.

— Ты, наверно, помнишь Нину Ивановну Захарьеву? Мы с ней очень тесно общались, пока я работала в школе.

Я что-то промычал в ответ, надеясь, что это прозвучало утвердительно. Хотя, честно говоря, не помню я ни Захарьеву, ни Коломейцеву, о которой мама иногда рассказывала за ужином. То ли это ее подруги, то ли бывшие коллеги, то ли соседки, черт их разберет.

— Знаешь, у нее, оказывается, племянник погиб. Он у нее один близкий родственник оставался. Всех уж перехоронила.

— Ох…

— Да, представляешь! Зимой, перед самым Новым годом, разбился на машине. А мы и не знали. И ведь сама ничего не сказала, дуреха! Хоть бы подошли, поддержали.

— Да, мам, это грустно.

Я не знал, как побыстрее закончить разговор. Дурацкая врожденная интеллигентность.

— Так вот, Антош, об этом я и хотела с тобой переговорить.

— О гибели племянника?