НЕ ГАДАЙТЕ НА РОМАШКАХ. Книга 3. СЕМЕЙНАЯ КРЕПОСТЬ. - Людмила Сурская

Мать задохнулась от возмущения: - Нет, вы слышали этого обалдуя...

- Распределили куда, красавчик? - не вытерпела Лизавета, попробовав переключить рычаги на деловую волну.

- Потом, потом, - отбрехался он, - а сейчас гуляем. - Мам, ну что за сырость?!

- Это от радости, сынок, за тебя, за нас. Сколько с тобой наплакались совсем по другому поводу, а это лёгкие слёзы. Всё, всё не шипите, пошли к машинам. Николай Николаевич, куда едем?

Профессор засуетился:

- Я покажу, вы только не отставайте.

Мужики наскакивая на Бугра с поздравлениями устроили кучу малу. Народ чтоб не получить нечаянных тумаков отступил и из отдаления посматривали на всю эту мужскую карусель. Когда мужичьё обнимается лучше не лезть.

- Мужики, - стиснул друзей в своих железных объятиях Роман, - поверить не могу, я его добил и ещё на "отлично". Дашуня говорила, что у меня есть потенциал и я всего на всего лишь лентяй, а я сомневался. С ума от всего этого можно сойти... Димка, ты готов? Ждёт нас теперь дорога дальняя и не простая...

- Путешественники, жёнам не забудьте сообщить, - пробурчал Миша, не разделяя их ребячьей радости.

В пылу сборов никто особо не обратил внимания на знаки, подаваемые то Димой, то Ромкой. Тайна, безусловно, была, но Дашу это не насторожило. Ничего общего и опасного у этих двух совершенно разного направления деятельности людей быть не могло, решила она. И была ох как не права. Ей бы насторожиться, выпытать у них секрет. Но упоённая радостью, счастливая, с шутками и праздничной суетой, она вместе со всеми села в машину. За стёклами от многократного беспокойства взвилась пыль и серым грязным облаком понеслась за автомобилями, стараясь догнать и напакостить за беспокойство. Николай Николаевич вывел колонну за город к берёзовой роще. Выбрав по ходу движения поляну, заторопились из машин. Все пылали не только возбуждением и нетерпением, но желали перекусить. С ходу разминаясь, потягивались.

- Красотища!

- А воздух!

- Разгружайтесь. Хватит время впустую тратить. Ещё насмотритесь на эту экзотику. Березняк, он и есть березняк. - Торопил Фёдор Егорович. - Накрывайте "полянку", чтоб глаз радовала, а то горло пересохло.

Поздравляли всех подряд и виновника, и родителей, и жену. Пропустив пару рюмочек коньяка и чинно просидев час, Роман сгрёб Дашу к себе на колени. Пристроив голову на её плечо, почти мурлыкая, он крепко прижимал жену к себе. Расслабленная счастьем Даша в раз насторожилась. Ага! Рюмку поднимает, чокается и не отпив, ставит на место. Что-то не так, перешла в уверенность насторожённость. "Роман и так никогда не напивается. Физически это сделать нелегко, да и не большой любитель свинячего похрюкивания, но чтоб отказывался пить совсем, с друзьями и в хорошей компании, это уже гляди в оба, Дарья", - дёргала она себя. Минутой позже успокаивая, приводила массу аргументов на свои догадки, представляя их не иначе, как ошибку. "Вроде всё, как надо. Зря только головную боль себе нахожу, - посматривала она на хохочущего Бугрова. - И всё же, что-то не так? Сердце не обманешь". Сильные руки мужа в нетерпении пронеслись по телу, горячие губы жгли мочки ушей, шею. Обычный Бугровский хоровод.

- Ты вкусно пахнешь, карамелька. Идём, погуляем, - покусал он ей и так горящее ушко, нырнув рукой под блузку на спине.

"Всё проще, - облегчённо перевела дух она. - Просто Роман, как всегда, загорелся, а я-то подумала, безумная, невесть что". А Бугор смотрел на горящую от его ласк жену и удивлялся её смущению: год же прошёл, а она так и не отучилась краснеть. Извинившись, они направились к берёзам. Шутки ребят догоняли в спины, разбиваясь о наглость Бугрова.

- Оставьте вы их в покое, его старость и то, я не очень уверена, что остановит. - Заступилась за сына Зинаида.- Это порода ненормальных, а уж он особенно ненормальный.

Бугров с усмешкой поблагодарив мать за бесполезные старания в шлифовки его морали, от курса не отклонился. Спустившись в ложбинку, заросшую папоротником, Роман выпустил джина страсти на волю...

- Ромаша, что с тобой? - стонала под его руками Даша. - Я еле жива.

Бугров не отпуская своих клещей, как это было обычно после своего усердия, наоборот прижал её так, что не вздохнуть. Он не юлил. Сказал правду.

- Прости, малыш, прости. Хочу, насытится, на год. Как я без тебя буду?

"Что он такое говорит?!" Онемевшая Даша, не в силах сдержать холодную дрожь, встряхнувшую тело, чтоб не стучать зубами, промолчала. Да и рот сковало клещами, губы не разодрать. Дав ей отойти от сногсшибательной новости продолжил:

- Я уезжаю на год в Югославию. Детка, ты доучишься, к твоему выпуску я точнюсенько буду. Ради Бога, не молчи и не отговаривай. Настоишь, я останусь, но это буду уже не я.

- Не молчу, - пришла наконец в себя Даша. - Тебя слушаю. Отговаривать не собираюсь, люблю тебя таким, какой ты есть. Всегда пойму и помогу.- И почувствовав его вздох облегчения, продолжила.- Просто сказать надо было раньше, я своего Бугрёнка бы завела, личного. Кровиночка твоя осталась бы рядом со мной. Мне б было чем занять время. А волноваться буду, как же иначе, милый. Ты едешь туда, где всякое может случиться.

Напряжение сошло с лица и он улыбаясь принялся нежить её топя в горячем шёпоте:

- Цыплёнок мой, ничего не случиться. Ребёнок у нас ещё будет, а пока порхай вольной птичкой, доучивайся. Если суждено чёрной метке выпасть, то это даже лучше, что ты одна. Начнёшь всё сначала.- Даша переборов изумление так рванулась, что он применив силу в её пленении, захохотал:- Тю, не дерись. Я пошутил, малышка. Разве могу тебя кому-то отдать. Я вернусь. Я непременно вернусь. Помни: корабли всегда возвращаются в свой порт. Мой порт ты. Я вернусь отовсюду. Жди.

- Уже жду.

Безумный поцелуй опалил её.

- Хорошо, что ты у меня такая умница. Спасибо, детка!

А Дарья прижав его к земле звенящим от перенапряга голосом просила:

- Обещай, непутёвый, при серьёзных ранениях не будешь скрываться и прятаться. А уж накладывать на себя руки, упаси тебя Бог. Ты мне нужен любой и без рук, и без ног, и без всего остального, - почти шёпотом, закончила она. - Прошу тебя, обещай.

- Я хочу умереть только на твоих руках, любимая.

Дашка задохнулась от нежности, которой он осыпал её.

- Любимый мой мужчина, мне будет трудно жить без тебя, - шептала от смеси нежности, страха и тоски Даша.

- Лапонька моя, - млел Бугор на груди жены. Бремя разлуки давило. Думал - в мужике, конечно, пятьдесят на пятьдесят семьи и дела, но малышку покидать не просто жаль, но и страшно.

Продолжение могло быть как долгим так и безумным, с Бугрова станется, а Даша просто не владела собой. В себя их привёл голос Громова. Гудящий в кронах деревьев он оторвал их друг от друга.