Прощай, Лоэнгрин! (СИ) - "Voloma"

Среди людей, вовлеченных в программу защиты свидетелей давно ходил миф о киллере, которого за неимением более точного имени, пусть даже вымышленного, звали Финис. Никто толком не знал, был ли это мужчина, или женщина. Только одно известно наверняка — это был одиночка.

«Финис» с латыни переводилось, как — конец, финиш. Трудно спорить! Точно, последний кого увидишь, хотя, я сомневаюсь, что такой профессионал, позволить раскрыть свою личность, даже будущему покойнику.

Мой куратор, которого я видела со спины в темном помещении, дал мне четкие инструкции безопасности обмена информацией с ним. И здесь условность — Зеро. Но я, как большой киноман, упорно называла его Зорро.

Он сказал, что никому доверять нельзя и если когда-нибудь я получу очередной билет, с прикрепленным к нему листком бумаги, на котором будет самая короткая записка, в виде двух букв А Ф — мне следует бежать без оглядки, потому что помощи больше не будет.

Настанет, свобода в каком-то смысле.

На этот раз обошлось.

Эта мысль выбивает из меня нервную ухмылку.

До чего же я свыклась со своим положением, что принимаю за счастье продолжение этого кошмара. Перемены всех страшат, я не исключение.

Рассуждения хоть как-то отвлекают меня от жуткой вони и ледяной воды.

Шестнадцатый люк, петляния по лабиринту канализации и наконец-то свежий воздух. Я очутилась на поверхности, жадно дыша. Сильно хотелось кашлять, но даже в темном, пустынном проулке, это непозволительная роскошь. Я протянула руку и нащупала кирпичную стену справа, двигаясь едва ли не на ощупь, чувствую, как через десяток шагов, пальцы зацепились за широкий выступ.

Внизу, была ниша, в которой я и спрятала сумку с чистой одеждой. Пропитанные сточными водами штаны, тут же отправились в мусорный бак. Потрепанный черный спортивный костюм на утеплителе, быстро согрел на осеннем морозном воздухе. Спасательная темная лыжная шапка скрыла волосы. Я проверила билеты, еще раз прочитала свое имя — Лора, чтобы скорее выработать к нему реакцию и решительно шагнула к свету уличного фонаря.

Предстоял путь в Дувр — город на юге Англии. Я сменила одежду, но на коже намертво засохла вонючая жижа. Я ловила на себе недовольные взгляды пассажиров парома, которым не посчастливилось находиться рядом. Лишнее внимание ни к чему, а потому согнувшись в невероятной позе над раковиной в крохотном туалете, я пыхтела сцепив зубы, намыливая ноги. Смывать пришлось холодной водой. Опять!

В Дувре мне предстоит сесть на паром до Кале, но не Франция была моим пунктом назначения. За билет, скрипя сердцем пришлось выложить почти пятьдесят евро. Скромные «командировочные» сразу сократились на четверть.

Я поморщилась!

Никогда не любила французский и большие траты.

Лора Диони по легенде направлялась в крохотный немецкий городок. Деревушку, если угодно — Швангау, чтобы приступить к работе уборщицей в местном музее.

Название ничего мне не говорило. Работа не пугала. Опасность явно осталась позади, и внутри растекалась усталость, вперемешку с досадой.

Если меня «убирали» из Лондона, значит показания против Отернея давать не придется в ближайшем будущем.

В автобусе меня окончательно сморило, но только после того, как я внимательно осмотрела немногочисленных пассажиров, в основном спящих, пока шла на заднее сиденье.

Я прожила еще один день. Неплохо для принцессы!

Франция встретила меня проливным дождем, так что я подсчитала свои скудные сбережения и решила не экономить на такси до аэропорта. В Мюнхене меня должен будет встретить человек с новой работы, по крайней мере так значилось в инструкции, а значит небольшой комфорт мне не повредит.

Хорошо, что аппетит отбило намертво на ближайшие два дня.

Германия это благословенный край педантичности, пива и сказочных замков. Пирожные здесь днем с огнем не сыщешь, так что диета будет ослаблена.

Не питая особых надежд относительно личной жизни, я была охвачена исключительно женской патологической тягой к стройной фигуре, которой и похвастаться было не перед кем. Оправданием служила необходимость быть готовой к физическим нагрузкам, например, как сегодня.

Легкие мысли должны были перебить мое скверное настроение. Помимо гастрономических открытий, мне предстоял очередной период ассимиляции, и среди прочего пугала необходимость беспрерывно быть на чеку и подозревать всех и каждого.

Не самая приятная обстановка для заведения дружеских связей.

За неимением медикаментозного метода борьбы с полу депрессивным состоянием, я успокоила себя тем, что всегда гналась за вольной жизнью и путешествием, потому что рутина меня пугала, чуть ли не до рвоты.

Моя «работа» дарила свободу, которую я только сейчас начинала ценить.

В аэропорте, глубокой ночью гомон и суета не смолкали ни на секунду. Чтобы найти более менее укромный уголок, я потратила почти все время, что было до вылета.

В половине шестого утра, я чувствовала себя полноценным зомби и способность подозревать притупилась. Кромешная тьма ночного мюнхенского неба была очень похожа на ту, которая накрывает с головой, когда смыкаешь глаза.

Экстренная эвакуация означала только одно, что Финис был где-то рядом. Я убеждалась не раз, что после таких переполохов стоит проследить за местными новостями и точно проскользнет сюжет о гибели человека: вполне обычного и не приметного. И полиция будет метаться между тем, чтобы определить смерть, как естественную или причиненную по злому умыслу.

Практически всегда, вердикт выносился в пользу первого варианта. Зорро много раз напоминал о том, что убийца любит обставлять свое дело, как несчастный случай.

Расклад, как не крути, мрачный. Но я точно знаю, что настанет день, когда я получу послание, в котором не будет билета, а только одна записка с пожеланием мне удачи. Условный сигнал тому, что теперь я свободна и выхожу из программы, потому что ничего хорошего мне не светит и обвиняемый выходит из воды сухим, безнаказанным.

Вот тогда, мне и пригодятся мои сбережения, которые копятся на банковском счете. Доступ в нему я могу получить из любой точки мира. Это мой парашют, чтобы свалить из личного ада.

Тяжелый вздох я проглотила и перечитала записку с инструкцией еще раз. Меня должна была встретить некая Хильда Гроссмахт.

Я медленно шла в потоке пассажиров, вливающихся в зал аэропорта. Смешение языков постепенно перерастало в монотонный и мягкий немецкий, обманчивая плавность которого легко трансформировалась в лающий, если доходило до ссор и ругани. На адаптацию уйдет не одна неделя, но мозг явно опережал непосредственное осознание действительности, и я не заметила, как смысл долетающих до меня фраз легко воспринимался.

За постом паспортного контроля на меня накатилась волна апатии. На стенах, помимо информационных табло, были развешаны баннеры, на которых красовались многочисленные достопримечательности Баварии. Среди прочих красовался и знаменитый Нойншванштайн — замок Белого лебедя. Вряд ли в мире найдется человек, который не слышал об этом чуде. Даже компания «Дисней» взяла его, как образец для своей знаменитой заставки.

Завороженно разглядывая красочную картинку, я наконец-то заметила свое отражение, которое тенью уместилось на стекле, чуть левее замка. Правда, принцесса немного не дотягивала до стандарта, будучи в черной вязанной шапке, с увесистой сумкой на плече. С ейчас, я полностью соответствовала фотографии, которая красовалась на новых документах — тусклая блондинка.

Ну, хотя бы вернулась к своему натуральному цвету волос. Парики к этому моменту я уже люто ненавидела.

Организм явно был истощен, а в носу творилось полнейшее безобразие, грозящее в скором времени разразиться насморком, но взгляд, все же, зацепился за табличку с фамилией Диони, которую держала блондинка.

Наверное, я очевидно выразительно на нее смотрела какое-то время, потому что скучающих взгляд прошелся по мне оценивающе. Так умеют смотреть только женщины: оценивающе и немного тревожно, словно оценивают потенциальную соперницу. Саркастическая улыбка расцвела на породистом лице. Значит, оценка по десятибальной шкале опасности не дотянула и до тройки.